Филип Дик - Человек из Высокого Замка
— Не знаю, что и сказать. В литейном деле лучше тебя не сыщешь на всем Побережье. Я помню, как ты проворачивал все дела за какие-то пять минут, включая и первую отделку. Не говоря уже о сварке…
— Да, будет тебе, какой из меня сварщик, — сказал Фринк.
— А ты никогда не думал обзавестись собственным делом?
— И чем бы я стал заниматься? — от неожиданности Фринк запнулся.
— Ювелирными украшениями.
— Ради бога, не говори ерунды.
— Оригинальные изделия на заказ, а не серийная дешевка. — Мак-Карти увел его в угол цеха, подальше от шума. — За две тысячи зелененьких ты сможешь оборудовать рабочее место в какой-нибудь пивной или в гараже. Когда-то я занимался разработкой сережек и подвесок. Да ты, наверное, помнишь, — такие современные.
Достав клочок бумаги, он принялся не спеша и вдумчиво рисовать.
Заглянув ему через плечо, Фринк увидал набросок браслетика с абстрактным узором из плавных линий. Будет ли спрос на это? Ранее ему доводилось видеть лишь предметы традиционного искусства, антикварные вещи — старину. Никто со времен войны не интересуется предметами современного американского искусства.
— Ну так сам создай спрос! — зло посоветовал Мак-Карти.
— Мне, что же, не хватает самому торговлей заняться?
— Поставляй в магазины. В такие, например, как этот… как же он называется? Такой большой фешенебельный магазин на Монтгомери-стрит…
— «Американские Художественные Ремесла», — сказал Фринк. — Мне еще никогда не доводилось посещать такие дорогие модные магазины, да и большинству американцев, уверен, их ассортимент не по карману. Только японцы с их деньгами могут захаживать туда.
— Тебе известно, чем торгуют такие магазины? — спросил Мак-Карти. — И на чем там делают деньги? На дрянных серебряных пряжках для поясов, сделанных индейцами из Нью-Мексико. На паршивой дешевке для туристов. Как же, «местная экзотика».
Фринк пристально посмотрел на Эда.
— Я знаю, что там еще продается.
— И я тоже, — признался Мак-Карти.
Они знали, потому что уже давно и непосредственно со всем этим были связаны.
Компания «У-М» официально занималась производством лестниц, перил, каминных решеток и украшений из кованого железа для новых домов, а также их поставкой массовыми партиями и по стандартным чертежам. Для нового здания на сорок квартир, к примеру, изготовлялся один и тот же предмет в сорока экземплярах. Официально компания «У-М» числилась предприятием металлообрабатывающего профиля, чем-то вроде большой кузницы. Однако здесь прокручивались и другие, побочные, так сказать, дела, которые и приносили ей основную прибыль.
С помощью разнообразных сложных инструментов, материалов и оборудования компания «У-М» осуществляла подделку различных предметов антиквариата, которые со всеми полагающимися предосторожностями и вполне профессионально переправлялись в оптовую торговлю произведениями искусства, где и растворялись в море подлинников, собранных со всего континента. Так же, как и в торговле значками и монетами, никто не смог бы с точностью определить процент таких фальшивок на рынке. И никто, а тем более торговцы, да и сами коллекционеры, не пытались это выяснить.
Когда Фринк оставлял работу, на его верстаке лежал недоделанный «Кольт» времен Дикого Запада. Он собственноручно изготовил формы, произвел отливку и уже работал над ручной доводкой. Спрос на оружие ближнего боя времен гражданской войны и завоевания Дикого Запада по-прежнему оставался высоким. Компания «У-М» реализовывала столько товара, сколько Фринк успевал сделать. Это и было его специальностью.
Фринк медленно подошел к своему станку и взял в руки еще неотполированный шомпол для револьвера. Еще три дня — и оружие готово. «Неплохая работа, — подумал он. — Эксперт, пожалуй, и отличит подделку, но коллекционеры-японцы не считаются здесь знатоками, они не имеют ни собственной точки зрения, ни материала для сравнения».
Им и в голову не приходило задаться вопросом, являются ли предметы купли-продажи в магазинах Западного Побережья подлинниками. Возможно, когда-нибудь они и проявят интерес… и тогда мина взорвется, а спрос упадет даже на подлинники. Согласно закону Грэхема, подделки сбивают цену подлинников. Несомненно, тут кроется причина умолчания во всех этих делах. В конечном-то счете довольными оставались все. Заводики в разных городах, производящие подобные предметы, исправно приносили устойчивую прибыль. Оптовики распространяли товар, торговцы в розницу охотно его выставляли и рекламировали, а счастливые коллекционеры тащили «бесценные» покупки домой и приводили в изумление коллег, соседей и подружек.
