Дмитрий Санин - Прекрасное далеко
Никто потом так и не смог сказать, где этот план «Дефинит Крусейд», математически выверенный до секунды, экологически совершенно безопасный, дал сбой. То ли командир ракетоносца, матёрый осторожный волчище, в последний момент сумел стряхнуть с хвоста охотников… То ли, напротив, пренебрёг долгом, и, наплевав на трибунал и последствия, отомстил за друзей с «Курска», послав назад «подарки». А может, затерялись на бескрайних просторах несколько неучтённых тяжёлых ракет, предусмотрительно припрятанных в рукав и неизвестных никому, кроме небольшого числа особо посвящённых людей — кто знает, возможно всё… Или просто задача оказалась сложнее, чем представлялась авторам плана, переоценившим себя. Но несколько десятков боевых блоков успешно прорвались, вспыхнув рукотворными солнцами над своими целями. Погибли миллионы. В наказание прилетели тысячи блоков. Погибли десятки миллионов…
Жестокий и циник скажут — закономерно и по заслугам. Так, кстати, потом и сказали. Просравшего своё — не принято жалеть. Особенно если он, издыхая, посмел запачкать окружающих радиоактивным дымом.
Спасти удалось немногих.
9Заорала мобила. Николай вынырнул из накатившего оцепенения. Он неохотно, с отвращением ответил: звонил шеф… Шеф нервничал, рвал, метал и грозно матерился, что Николай куда-то пропал. Казалось, его слюни долетают в ухо через радиоэфир. Николай вяло сказал, что по выходным нужно отдыхать — чем он и намерен заняться. Шеф тут же затих, успокоился, и ласковым тоном сообщил Николаю, что у него есть полчаса. Через полчаса он будет на объекте, иначе… Иначе он честно будет получать свои белые десять тысяч — и ни копейкой больше.
И тогда Николай его послал — открытым текстом, ясно, далеко — вместе со всеми его конвертиками. И выключил телефон.
Уехать с палаткой на недельку на Вуоксу? Чёрт возьми, это было заманчиво… Всех денег всё равно не заработаешь. Забросить удочки, сварить уху, выпить водки, вдосталь послушать, как орут соловьи и гуляет щука… А утром — зачерпнуть желе из ухи, трясущееся на ложке… Набрать с собой книг — вон их нечитанных, не меньше десятка уже на полке стоит, очереди дожидаются… Одичать как следует, зарасти щетиной до глаз… Николай тихо улыбнулся от этой щекочущей и зовущей простоты. Взять — лук, картошку, тушёнку, хлеб, пакетный борщ. Не забыть соль, перец и лаврушку…
И тут, как сработавший предохранитель, ложкой дёгтя плеснулась досадная мысль: «Ипотека!» И стало понятно, что Вуокса отменяется. Проклятье!.. Он ещё вовремя успел подписаться — расплатиться за семь оставшихся лет вполне реально. Через год сдадут дом, и будет квартира. А значит — вкалывать…
Проклятье.
«Что же получается?! У меня есть деньги, много денег. А счастья — нет. И свободы нет. И смысла в жизни — не осталось никакого, кроме зарабатывания этих чёртовых денег… А зачем они — без цели? Зачем они — если тратить их некогда?
Душа очерствела незаметно, усохла. Ни восторга любви, ни тепла дружбы, ни любимой работы, ни упоения книгами, ни времени оглядеться, ни будущего, ни детей. Ничего. Чем я тогда от животного отличаюсь?! Звери хоть потомство оставляют… А после меня останется только опустевшее бетонное стойло, подержанная иномарка и гранитная плита — чуть подороже окружающих плит. В стойло после меня поместят новое животное, и оно тоже будет терпеливо и упорно пережёвывать долларовую жвачку, за право обладать стойлом…
Стойловое животное с деньгами.
Никто не пожалеет и не вспомнит. И мне никого не жалко… Душа усохла. Нет больше души. Зато денег — много.
Что же получается — в сухом остатке — раз денег прибавилось, а души убавилось? А получается — продал я душу, как ни крути…
Да. Я продал душу за доллары. И получил золотую клетку. Золотое стойло.
Будьте же вы прокляты со своим золотом, твари сладкоголосые! Вам нужно золото? Это скверно — хотеть золота, но это ещё полбеды, ведь это ваше личное дело — пролезать ли верблюду в игольное ушко… Беда в другом: вы решили за всех нас, что нам — тоже нужно золото, а не счастье! И вот этого я вам не прощу…
Будьте вы прокляты…»
…Может, всё-таки что-то изменится?.. Ведь не зря же это происходило?! Ну же, Андрей!.. Николай с унылой надеждой огляделся по сторонам. Однако ничего не менялось. Ровным счётом ничего. Мир перемолол Андрея.
Надежда угасла, как спичка, оставив в душе только мрак и дымок сожалений о несбывшемся. От судьбы не уйдёшь — исторические законы неумолимы, как ни пытайся их переписать… Он так и остался самим собой — наедине с неотвратимо надвигающимся концом. Наш мир по-прежнему катился своим путём — опустевший и ненужный, как выброшенный пакет из-под чипсов.
