Андрей Мартьянов - Большая охота
– Ты меня не втягивал, я сам втянулся. А что за старые счеты меж вами? – почувствовав, что настал тот редкий случай, когда Дугал говорит правду, Гай твердо решил выяснить все до конца. – Что он имел в виду, когда орал «Теперь мы квиты!» там, в ущелье?
– Тебе непременно хочется это знать? Именно сейчас? – скривился шотландец.
– Да! – почти в полный голос рявкнул сэр Гисборн.
– Что ж, раз тебе невтерпеж… Лет десять назад я стал виновником гибели его семьи, – нехотя сообщил Дугал. – Покойный отец мессира Джейля был шерифом английской короны в Дингуолле – это неподалеку от моих родных краев. Джейль-старший придерживался той идеи, что для поддержания спокойствия и порядка нет средства лучше доброй плахи и крепкой веревки. Однако во всем надо знать меру, а господин шериф этой меры ведать не хотел. Вскоре чаша терпения его подданных переполнилась. Вспыхнул бунт, в котором я был одним из зачинщиков. Дом Джейлей сожгли, семья и близкие разделили участь главы семейства. Мне казалось, я защищаю интересы моей страны и моего народа, я не хотел безвинных жертв, и мне действительно жаль – но бунт есть бунт. Это как лесной пожар: легко начать, но управлять невозможно. Ральфу тогда повезло – он уцелел.
– Тогда его злоба вполне объяснима, – после долгой паузы признала Изабель. Мак-Лауд едко хмыкнул:
– Ненависть – как хорошее вино. Чем старше, тем крепче. Но теперь-то, полагаю, мы и впрямь квиты. Если тебя это порадует, скажу еще – главарей того мятежа схватили и судили. Двоих повесили в Ньюкасле, один сумел бежать. И бегает до сих пор, никак остановится не может, – последнее было добавлено с изрядной горечью.
«Что-то подобное я и подозревал, – кивнул про себя англичанин. – Вечно от этой Шотландии сплошное беспокойство и никакого проку. А про Дингуолльский мятеж, помнится, я краем уха слышал: скотты тогда изрядно пошумели, возмутив едва ли не весь север Острова».
– Горец-бунтовщик верой и правдой служит английской королеве? – недоверчиво спросил Франческо.
– Свет видывал и более странные союзы, – пожал плечами Дугал. – Времена меняются. Мы меняемся вместе с ними.
– Значит, тогда, на причале в Дувре, ты вовсе не устраивал Лоншану побег с Острова? – разрозненная мозаика стремительно обретала законченные очертания, все кусочки со звонким щелканьем занимали положенные им места. – А если бы тебя казнили заодно с твоим хозяином?
– Кила бы у них выпала – меня казнить, извините, мистрисс Изабель, на грубом слове, – Мак-Лауд снова глухо закашлялся. – Нет, Гай, побег я не устраивал. Я знал, что у архива канцлера выросли длинные ноги и он убегает, но понятия не имел, кто именно прибрал его к рукам. Что же до его милости Лоншана, я хотел заморочить ему голову и без лишнего шума доставить на Сицилию, Элеоноре Пуату. Но раз уж вашими стараниями карлика вздернули – знать, судьба.
– Сколь многого не ведаем мы о ближних своих… – буркнул Гисборн. – Я уж теперь и не знаю, как к тебе обращаться. Тебя действительно зовут Дугал Мак-Лауд или иначе?
– Крестили Дугалом, – слабо улыбнулся кельт.
– Осталась самая малость, – с самым грозным видом Гисборн повернулся к Изабель Уэстмор. Рыжая девица ответила ему безмятежным до полной прозрачности взглядом. – Две маски из трех сняты. А кем будете вы в этом раскладе, драгоценная мистрисс Изабель? Советую отвечать.
– А мне на ваши советы, сэр рыцарь, свысока плевать, – дернула плечиком ехидная девица. – Я – свободная горожанка из города Бристоля, торговка и полноправная представительница торгового дома «Уэстморы: Найджел, Наследник и Компаньоны». Сверх того ни словечка не скажу, пока не сочту нужным. Вы, простите великодушно, не того полета птица, чтобы давать вам отчет. К тому же вы выбрали неудачное место и время для своего дознания. Кажется, сюда кто-то идет. Дай Бог, чтобы это не были сыновья конюха с вилами наперевес.
* * *
– Есть хочется, – капризно заявила Изабель, когда четверо беглецов покинули временное пристанище, счастливо избегнув нежелательных встреч. – Дугал, вроде бы в твоем кошеле звенело с десяток пенни? Подождите меня здесь. Пойду, куплю чего-нибудь съестного, а заодно расспрошу дорогу к прецептории.
Выяснение отношений до поры до времени пришлось отложить. Мак-Лауда опять пришлось поддерживать с двух сторон: все его старания идти самостоятельно заканчивались плачевным падением. В конце концов Гай, обозлившись, назвал компаньона паршивым упрямым ослом, и тот смирился с новой для него ролью обузы.
