Петр Заспа - Wunderland обетованная
— Мы тебя тогда долго искали.
— Я в этом был уверен. Конвой нас бросил. И мы, как пробоину заделали, решили пойти не по накатанному пути, вдоль границы льдов, а напрямую в Мурманск. Рискованно, конечно, но повезло. Немцы нас не заметили. А как сюда пришли, так экипаж в один голос заявил, что я и есть их особист. Документы у Фёдорова сильные были. Подписи одна страшнее другой. Да и нехватка с кадрами здесь большая. Так что никто здесь не засомневался, считай, что всё на веру приняли, и определили меня в управление области.
Долгов засмеялся и заметил:
— Хорошо, что на документах ещё фотографий не было. А то мы с Фёдоровым на братьев-близнецов никак не тянем. А вот форма как раз по размеру оказалась. А если чуть что не так, то я делаю, как делал он — тычу в нос пистолет с дарственной надписью Меркулова. Это получше любой ксивы срабатывает. Вот так, Максим, и живём — «зажигалки» тушим, да диверсантов ловим. А этого дерьма здесь хватает.
Неожиданно Долгов прислушался. Максим тоже услышал, как в коридоре скрипнул пол. Старпом осторожно повернул ключ и распахнул дверь.
— Старшина! Ну что ты всё время возле моей двери трёшься?
Долгов вышел в коридор, и Максим услышал, как он распекает подчинённого.
— Тебе больше заняться нечем?
— Товарищ старший лейтенант, — оправдывался его помощник. — Я ведь только хотел узнать, всё ли у вас в порядке. Я слышал, что Горбун очень опасный враг. Вы, если что, только скажите.
— Я тебе чем сказал заниматься? Отправь патруль к обкому партии! Проверь оцепление в порту! Я тебе ещё два дня назад говорил, чтобы ты в архив сходил и принёс мне списки арестованных за последние два года! Работы непочатый край, а ты слоняешься без дела! Или мне тебя, как ленивого кота, во всё носом тыкать?!
Максим улыбнулся. Закрой он сейчас глаза, и живо представил бы себя на лодке, а в соседнем отсеке старпома, воспитывающего бездельников. Но на старшину, похоже, выговор Долгова не произвёл особого впечатления. По-прибалтийски растягивая слова, он спокойно спросил:
— А ничего, что Горбун у вас один в кабинете остался?
— Тьфу ты! Я тебе об одном, а ты мне всё о Горбуне! Ничего! У меня решётки на окнах. Шагай отсюда, и чтобы я тебя до вечера не видел.
В коридоре послышались удаляющиеся шаги, хлопнула входная дверь. Долгов вернулся в кабинет и рухнул на стул.
— Достал он со своей заботой!
— А кто он такой? Говорит странно.
— Из сочувствующих советской власти прибалтов. Когда я здесь появился, он уже тут был. Эстонец Велло Ярви, неплохой парень. Исполнительный, и видно, что в голове не опилки. Всё на лету хватает, но прилипчив до ужаса. За мной, как телёнок ходит. Ну да ладно, теперь он точно до вечера не появится. Давай лучше я тебя сейчас накормлю.
— Давай! — охотно согласился Максим. — Англичане меня всё чаем поили, а мне бы поесть.
— Ну у меня не разносолы. Едим ленд-лизовскую тушёнку, зато в избытке.
— Толик, а сколько сейчас времени? — Максим подошёл к окну и глянул на застывшее над сопками солнце.
— Самое время, обеденное. Когда ночь, солнце в другое окно светит, напротив.
Максим посмотрел вдоль проходящей рядом с домом дороги и споткнулся взглядом о стоявший у обочины ГАЗ-67. За рулём сидел майор, которого он видел в порту, и внимательно изучающе смотрел на окна и стены управления.
— Толик! Посмотри, вот этот малахольный майор бросался на меня в порту!
Долгов подошёл и заглянул через плечо Максима:
— А-а-а… Дрожин.
