ЮнМи. Сны о чём-то лучшем 2 (СИ) - Лукин Андрей Юрьевич

(***) — Сотни тысяч людей слушают его, подпевают и радуются. А несколько десятков хейтеров плюются ядом от злости по тёмным углам. Эй, придурки, вам не надоело?

(***) — Ага, так уж и сотни тысяч. Просто сыграло роль всеобщее воодушевление и праздничная атмосфера. Уверена, прозвучи тогда любое другое произведение — его восприняли бы так же.

(***) — Уверена она. Тебя, случайно, не Ким ЮЧжин зовут?

(***) — А как вам такой факт. Мой дядя на рыболовецком сейнере работает. Когда они заходили в порт Макурадзаки, он на берегу своими ушами слышал, как в одном из баров японцы пели эту песню — внимание! — на корейском языке! Японцы пели корейскую песню! Каково! И кто-то ещё смеет обвинять Агдан в отсутствии патриотизма. Идиоты.

(***) — Да что патриотичного в том, что япошки поют наши песни? Мне на них плевать.

(***) — Музыка, это то, что объединяет людей во всём мире. Дэбак, прописные истины приходится разжёвывать, честное слово.

(***) — Да не спорь ты с ними, не стоят они того. Просто зависть ни на что не годных бездарей к таланливому человеку.

(***) — Вот именно! А я горжусь тем, что Пак ЮнМи — кореянка.

(***) — SNSD — навеки! Агдан — отстой!

(***) — Уже не работает. Придумай что-нибудь посвежее.

(***) — В это воскресенье Girls' Generation и ещё несколько групп из агентства Чо СуМана дают большой концерт в Сеульском Арт Центре. И угадайте с одного раза, кто у них будет почётным гостем?

(***) — Хейтеры сдохнут от злости.

(***) — Говорят, но это не точно, что Агдан для SNSD какую-то очень хорошую песню написала. Вроде бы, она им обещала, когда они вместе на Чеджу отдыхали.

(***) — Как медленно тянется время. Я до выходных точно не доживу.

* * *

Исправительное учреждение "Анян". Утро

"А у меня повторить такой успех не получится, — думает Серёга, без особого воодушевления плетясь в столовую вслед за своими сокамерницами. — Просто потому, что в этом мире господин Чо ЁнПил вполне себе присутствует и творит, дай ему Гуань Инь долгих лет жизни. И песня его знаменитая давно и прочно стала неотъемлимой частью музыкального пространства не только Кореи с Японией. С одной стороны немного жаль, с другой — можно лишь порадоваться за местных аборигенов, которые знать не знают, что это такое — жить без песен "Come Back To Busan Port", "Leopard of Killimandjaro", "Mona Lisa", "Teahouse In The Winter", "Bounce", "The Woman Outside the Window" и многих-многих других. А та ЮнМи однозначно молодец, и аранжировка у неё получилась удачная, и момент для исполнения выбран самый что ни на есть подходящий. Дирижёр не просто так ей поклонился, хотя она с ним на репетициях и спорила чуть ли не до посинения. И только я знаю, что она произнесла вполголоса, обращаясь на самом деле вовсе не к господину Ли ДонСу. "Спасибо, маэстро" сказала она, искренне отдавая должное настоящему автору прекрасной песни".

Спустя некоторе время, уже ближе к отбою, Серёгу вдруг осеняет простая мысль, что ведь никто и ничто не мешает ему и здесь спеть "Come Back To Busan Port" в той аранжировке, которая ему приснилась. И что самое приятное — никаких плагиатов. Кавер он и есть кавер. Тем более что в таком шикарном варианте он эту песню ещё не слышал. Настроение у него сразу повышается и он засыпает с лёгкой улыбкой на лице.

Лежащая напротив БонСу смотрит на безмятежно улыбающуюся во сне Агдан. Свинья ей, что ли, снится*, думает она, и в который уже раз поражается тому, что эта странная девчонка даже в тюрьме ухитряется не падать духом и не терять в окружающей постылости надежду на лучшее.

*(Корейцы верят, что если приснилась свинья — это к удаче. Прим. автора).

