Предварительные решения - Сурмин Евгений Викторович

– На сегодня, думаю, хватит, вижу, у тебя уже мозг вскипает. Давай, Иван, иди к своим товарищам. Мы с тобой еще не раз поговорим.

– Да, пойду, Рашид. Ой, извините, товарищ комиссар.

– Ничего страшного. Мы тут одна большая семья. А уж коммунисты вообще, – Комиссар показал Ивану крепко сжатый кулак. – Беги.

Далеко убежать у курсанта Жукова не получилось: дежурный обрадовал его сообщением, что сразу после ужина его ждут в спортзале. Там он и провел оставшееся до отбоя время под чутким руководством самого Богомола. Похоже, руководство посчитало, что сегодня для Ивана лучше закончить день физическими упражнениями, чем вникать в тонкости теории больших и не очень взрывов.

Впрочем, насчет индивидуальности занятия не обманули, руками и ногами Иван намахался так, что по завершении тренировки минут десять просто лежал на татами, не в силах встать. Наверное, это было именно то, что нужно. От всех вопросов дождавшихся его парней доползший до кровати Жук просто отмахнулся и уснул, едва успев накрыться одеялом.

Глава 3

А был ли мальчик…

Москва. Кремль. Начало февраля 1941 года

– Здравствуйте, товарищ Сталин.

– Добрый вечер, Лаврентий. Проходи, присаживайся.

Нарком внутренних дел прошел к длинному дубовому столу, обитому зеленым сукном, и, положив перед собой толстую канцелярскую папку, сел.

– Не будем терять время. В феврале прошлого года я тебе поручил собрать информацию об одном человеке и дать ответы на следующие вопросы. Кто он? Можем ли мы ему доверять? И можем ли мы доверять его прогнозам?

Нарком начал подниматься, по привычке одергивая полы кителя, но вождь махнул рукой, разрешая не вставать.

– Сидя докладывай.

– Хорошо, товарищ Сталин. Разрешите тогда, я только мельком коснусь его биографии, а подробнее остановлюсь на моментах, которые выбиваются из обычного хода событий. Если можно так сказать, на странностях майора Самойлова.

– Докладывай, как тебе удобнее, Лаврентий. Думаю, странностей на нем, как блох на дворовой собаке, вон ты сколько бумаг принес.

– Хорошо. Дело особого контроля один дробь сорок, фигуранту присвоен псевдоним «Ямщик». Виктор Степанович Самойлов, тысяча девятьсот шестнадцатого года рождения. Русский. На данный момент вдовец. Родился и проживал на самом юге Тобольской губернии. В деревне Бородинка, находящейся в сорока верстах севернее Омска [19]. До девятнадцати лет ничем особым себя не проявил. Парень как парень. А весной тридцать пятого у него на глазах сгорает вся его семья и семья родного дяди. Сам Виктор спасся чудом, отец его за гармонью послал.

– Так сильно горело, что никто не спасся?

– Скорее всего, поджог. Дом облили керосином, а дверь чем-то подперли снаружи. Было следствие, но виновных не нашли.

– Продолжай.

– Парня видели уходящим в лес. Но сразу не остановили, не до того было, пытались потушить пожар; потом поискали двое суток, не нашли и бросили. Решили, что рехнулся с горя, да и сгинул в лесу. Мало ли, медведь задрал или сам на себя руки наложил. Пять дней его не было.

– А сам он что говорит по этому поводу?

– Сам Самойлов рассказывал, что ничего не помнит, как в бреду был. В себя пришел километрах в десяти от деревни. Стоя в каком-то озере по колено в воде. Еле дорогу назад нашел. Но вышел удачно, прямо к дому на краю деревни, где вдовый охотник с дочкой жил. Да еще так удачно, что дочку без лишних разговоров на сеновале повалял. По словам свидетельницы, сначала чуть ли не силой уволок.

– Лаврентий, ты мне про всех, кого он валял, докладывать собираешься?

