Шломо Вульф - В обход черной кошки
«Позвольте… Мариночка, прости меня, но у меня такое чувство пока, что я — жертва грубой мистификации…Еврейский генерал!? О чем вы вообще мне рассказываете? Кто вы? Вы — русский? Я имею в виду — русский еврей? Где и когда вы родились?»
«Я привез с собой наш видеомагнитофон. Причем вместе с аккумулятором и преобразователем, так как у вас совершенно другой даже ток.» «У нас вообще видеосистемы давным-давно обходятся без электричества. И видео есть в каждом доме, все шестьсот миллионов российских граждан и жители всех наших колоний, даже в некогда диком Туркестане…»
«По… позвольте, сколько вы сказали русских в Соединенных Штатах России?» «Около шестисот миллионов. Вы же математик. Вот и примените формулу сложного процента. В 1917 году нас было около ста миллионов. Средний и, кстати, довольно умеренный естественный годовой прирост был около двух процентов. Вот и все. Что вас так поразило? На вас лица нет!»
«Андрей… в нашем мире сегодня от силы сто пятьдесят миллионов русских, из которых около ста двадцати живет в России… Ага, теперь челюсть отвисла у вас? Наберитесь терпения и посмотрите кассеты, которые уже видела ваша… жена. Кстати, я совсем забыл вас поздравить. У вас не просто изумительной красоты жена… Меня вообще теперь трудно удивить женской красотой, я насмотреться не могу на петроградок, после наших-то несчастных ленинградок… Но Мариночка, к тому же, удивительная умница у вас. Впрочем, наберитесь терпения. И — мужества. То, что вы увидите, покажется вам пострашнее любого триллера, адони…» «Не понял…» «Простите, это иврит.» «Иврит? Что это значит?» «Древнееврейский язык. Язык моей страны. Но — о моей стране потом. Пока о ВАШЕЙ. О вашей стране без черной кошки поперек пути той казачьей сотни…»
5.«Кто еще видел ваши кассеты? — с трудом спросил Мухин, когда погас наконец экран допотопного телевизора. — Лейканд?» «Слава был моим первым знакомым в вашем мире. Я попал сюда впервые в прошлом мае, как раз к военному параду в честь годовщины победы Антанты над Осью в 1918 году. И был ошеломлен боевой мощью СШР. Особенно меня поразила ваша бронетанковая пехота — шагающие машины, напоминающие циклопических черных тараканов. Они так маршировали по Марсовому полю, что заглушали барабаны огромного оркестра. Я тогда подумал — нам бы против арабов такие танки… А потом я увидел ваши самолеты, что поднимались бесшумно прямо с поля вверх и на высоте нескольких километров переходили на такой стремительный горизонтальный полет, что мгновенно исчезали с неба. А ваши совершенно непонятные мне какие-то спирали, вылетавшие из того, что у наших танков называется дулом! Бесшумно и сокрушительно… Тут ко мне вдруг подошел незнакомый человек. Он представился художником Лейкандом и сказал, что заинтригован непривычным на рутинных торжествах конца века выражением моего лица… Андрей, мы находимся в жесткой конфронтации со всеми нашими арабскими соседями. Проигранная война для нас означает очередную Катастрофу. Вы уже знаете, что я имею в виду… Помогите нам. Я помогу вам посетить Израиль, сведу с нашими генералами. Если вы покажете им ваши видеокассеты, как я вам прокрутил наши или, еще лучше, продемонстрируете им ваши спирали в варианте хотя бы стрелкового оружия, то нам удастся их убедить. Останется только заключить между нашими странами договор… получить хоть что-то из вашей технологии! Мы заплатим золотом, оно всегда в цене, не так ли?»
«Андрей, ради меня…» — прошептала Марина.