Вернулась девица весьма озабоченной – и с тряпочным свертком, в коем обнаружились еще теплые пирожки, честно поделенные между собратьями по несчастью. Мак-Лауду, как раненому и болящему, достался еще глиняный кувшин с молоком – каковое молоко Дугал покорно выпил, скривив при этом страдальческую физиономию.
Жуя, мистрисс Уэстмор делилась узнанным: несколько зданий, принадлежащих Ордену, располагаются в полуденной части города. Чтобы добраться туда, нужно пересечь почти весь Безье. Собеседник заодно поделился потрясающей новостью: ночью один из патрулей едва не изловил волкодлака. Проклятая тварь шаталась в окрестностях трактира «Белый бык» и напала на мальчишку-прислужника, однако загрызть не успела – вмешались доблестные блюстители. Теперь городская стража засела в трактире, выпивая за здоровье друг друга и похваляясь выказанной доблестью.
– Этот горожанин как-то странно на меня пялился, – закончила свой рассказ Изабель. – Боюсь, как бы мессир Бертран не повелел кричать наши приметы на рыночной площади, назначив щедрое вознаграждение за голову…
То путешествие через городок Безье Гай Гисборн впоследствии предпочитал не вспоминать. Опасаясь показываться на улицах, они крались закоулками, через помойные ямы и вонючие задворки овчарен и хлевов. На задах какого-то трактира к ним привязалась свора бродячих псов. Проклятые шавки напасть не решались, благо Гисборн то и дело останавливался и отмахивался подобранной палкой, но неотвязно тащились следом и подняли такой лай, что услышали бы, пожалуй, аж в Куизе. Перебираясь по шаткой доске через сточную канаву, Франческо поскользнулся и упал, вымазавшись по уши. Девица Изабель зацепилась за ржавый крюк подолом платья, тут же украсившимся длинной прорехой. В довершение бедствий они спутали повороты и долго искали нужную улицу, а Мак-Лауду явственно становилось все хуже, хотя он изо всех сил старался этого не показывать.
…Преодолев все вышеозначенные мытарства, около седьмого часу дня[1] беглецы стояли перед низкой въездной аркой угрюмого и неприступного с виду дома, сложенного из серого с желтыми прожилками гранита. В глубине арки темнели наглухо запертые ворота, над замковым камнем осенний ветерок слегка покачивал знамя, сшитое из черного и белого полотнищ. Сбоку от ворот Франческо обнаружил длинную цепочку с кольцом и, вопросительно глянув на спутников, несколько раз дернул за нее. Где-то в глубинах дома призывно забрякал колокольчик.
– Гай, скажешь прислужнику – «Черное, белое и золотое», – прохрипел шотландец, обессиленно привалившись к стене. Сэр Гисборн хотел переспросить, опасаясь, что не расслышал условной фразы в точности, как в темных досках внезапно разверзлось тщательно замаскированное круглое оконце и сиплый голос равнодушно осведомился:
– Кто, к кому, по какому делу?
– Черное, белое и золотое, – значительным голосом проговорил англичанин слова пароля.
За воротами воцарилось удивленное молчание. Потом оконце мрачно хрюкнуло:
– Ну?
Гай озадаченно оглянулся на Франческо. Франческо, подняв брови, посмотрел на Изабель. Та пожала плечами и ткнула большим пальцем в Мак-Лауда: мол, все вопросы к нему.
– Может, ваше произношение в этих краях не понимают? – предположила девица. – Сэр рыцарь, повторите еще раз, да повнятнее!
Гисборн наклонился к самому окошку – и оказался нос к носу с жуткой небритой ряшкой, чьи тугие щеки заполнили оконце едва не целиком. Маленькие сонные глазки смотрели на ноттингамца безо всякого выражения.
– Черное, белое и золотое, – чуть ли не по слогам произнес Гай прямо в эти глазки, морщась от исторгаемого привратником чесночно-пивного «аромата».
– Ну? – опять прогудела рожа.
– Тупой, что ли?! – не выдержала мистрисс Уэстмор, нетерпеливо отпихивая Гисборна и сама просовываясь к глазку. – Послушай, милейший! Ты понял, что говорит тебе благородный рыцарь? Черное, белое…
– Да слышал, не глухой! – просипел привратник. – Чего надо-то?
– Нуждаемся в помощи! – взмолился Франческо, не в силах более выносить сей фарс. – В помощи и убежище!
– Так бы сразу и говорили. Заходите, – окошко захлопнулось, приоткрылась калитка.
Узкая, едва человеку протиснуться, окованная железными полосами и со скобами для здоровенного засова. За воротами арка продолжалась, в ней царил полумрак, разгоняемый светом пары факелов. Шагах в пяти Гай увидел опущенную решетку и внутренний двор с рядами желтеющих кустов шиповника. Привратник – здоровенный детина, вольнонаемный слуга Ордена, судя по мирской одежде и скромному крестику алой эмали, – задвинул на место бесшумно скользящие засовы, набросил крюки и молча поманил незваных визитеров за собой. В стене подворотни открылась неприметная дверца, за ней – три истоптанные каменные ступеньки вниз и каморка со скамьями вдоль стен и узким оконцем, забранными прутьями.
