Турист поневоле (СИ) - Большин Сергей Артурович

Однако и ему захотелось принять участие в общении, он спросил, чем девушки занимаются. Выяснилось, что они «учатся в универе на вечернем и работают менеджерами в крутой фирме».

– Менеджерами? Что это значит? – озадачило Петра очередное малознакомое слово, явно иностранного происхождения.

– По-русски это приказчик, – подоспел с переводом Николай, – сейчас, дружище, наша экономика и почти вся жизнь протекают в адаптированном переводе с американского английского. Раньше была секретарь в приемной, теперь – офис-менеджер; раньше разнорабочий в торговом зале раскладывал товар по полкам, теперь это – мерчендайзер; раньше был командир штаба ударной комсомольской стройки, теперь – менеджер проекта… Сочиню тебе краткий советско-российский толковый словарь, иначе перестанешь меня понимать.

– Такое впечатление, что мы находимся под оккупацией: цены в долларах, речь наполовину их, фильмы американские, телевидение американское, музыка американская… Они нас силой захватывали или мы сами сдались?

– Сами, конечно. Зачем нас захватывать, если вместо «ветра в лицо» и «вновь продолжается бой» они предложили «брать от жизни все». Мы спросили, где брать? Они говорят: у нас, все у нас. Мы и стали брать все. Вкусно, сытно, красиво, удобно…

- Именно. Свиней в хлеву тоже сытно кормят…

– Мальчики, – напомнил о себе один из ангелов, – вы к нам вернетесь, или мы пойдем? Вы, похоже, сами справляетесь.

Дома девушки сразу попросились в душ. Пока они его принимали вдвоем, Николай распределил, кто кому, и пары разошлись по комнатам.

Петру ситуация была непривычной: никаких танцев в темноте, жарких поцелуев по углам дивана, никакой борьбы с руками, пробирающимися к застежке бюстгальтера, никаких вопросов «может, не надо?» и заявлений «уже поздно, мне пора домой»… Все по-деловому, ясно и честно: ты – моя женщина, я – твой мужчина. Такого гладко эпилированного тела, такого качественного по технике секса у Петра раньше не было, но что-то его смущало.

Он вспомнил своих лохматых комсомолок. В их страсти и страхах, стонах и смехе почти всегда присутствовала попытка любви, которая с сегодняшней гладкой девушкой в принципе не подразумевалась. Они занимался эротической физкультурой, где слово «любовь» так же неуместно, как татуировка с профилем Сталина на плече английской королевы.

Так ему казалось. Впрочем, вполне возможно, что он просто устал и не успел привыкнуть к новому миру и его нравам.

В конце концов Петр заснул.

[1] – напоминаю читателю, что события происходят в 2009 году, в те времена курили практически везде.

[2] – оперативные комсомольские отряды дружинников (ОКОД) были созданы в 1964 году, в первую очередь занимались борьбой с уличным хулиганством, пьянством и беспризорностью среди несовершеннолетних, а также различными мелкими правонарушениями, например, в торговле. После 1979 года состав ОКОДов стали пополнять "афганцы", что сильно укрепило их, но одновременно и привело к перекосу в сторону банального "махача" с гопниками в подворотнях.

[3] – заведующий организационным отделом. Формально должность в партийно-комсомольских органах была сродни позиции менеджера среднего звена, но на практике заворги были влиятельными фигурами, так как на них лежала вся кадровая работа, в т.ч. формирование кадрового резерва.

[4] – роман А. и Б. Стругацких, вышедший в 1963 году, описывающий недалекое будущее погрязшего в потребительстве общества.

Глава 5

В 11 утра Николай растолкал Петра, предупредив, что ждет на кухне. Он держался сурово.

– Петя, хочу поговорить о твоем будущем. Ты уже думал, как будешь жить дальше?

– Думал, но пока никаких идей.

– В таком случае у меня есть предложение. Сегодня в ночь я уезжаю, предлагаю тебе ехать со мной. Решать нужно прямо сейчас.

– Куда едешь?

– Кто меньше знает, тот не только крепче спит, но и дольше живет.

– Почему так загадочно, не доверяешь?

