Александр Мазин - Легион против Империи
– Красный! – позвал Коршунов. – Возьми этого господина и выброси в бассейн. Ему надо умыться.
Гепид стряхнул с себя трех разномастных баб (та, что постарше – из благородных, те, что помладше – из обслуживающего персонала) и встал. Благородная тетушка с охами и стенаниями повисла на его бедре, но Красный довольно грубо щелкнул ее по лбу, и матрона отвалилась.
Перемахнув через соседнее ложе, гепид ухватил лысого и вздернул его с ложа.
Лысый возмущенно заорал.
Суть вопла сводилась к тому, что негоже всякой черни трогать его, римского всадника, сына благородных родителей и прочее, прочее.
Орал так зычно, что привлек общее внимание.
– Красный, друг мой, – так же лениво и даже не очень громко произнес Коршунов. – Если эта блевотина не заткнет пасть, оторви ему яйца. А уж тогда пусть орет в свое удовольствие.
Лысый услышал. И поверил. Заткнулся на полуслове. К немалому огорчению большинства присутствующих, которые, судя по всему, с удовольствием поглядели бы на экзекуцию.
Красный вскинул его на плечо и унес.
– А ты – суров, легат, – с одобрением заметил сенаторский сынок. – Твой человек действительно оскопил бы его?
– Когда я приказываю – меня слушаются, – ответил Коршунов. – И открою тебе маленький секрет, сиятельный, – слово сиятельный Коршунов произнес с легкой издевкой. До того, как стать римским всадником и легатом, я был вождем десяти тысяч варваров. Именно из них, в основном, и состоит мой легион. Так что если я прикажу моему другу Красному снять с тебя кожу, он сделает это, не задумываясь. – И, заметив, как чуть побледнело холеное личико сенаторского сынка, добавил со смехом: – Но зачем мне это делать? Ведь мы – друзья! – и смачно хлопнул патриция по спине. Так, что у того зубы лязгнули.
Вернулся Красный. Сунул руки в чашу для омовения, отпихнул ногой матрону, завалился на ложе и сграбастал молоденьких рабынь.
– А как относится твой друг и наш наместник Геннадий Павел к твоим… привычкам? – поинтересовался хозяин виллы.
Коршунов хотел сказать, что по сравнению с Геннадием Павлом он просто паинька, но решил, что не стоит портить репутацию Генки.
– Мы – друзья, – сказал он. – А друзей принимают такими, какие они есть. Со всеми достоинствами и недостатками.
У сенаторского сынка, видно, было другое мнение, но озвучивать он его не стал.
– Геннадий Павел – благородный человек, – произнес он с пафосом.
Коршунов чуть не подавился вином.
– Почему ты так решил?
– Разве божественный Гордиан[32] отдал бы свою дочь за другого?
– Вне всякого сомнения, ты прав! – согласился Коршунов. – Так выпьем же за него!
– За божественных Гордианов и ныне здравствующего Августа! – провозгласил патриций (хотя Алексей имел в виду Генку) и даже привстал на ложе.
Те, кто был способен его услышать, немедленно поддержали:
– За Гордиана! За императора!
Прогнуться перед властью – это святое. А вот не прогнуться – довольно опасно. Прогнувшиеся настучат.
А юный патриций между тем уже порядочно набрался. И принялся хвастаться. Главным образом своими связями в окружении молодого императора Марка Антония Гордиана. И ненароком проболтался, что Черепанова в этом окружении не жалуют. А вот в Сената, наоборот, многие к Геннадию очень даже расположены. В частности, папа юного патриция очень даже неплохо к наместнику относится. И добавил, вертя в пальцах новенькую монету с профилем Гордиана Третьего Августа, что если бы часть тех налогов, которые сирийский наместник недоприслал в Рим, попала в дружественные руки, то это было бы очень правильно. А то ведь есть нехорошие люди: распускают слухи, что наместник Геннадий сам в императоры метит. А что? Жена его Корнелия – дочь и внучка божественных Гордианов. В войсках его уважают…
Коршунов насторожился. Настолько ли паренек пьян? А если это – пробивка?
Посему Алексей самым решительным образом заявил, что ни он, ни его друг наместник даже и не мыслят жизни без Гордиана Третьего во главе империи. Всё прочее – досужие слухи, которые распускают враги Августа и его преданного сторонника наместника Геннадия. Чертова политика! Ей-Богу, проще от ножа в спину уберечься, чем от интриг.
– Не стоит доверять этому юнцу, – сказала Коршунову Настя, когда они остались наедине. – Я знаю таких: слабые и жестокие. Предательство у них в крови.
– Не беспокойся, любимая, – ответил Алексей. – Насчет того, что мы – друзья, я пошутил.