Подобно послевоенным бумажным деньгам, антиквариат продолжал оставаться в цене до тех пор, пока она не подвергалась сомнению. Ложь еще никому не наносила и не нанесет ущерба до самого Судного дня. А тогда все так или иначе потеряет всякую цену. Но пока никто об этом не вспоминал; даже те, кто кормился от реализации предметов «старины», старались не думать о том, чем занимаются, сосредоточивая основное внимание на чисто технической стороне вопроса.
— Когда ты перестал проектировать оригинальные предметы? — спросил Мак-Карти.
Фринк пожал плечами.
— Да уже много лет назад. Мне чертовски хорошо удавались копии, однако…
— Знаешь, о чем я думаю? Даже тебя заразила гитлеровская пропаганда. Ты поверил в неспособность евреев творить, они, мол, могут лишь торговать и посредничать. — Мак-Карти устремил на Фринка немигающий взгляд.
— Может, и так, — признался Фринк.
— А ты попробуй. Сделай какой-нибудь оригинальный узор. Или начни работать непосредственно по металлу. Развлекись. Вспомни детство.
— Нет.
— Тебе недостает уверенности, Фрэнк. Ты полн стью утратил веру в собственные силы. Очень жаль, уж мне-то хорошо известно, сколь многое от этого зависит. — Мак-Карти отошел от станка.
«Действительно, очень жаль, — думал Фринк. — Жаль, но это факт. Я не могу заставить себя уверовать в собственные силы, только лишь потому, что это необходимо.
Этот Мак-Карти — чертовски хороший мастер. Он способен пришпорить человека, спровоцировать его на максимальные усилия, заставить выложиться полностью, даже вопреки желанию. Он — прирожденный руководитель: минуту назад он почти что убедил меня. Но сегодня Мак-Карти отступился, его уговоры не подействовали.
Жаль, что при себе нет гадательной книги. Я бы посоветовался с ней, обратился бы к ее опыту, опыту глубиною в пять тысяч лет». И вдруг он вспомнил, что экземпляр «И-чинг» находится в бюро Компании «У-М», и во всю прыть помчался по коридору, соединяющему цеха с Дирекцией.
В холле он уселся в металлопластиковое кресло и записал вопрос на обратной стороне конверта: «Согласиться ли мне на предложение заняться самостоятельно творчеством?» И приступил к гаданию, — на этот раз используя монетки.
В нижней линии выпала семерка, во второй и третьей — тоже. Отсюда получилась нижняя триграмма: «Ч'иен». Доброе предзнаменование; «Ч'иен» означало творческую силу. Затем четвертая линия — восемь. «Инь». Пятая линия, тоже восьмерка. «Боже Всемогущий! — подумал он с воодушевлением. — Еще одна линия «Инь», — и я получу одиннадцатую гексаграмму, — «Т'аи» — «Мир». Очень благоприятное решение». Или… Когда он встряхивал монетки; руки тряслись: линия «янь» и двадцать шестая гексаграмма, «Та ч'у»> — «Великий Насыщатель». Оба знака — благоприятны, должен выпасть один из них. Он подбросил три монетьь «Инь». Шестерка. Итак, «Мир».
Он раскрыл книгу и прочитал пророчество:
Мир. Низменное уходит, приближается великое.
Везение. Успех.
Итак, ему нужно последовать совету Эда Мак-Карти. Основать свое, пусть небольшое, дело. А теперь еще:
шестерка вверху — единственная подвижная линия. Он перевернул страницу. Что скажет текст? Он не помнил наизусть, но это должно быть нечто благоприятное, потому что вся гексаграмма весьма благосклонна: соединение Неба и Земли. Однако первая и последняя линии всегда находятся вне гексаграммы. Поэтому шестерка — наверху… Его взгляд мгновенно нащупал нужный текст:
Стена обрушилась в ров. Не выступай с оружием,
Но поддерживай порядок в городе.
Ты поступаешь правильно,
Однако тебе не избежать обвинений.
— Клянусь моим натруженным горбом! — выдохнул он потрясенно, а затем прочитал комментарий:
Изменение, предсказанное половиной гексаграммы, начинается.
Городские стены, обрушившись, засыпают рвы.
Приближается час поражения.
Несомненно, самая зловещая из трех тысяч линий, заключенных в книге. Но пророчество все же благоприятное.
Чем он должен руководствоваться?
Каким образом приговоры судьбы оказались столь противоречивыми? Никогда еще у него не случалось такого: удача и поражение переплелись в предсказании гадательной книги; странный приговор судьбы — Оракул, будто безумный повар, зачерпнул со дна котла и извлек оттуда всевозможную дрянь, но потом одумался и щедро одарил его светом. «Будто сразу я нажал на две клавиши, — пришло Фринку в голову сравнение, — механизм заело, отсюда и этот искаженный образ реальности…»