Николай криво усмехнулся, но промолчал. Потом он также молча подошел к сверкающей дорогим пластиком и никелем кофе-машине. Обнаружил, что в машине закончилась вода, достал из недр кухни пятилитровую пластиковую бутылку воды и налил ее в машину.

- Кофе будешь? – спросил он Петра, тот кивнул, - Какой?

- Что значит, какой? Понятное дело, не растворимый, ты же в этой дуре готовить собрался, значит будешь варить. Получается, выбора у меня и нет, буду как и ты черный сваренный кофе. Только, если можно, мне покрепче.

- Ты мой наблюдательный! Только эта машина разный кофе может варить – эспрессо, американо, капучино, латте… так, спокуха! – отреагировал Николай на попытку друга задать вопрос, - Тебе у нас еще долго бултыхаться, так что время разобраться в видах кофе будет. Я тебе двойной эспрессо сделаю.

Николай молча хлопотал вокруг кофейного аппарата, а Петр терпеливо ждал продолжения, понимая, что услышит сейчас что-то очень важное.

– Доверяю ли я тебе? – продолжил, наконец, Николай, - Хоть ты так неожиданно свалился мне на голову, сейчас совершенно ясно, что только тебе одному и могу доверять, поэтому зову с собой. А не говорю, куда, потому что некоторые могут так спросить, что не сможешь не ответить. Абреки-коллекторы, например. А когда ничего не знаешь, то и сказать нечего.

– Постой, ведь ты им обещал, что в понедельник...

– Поэтому и нужно уезжать сегодня.

– Сбегаешь?!

– Я же говорю, догадливый.

– А куда?

– Опять – двадцать пять! Говорю тебе: меньше знаешь, тебе же спокойнее. К вечеру привезут твои документы, будешь гражданином нэзалэжной Украины, как привезут, сразу и отчалим. А то ты сейчас как Паниковский – человек без паспорта [1].

– Точно, паспорт у меня дома остался… там.

– А хоть бы и с тобой был, советский серпасто-молоткастый [2] давно не входу.

– Коль, вообще-то я хотел к своим поехать, Васю увидеть, Таню. С Васей бы я наверняка сумел подружиться, хотя, получается, он теперь старше меня…

– Он не старше тебя, Петя, – сказал Николай таким голосом, что сердце Петра ухнуло в бездну, где все черно и ничего не исправишь.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Вчера я не смог, - Николай запнулся, собираясь с духом, - ты такой был ошалелый от всего, это бы тебя… не знаю… но сегодня обязан…

– Не тяни!

– Ты вчера читал про войну в Чечне… Вася погиб еще в Первую чеченскую.

Петр закаменел.

– В 95-м его призвали в армию, из-за чего с Татьяной случился очередной приступ депрессии, она замкнулась и пару месяцев не выходила на связь, а позвонила мне, только когда его из учебки отправили в Моздок. Я хотел вытащить его оттуда, но было поздно. В первую же неделю Вася пропал без вести. Месяцев через шесть эти твари подкинули на наш блокпост его тело вместе с видеокассетой. На ней… было снято, как ему отрезают голову… – Николай как будто закашлялся, – извини… со словами, что так будет со всеми неверными русскими собаками, пока они будут топтать землю независимой Ичкерии. На теле у Васи не было живого места, полгода эти нелюди мучили нашего мальчика, целых полгода…

Николай сглотнул ком, по щекам текли слезы. Он отдышался и продолжил:

– Татьяна впала в кататонический ступор и не вышла из него, она теперь не человек – овощ. Я устроил ее в хоспис, оплатил пожизненное содержание, за ней очень хорошо ухаживают. Я регулярно проверяю.

– Мне нужно побыть одному, – бесцветно произнес Петр и ушел в кабинет.

* * *

Николай выждал час и вошел в кабинет. Петр сидел на диване, глядя в никуда.

– Ты как? – тихо позвал Николай. Глупый, конечно, вопрос, но никакой другой на ум не пришел.

– Нормально, - бесцветно отозвался Петр, - Сделай, пожалуйста, еще кофе, я сейчас приду.

Петр появился минут через двадцать, вошел и молча сел.

– Кофе остыл, подогреть?

– Не надо, спасибо.

– Петь, сейчас ты мне не поверишь, но услышь, время лечит. Я по себе знаю. Прошло уже много лет, боль никуда не делась, но притупилась.