(스물다섯번째꿈) Сон двадцать пятый. This is the life

Исправительное учреждение "Анян"

— ЮнМи, присаживайся, — говорит директриса. Затем, после небольшой заминки, продолжает. — Дело, видишь ли, вот в чём. У нас чрезвычайное происшествие. В блоке "С" одна заключённая угрожает покончить жизнь самоубийством, если мы не выполним её требования. Причём говорить она согласна только с тобой. Она тебя откуда-то знает… Впрочем, что это я. Здесь все тебя знают.

— Чего она хочет? — ЮнМи садится на стул, стараясь не показывать своего разочарования. Когда её внезапно выдернули из пошивочного цеха и повели к директору, она почему-то решила, что услышит совсем другие слова. Она решила, что директриса скажет ей: "Ты свободна, суд пересмотрел твоё дело и признал твою полную невиновность".

Ага, раскатала губу, называется.

— Она не говорит. Но кажется, причина в её семье. Что-то у неё, вроде бы, случилось с сестрой, вот она и психанула. Я, конечно, не могу тебе приказать идти к ней на переговоры. По правилам я вообще не имею право привлекать тебя к сотрудничеству в подобной ситуации. Но… В общем, если ты скажешь "нет", я пойму.

— Ну что вы, я согласна.

— Спасибо. Я была уверена, что ты не откажешься. Пойдём, пока эта дурочка там что-нибудь не учудила.

— Как её зовут? — спрашивает ЮнМи, когда вся компания — она сама, директриса и старшая надзирательница — останавливается у входа в санузел блока "С". Дверь открыта, за ней видны две охранницы, нервно мнущие в руках дубинки.

— Ким ШиХва, — отвечает НаБом. — Двадцать один год, карманница, рецидивистка, осуждена на пять лет. Первый раз отсидела полгода.

— Ну что, — говорит ЮнМи. — Я пошла. И это… Пусть все выйдут, чтобы она никого из вас не видела.

— Будь осторожна, — советует одна из охранниц. — Она вооружена и вся на нервах. Как бы не напала.

— Где она оружие ухитрилась достать?

— Да какое там оружие!.. Ножницы из цеха утащила, вот и всё её оружие.

— Убить можно и ножницами, — говорит НаБом. Вот блин, успокоила. Осознав свой косяк, директриса тут же поправляется: — Ну или поранить. Очень тебя прошу — будь поосторожнее. И помни — мы рядом.

Девчонка сидит на полу, в углу за раковинами. Взгляд затравленный, волосы растрёпаны, в правой руке ножницы, одно из лезвий которых она с силой вдавливает в углубление внизу шеи, которое, если ЮнМи не изменяет память, называется ярёмной впадиной. Даже смотреть на это страшно. И, кажется, уже выступила кровь.

К счастью, увидев, кто пришёл, она руку с ножницами опускает и сразу начинает беззвучно плакать. Слёзы нескончаемым потоком текут по щекам, капают на куртку, оставляя тёмные следы.

— Юна, спасибо… Спасибо тебе, что пришла… А-а-а-а!

Несколько секунд ЮнМи стоит в растерянности, не зная, что предпринять, затем присаживается рядом, и обнимает девушку за плечи.

— Ну всё, всё, — говорит она успокаивающе. — Я пришла, я здесь. Я ведь не могла не прийти, когда такое вот… Ты поплачь, а когда успокоишься, всё мне расскажешь. Если это в моих силах, я, конечно, помогу.

Ну что… Дело, действительно, в сестре. Есть, оказывается, у этой карманницы-рецидивистки тонсён. Ещё школьница. "Она нормальная, — торопливо убеждает ШиХва. — Это я такая дура, что второй раз в тюрягу угодила. А она хорошая, честно-честно. И талантливая. Учится хорошо. Нам хальмони помогает, только она совсем старенькая уже. А родители нас бросили. Они… Не хочу сейчас об этом говорить."

В общем, бабушка ШиХву активно не любит, что не удивительно, и навещать её в тюрьме отказалась категорически. На свидания приходила только сестра, которую зовут СоЮн.

— Она за полгода ни одно посещение не пропустила, — захлёбываясь слезами рассказывает ШиХва. — А тут уже два раза не пришла. И позвонить некому, и узнать не у кого. Ну, получилось так, это я дура виновата, не думала, что вот так всё может случится. Пронадеялась… Ты знаешь, Юна, я точно чувствую, что с ней что-то нехорошее произошло. Она бы никогда не пропустила свидание. Она такая ответственная. И меня по-настоящему любит… Может, она заболела? Может, она в больнице сейчас? А? Как ты думаешь?