«Мне бы больше импонировало помочь вашей России…»
«Тессеракт пока только в моих руках, — помрачнел Фридман. — Ни в СШР, ни в нашей России, ни даже в Израиле никто о нем и не подозревает. А вы уже поняли, какое это страшное оружие само по себе. Ведь если существуют наши миры, то есть и другие, по сравнению с которыми СШР отнюдь не всесильный гигант. Рано или поздно возможна схватка измерений… Так вот, если вы не поможете Израилю, я палец о палец не ударю для вашей страны, которой рано или поздно потребуется моя помощь. У меня пока нет оснований помогать нашей России, которая скорее расположена… не к нам…»
«Боюсь, Арон, что и СШР не станет помогать Израилю. Особенно постараются фашистские депутаты. Охотнее они помогли бы вашим врагам. Чтобы избежать такого риска, ни о каком договоре между СТРАНАМИ не будем и говорить. Подождите вы так расстраиваться. Попробуйте-ка убедить меня. Если вам это удастся, Я САМ куплю пару тараканов, как вы их назвали. Не в России — сегодня они есть у всех. Если вы затем беретесь переместить их в ваше измерение, то в тот же день они будут на фронте… Проблема не в этом, а в том, что я вам пока все-таки, воля ваша, не верю… Как поверить в ТАКОЕ? В уничтожение трех четвертей моего народа!.. Короче говоря, я должен сам побывать в Израиле. Тем более, что вы настаиваете на том, чтобы я сам убеждал ваших генералов в возможностях располагаемой нашим миром техники… Пока я лично не поверю во все, что тут мы обсуждаем, все разговоры о практических шагах не имеют ни малейшего смысла, как вас там… адони…»
«Я совершенно согласен. Идеальный вариант, но для этого нам нужно добраться до вашей Британской Палестины, а я не умею пока перемещаться в пространстве, и у меня, простите… совершенно нет денег… Ни своих, ни, тем более, ваших. Реализовать в нашем измерении ваши товары не пока не удалось. Я, знаете ли, зарабатываю на жизнь маркетингом, но, тем не менее, коммерсант из меня никакой. То же, что мне дал Слава, ушло на съем этой квартирки, а потому…
«Да, Слава много не даст… — засмеялся Мухин. — Это одна из причин, по которой я, совсем, кстати, не антисемит, не верю принципиально в саму возможность существования где бы то ни было и когда бы то ни было какого бы то ни было Израиля. Деньги не проблема. Но надо продумать, как себя вести в Палестине с британской колониальной администрацией, надо подготовить для вас документы… Погодите… А переместите-ка вы сначала меня в гораздо более мне интересный ваш, как его, Ленинград…» «После свержения власти коммунистов он у них снова называется Санкт-Петербургом.» «Странно… Город переименовали в Петроград не большевики, а патриоты 1914 года. Назвать столицу России Петербургом можно только при условии, что Франция переименует свою столицу в Парижск. Впрочем, неважно. Если я увижу, что какой-то другой Петроград действительно существует, то там и об Израиле поговорим, идет?»
«Андрей, — нахмурилась Марина. — А я? Почему ты говоришь о своей экспедиции, если я твоя жена?» «Арон, для Марины это безопасно?» «Сама конверсия пока только улучшала мое здоровье. Даже ангина как-то прошла от смены измерений. Ну, а там… Риск, конечно, есть. И вообще надо приготовиться. Надо сначала мне самому на полчасика прямо сейчас купить вам с Мариной одежду. В таких нарядах вас тотчас отвезут в Гатчину — кКащенко. Я куплю что-нибудь простенькое, чтобы не выделяться из толпы. На это у меня тамошних денег, пожалуй, хватит.»
«Но нам для такой экскурсии надо наверное взять с собой золото, — сказал князь. — Или еще что-то, что можно в Питере обменять на тамошние рубли.» «Лучше на доллары.» «Доллары? Вы хотите сказать, что в вашем мире северо-американский доллар дороже рубля?» «Раз в тридцать.» «С ума сойти…» «И нужно какое-то оружие. Питер называют криминальной столицей Российской Федерации, хотя я лично никаких бандитов там не встречал.»
«Идите… или как там… за одеждой, я займусь золотом и оружием, — поднялся Андрей. — Встречаемся тут же через час.»
Глава 3
«Я совсем недавно открыл свое заведение, и это вся моя наличность, хотя за такую же брошь вам, пожалуй, отвалят у Финляндского вокзала втрое-вчетверо больше того, что дал вам я. Но если вы рискнете там показать золото… Они не только способны все отнять, но и… убить. Или, — кутающийся в меховую безрукавку пожилой продавец не сводил глаз с Марины, — или что-то много хуже, когда, как говорится, живые завидуют мертвым… Яне спрашиваю у вас, откуда вы приехали, но могу определенно сказать только одно — за все мои пятьдесят лет (А на вид все семьдесят, подумал Мухин) я не встречал женщины красивее вас. Как вас зовут? Прекрасное имя. Так вот, вам, товарищи, с Мариной появляться среди той публики просто опасно. Вы сказали, что вам нужны деньги на пару дней? Так вот моих рублей и долларов вам всем троим хватит на неделю, без, конечно, обедов где-нибудь в «Астории». Кстати, тут за углом, на Каменногорском проспекте есть довольно приличная пирожковая…»
«Я помню ее, — оживился Фридман. — На Кировском проспекте всегда были такие фантастически воздушные и душистые пирожки с мясом, а к ним подавался в чашечках такой бульон!..» «Я вижу, вы бывший ленинградец, — взгляд продавца наконец переместился с Марины на Фридмана. — И вообще сразу видно, что вы все все-таки иностранцы, хоть и одеты небогато, и говорите по-русски. И не из бедных, особенно вы двое. Так вот, прежнего Ленинграда нет, товарищи. Есть не очень благополучный и довольно опасный город, в котором я вам советую быть поосторожнее. И не показывать ваше золото, как вы сразу выложили тут мне. Господи, что это со мной, я ни на кого не могу смотреть, кроме как на вас, Мариночка…»