– Нет, товарищ Сталин. Но эта девушка, Екатерина Тихонова, дождалась, когда он училище закончит, и стала его женой. А уговорились они с ее отцом в тот же день. Потом Виктор навестил семью отцова двоюродного брата Афанасия. Деревенских это удивило: братья хоть и не враждовали, но друг друга недолюбливали. С другой стороны, парня понять можно, в одночасье остался один, тут и самому дальнему родственнику рад будешь. Для чего я так подробно рассказываю. Многие из тех, кого опрашивали мои сотрудники, отмечали, что Виктор был как полоумный. Людей не узнавал, путал имена, какие-то простые вещи забывал. Даже ходил по-другому, походка дерганая была. Лицо кривил, почти не разговаривал. Думали, окончательно с ума сошел. Но Самойлов оклемался, оставил родственникам дом со всей скотиной и – утварью, а за это попросил помочь поступить в Омскую военную школу.

– Так сгорел же дом?

– Сгорел дом дяди, Ермолая Самойлова, но и там только изба сгорела, остальное отстояли. А Степан с Ермолаем, в отличие от Афанасия, не бедствовали.

– Думаешь, это он поджог устроил?

– Не знаю. Виктор им претензии не предъявляет, даже в отпуск на родину ездил несколько раз.

– Значит, говоришь, чуть с ума не сошел, никого не узнавал, а потом оклемался. Хорошо, Лаврентий, продолжай.

– Далее учеба в Омском военном училище имени Фрунзе [20]. На первом курсе – тихоня, молчун, который все время проводит или в библиотеке, или в спортзале, на последнем – уверенный в себе авторитетный командир. В этот временной промежуток я бы обратил ваше внимание на три аспекта. Первый как раз касается библиотеки. Курсант Самойлов очень много читал. Я бы даже сказал, феноменально много. По словам библиотекаря, с которым общался очень компетентный в вопросах дознания человек, на первом курсе Самойлов акцентировал свое внимание на периодике. Чуть ли не с карандашом в руках изучал газеты и журналы. Причем читал бегло, настолько, что библиотекарю показалось, что курсант только делает вид.

– Библиотекарь ошибся?

– Да. Разговоры на тему прочитанного показали, что Самойлов действительно успевал прочитать и усвоить написанное в газетах. Кстати, еще одна странность: читал он быстро уже на первом курсе, а вот пером владел отвратительно, предпочитал пользоваться карандашами.

– Товарищ Сталин тоже предпочитает делать пометки карандашом, а не пером. Что на это скажет товарищ Берия?

Могущественный нарком на секунду сбился, не зная, что ответить на такой вопрос, но, уже достаточно хорошо изучив характер собеседника, понял, что товарищ Сталин не собирается ловить его на несоответствиях, а просто пытается прояснить не совсем понятные для себя моменты.

– Конечно, наносить пометки на полях книги и тем более на карте удобнее карандашом. Но тут немного другое. Он не научился быстро читать за первый курс, он умел это еще до поступления в училище. Его однокурсник, старший лейтенант Денников, запомнил один случай, произошедший в первую неделю учебы. Кто-то из заводил учебной роты увидел, как Самойлов уткнулся в журнал, и ради шутки сказал: «Чего про себя-то читаешь, нам тоже интересно, давай вслух». А так как у всех сложилось впечатление, что Тихоня, так его прозвали, не только говорит плохо, но и читает наверняка так же с трудом, то этот вопрос показался некоторым очень забавным. На Денникова тот случай произвел настолько неизгладимое впечатление, что он запомнил не только название журнала, но и рассказ, который читал Самойлов [21].

Иосиф Виссарионович приподнял бровь, требуя разъяснений.

– Рассказ был фантастический, и речь в нем шла об универсальном транспортном средстве, летающем со скоростью пятьсот километров в час, плавающем под водой, умеющим, как геликоптер, взлетать вертикально. Так вот, Самойлов по ходу чтения начал делать замечания, что в этом «геликомобиле» было устроено не так. По словам Денникова, остальные курсанты попытались с ним поспорить, но логика аргументов нашего фигуранта была железной. Например, зачем вам шкапчик с едой в кабине, если скорость пятьсот километров в час? А вот аварийный запас, где не только еда, но и медикаменты и оружие, надо делать на внешней стороне корпуса, а чтоб потоком воздуха не сорвало, прикрыть обтекателем.