«Не хватало мне только друзей-пидоров, – добавил он про себя. – Тем более, мы завтра отплываем».
Глава восьмая
Тир. Цирк. Гладиаторы
Тем не менее завтра они не отплыли. Это было бы просто невежливо. Благородный патриций решил устроить гостям города подарок. Собственно, не только им, но и всему Тиру. Игры! Замечательные римские игры. С травлей зверей и травлей зверьми, с гладиаторскими боями и прочими кровавыми зрелищами, на которые так падки цивилизованные римляне и прочие менее цивилизованные народы. Коршуновские варвары, в частности. Богатенький патриций решил таким образом почествовать личного друга наместника. А попутно снискать дополнительный политический капитал.
Хотя оплачивал игры дуумвир, почетное место распорядителя игр в главной ложе было представлено Коршунову. Сомнительное удовольствие, если учесть, что в обязанности распорядителя входило карать или миловать побежденных гладиаторов.
Здесь же, в ложе, разместились Анастасия, оба дуумвира, рабы с опахалами, раб с напитками и закуской и Красный – в качестве Алексеева телохранителя.
Дуумвиры сели по обе стороны Коршунова. Анастасия – немного позади. Так было принято.
Спонсор встал и произнес длинную красивую речь. В лучших традициях римских ораторов. Потом передал слово Коршунову. Тот болтать попусту не стал. Просто отдал приказ начинать.
Народ его немногословность воспринял одобрительно.
Взревели трубы и смертоубийство началось.
Сначала на арену вышли новички. С оружием довольно несерьезным: палками, плетками, лассо… Впрочем, настоящее оружие у некоторых тоже имелось, но большинство поединков заканчивалось почти бескровно. Побежденных не добивали, а некоторых победителей ждало участие в более серьезных поединках.
Это был, так сказать, разогрев. Ставки если и делались, то маленькие.
Потом началась травля. Вот уж тошнотворное зрелище. Сначала две небольшие, но смертельно опасные львицы растерзали в клочья пятерых несчастных (оставалось надеяться, что преступников), а затем семеро охотников с длинными копьями и мечами завалили львиц. Львицы тоже не сдались без боя. Порвали троих из семи. Вот на это, с позволения сказать, состязание ставки делались весьма активно. Причем не на результат (в гибели львиц никто не сомневался), а на число выживших бестиариев.
Наконец рабы заменили пропитавшийся кровью песок свежим и началась главная часть – состязания гладиаторов. Бились по всякому. Один на один, пара на пару, трое против четырех, двое против пяти. Участников, впрочем, выбирали грамотно – так, чтобы разница в числе уравнивалась боевыми навыками участников или их доспехами.
Коршунов «щадил» всех. Нередко вопреки волеизъявлению толпы. Чихать ему было на свою популярность в городе Тире. К смерти он присудил только одного. Этот бился в составе пары «тяжей» против такой же пары ретиариев. И в ходе поединка разрубил своему противнику живот. Так мало того, что разрубил, но сунул руку в рану, вытащил внутренности и продемонстрировал публике.
Публика пришла в восторг. Так вопили, что заглушили крики несчастного.
Впрочем, возмездие последовало незамедлительно. Второй ретиарий, увидав, что творят с его товарищем, бросил своего противника, подбежал к садисту как раз в том момент, когда тот поднял вверх кишки несчастного, и всадил ему в ляжку трезубец. Вырвал с мясом и всадил во вторую. Трезубец застрял, но боец не растерялся: подхватил оружие своего напарника и достойно встретил второго противника: метнул ему в лицо сеть, а затем присел, уперев конец трезубца в песок. И тот сам, с разбегу, наделся на оружие соперника. Аккурат в пах попало. Не дожидаясь реакции толпы, ретиарий подхватил меч, который выронил противник и двумя руками вогнал тому в горло.
Гуманный поступок.
А вот со вторым «тяжем» надо было что-то решать. С такими ногами драться он уже не мог. Ретиарий легко вышиб у него меч и занес трезубец… Побежденный поднял пальчик: мол, прошу пощады. Мнения публики разделились, но тут уж Коршунов был тверд.
Сжал кулак с оттопыренным пальцем и повернул вниз. Бей!
И трезубец вонзился в горло.
Как обычно и бывает, самый вкусный бой приготовили напоследок. Один против четырех. Причем эти четверо тоже были не кусками мяса, а умелыми опытными бойцами. И, как позже выяснилось, неплохо работали в связке. А вот противостоял им настоящий ас. Не слишком высокий (Красный заметно повыше), но широченный в плечах и невероятно длиннорукий. И – негр. С виду – чистая обезьяна – открытый шлем давал возможность полюбоваться приплюснутым носом, толстыми губами и мощными надбровными дугами. Но как он двигался!