НИЧЕГО ТАК И НЕ ПРОИЗОШЛО.
Просто и прозаично.
Николай повернулся на каблуках и обречённо побрёл назад, к машине.
«С-сучка», — он с чувством пнул колесо. Колесо задребезжало, и урбокат чуть не опрокинулся.
— Всё воюете со своим дьявольским экипажем?
Николай обернулся. Сзади стоял неслышно подошедший Виктор Алексеевич, сосед сверху. Он был, как всегда, дьявольски элегантен и импозантен, и напоминал своим строгим плащом с белым шёлковым кашне члена палаты лордов.
— Так, ерунда… Электрика, зар-раза такая, что-то барахлит…
— Барахлит — потому что барахло, — веско сказал сосед, и покивал благообразной седой гривой. — А вот у проклятых капиталистов Вы бы ездили на нормальном автомобиле. Пять лет гарантии. Час — и Вы в Выборге…
— Это в вас говорит консерватизм пожилого человека, — рассеянно сказал Николай, и с надеждой подёргал провода под капотом. Ему очень не хотелось подниматься в квартиру за тестером. — А мне урбокаты нравятся. Красивая идея. Час — и я в любой точке города. Зачем мне в городе полноценный автомобиль? Ему тесно — пробки, смог, аварии, а средняя скорость всё равно маленькая. Случись что — я на урбокате шишку набью, как максимум. А у них в год народу гибнет от автомобилей как на войне… А вот скоро пустят магистральные платформы для урбокатов, — Николай мечтательно улыбнулся, косясь на соседа вполоборота, — и тогда будет совсем хорошо, хоть в Крым, хоть в Выборг на них езжайте…
Тут урбокат вздрогнул, тихо зафырчал, и, наконец, ожил. Вместе с урбокатом в салоне ожил Цой, задумчивой негромкой мудрости которого было тесно на волне «Маяка».
— Электротехника — наука о контактах, — удовлетворённо резюмировал Николай, с облегчением захлопывая пластиковый капот.
— Пробки… Гибнут как на войне… И Вы в эти россказни верите? — по лицу Виктора Алексеевича змейкой пробежала кривоватая улыбочка. — Да нет у них никаких пробок. Пропаганда всё это дешёвая. И нам тоже — надо было идти по столбовой дороге цивилизации, а не изобретать… гм… велосипед.
Николай равнодушно пожал широкими борцовскими плечами.
— Не зря же японцы тоже урбокаты стали развивать…
Заорала мобила, и он полез в тесный карман джинсов. Сосед с тонкой аристократической усмешкой следил за ничего не понявшим Николаем.
Звонил шеф.
Шеф, по обыкновению, сухо извинился, что отвлекает. И тут же — просто бальзам на израненную душу Николая! — сообщил, что сегодня никакого пробного пуска не будет, и пусть Николай не переживает, а спокойно встречает свою ненаглядную Алёну с хулиганами. Пускать будут в понедельник.
— Спасибо, Андрей Васильевич! — залепетал осчастливленный Николай, пылая лицом как мак.
Шеф попрощался. Николай, с облегчением рассмеявшись, довольно посмотрел на телефон, потерявшийся в его обширной ладони. Всё-таки шеф, этот человек-арифмометр, иногда просто поражает своей заботливостью. Ведь занят — как белка в колесе скачет — а нашёл минутку утешить отсутствующего на празднике жизни…
— Это ещё неизвестно, в ком из нас говорит старческий консерватизм. Вот убогие чухонцы — делают телефоны в два раза меньше и легче, — грустно покивал серебряной гривой сосед. — А Вы таким гробом (извините, Бога ради) довольствуетесь. Ни цветного дисплея, ни полифонии… — Он вздохнул и с грустью посмотрел на Николая. — Дали Вам убогонькую квартирку в убогонькой кирпично-монолитной многоэтажке, пародия на нормальный кирпичный дом; ездите на убогонькой сикарахе с велосипедными колёсиками — а Вы и рады стараться. Обобрали Вас и облапошили, Николай. — Он снова театрально вздохнул. — Мне даже не за Вас обидно (и уж конечно не за себя!) — мне за ваших детей обидно. Что они увидят в жизни? Кто от их имени распоряжается их богатствами? А как бы мы все жили, если бы не этот никому не нужный октябрьский п-переворот! Если бы не этот дурацкий милитаризм, в который мы сами себя загнали, пугаясь собственного воображения… Кому нужна эта страна, что мы все время боимся каких-то врагов?! Свобода общения, свобода передвижения, свобода предпринимательства — вот что должно двигать людьми. Свобода — как везде в нормальном мире! Надо сбросить догматические шоры — и смотреть на мир как он есть, а не через прицел. И вот результат: у финнов есть «Нокия», они живут среди природы, в уютных частных домах, ездят на комфортабельных автомобилях… Свободные, как ветер, люди; уважают себя и друг друга… И мы были бы такими же, — Виктор Алексеевич начал волноваться, он совершенно растерял свою величавость и настойчиво тыкал в воздух пальцем, холёным и белым. — Финны не тратят чёртовы миллиарды на никому не нужные вооружения, они ведут себя умно, они занимаются обустройством жизни…