— Ты его знаешь?
— Да кто же его не знает. Из политотдела, майор Геннадий Дрожин. Известный горлопан. Все митинги его. Где только какой пень увидит, так сразу начинает с него вещать, какой он преданный ленинец. От таких ура-патриотов вред один. Я таким не верю, потому что знаю народную мудрость — кто громче всех кричит, у того морда в пуху! Отойди от окна.
— Зачем он здесь? Он в порту всё порывался меня расстрелять.
— Ну вот! А ты спрашиваешь — зачем он здесь?
Максим осторожно задёрнул штору и вернулся на диван.
На столе появились открытые консервы и нарезанный крупными ломтями чёрный хлеб. Долгов открыл сейф и достал пузатую бутылку.
— Французский коньяк. По ленд-лизу и такое поставляют. Ну, давай за встречу и удачное возвращение! Мне доложили, что ты искупался?
— Да. Тоже, скажу тебе, ощущение не из приятных.
— Ну тогда ещё и в лечебных целях. Много тостов на одну рюмку, но мне больше нельзя. Сегодня ночью хочу у продскладов засаду сделать. Немцам он никак покоя не даёт. Всё стараются город впроголодь оставить, а не получается. В сопках пещеры есть, так все запасы там укрыли. С воздуха не видно, а чтобы поджечь, нужно прямое попадание. Вот они и посылают одного за другим диверсантов с радиомаяками.
Максим поспешил выпить коньяк и набросился на еду.
— Вкусно! Смотрю на тебя и глазам не верю — ты как настоящий чекист. Суровый взгляд, стальной голос, на боку ТТ.
— Хотелось бы, хоть на время стать настоящим.
Долгов порылся в сейфе и бросил на стол папку.
— Да только чувствую, что синей фуражки и пистолета здесь мало. Смотри! Вот это всё шифровки какому-то «профессору». Засел, сволочь, где-то в верхах. Или в штабе Северного флота, или здесь, в местной власти. Потому что всегда в курсе всех дел. Наши дешифровщики головы ломают над шифром, а как только что-то начинает получаться, он тут же шифр меняет. Как знает.
— Не зря, наверное, «профессором» назвали.
— Да уж, не дурак. Но мне от этого не легче. Откуда только не звонят, спрашивают: когда поймаю? Дня не было, чтобы из разведотдела флота не позвонили. Я их понимаю, начальника разведки сам командующий Северного флота вице-адмирал Арсений Головко топчет. А он хоть что-то у меня пытается узнать. Но мне похвастаться нечем. Хотел бы помочь, а не могу. Думаю, где-то у них, в штабе флота, течёт. Только какой-нибудь корабль собирается из залива выйти, его тут же лодка или эсминцы поджидают. Что делать, ума не приложу. Погоняться за диверсантом — на это меня ещё хватает. А вот, чтобы разыграть шахматную партию с «профессором», на это не хватает ни опыта, ни мозгов. Тут хитрость нужна, с виртуозной радиоигрой или подставой на живца. А это уже другой уровень. Ты говоришь — «как настоящий». Далеко мне до настоящего. Ну да ладно! — Долгов поднял рюмку, чтобы чокнуться с Максимом, но, увидев, что опоздал, выпил и потянулся за ломтиком хлеба. — Не будем о грустном. Расскажи мне, как там, на лодке? Кто за меня старпомом?
Максим с сочувствием взглянул на старпома и, отставив банку тушёнки, ответил:
— Штурман с помощником поделили. Я вдруг подумал — а кто же за меня теперь будет? Я же не собирался покидать лодку и замену не подготовил.
— Не переживай, что-нибудь придумают. А как там наш немец?
— Отто? Отто в порядке. По-русски уже неплохо говорит. Всё время возле меня в БЧ-7 крутится. Он шумы лодок и кораблей на слух хорошо определяет. А с нашей аппаратурой — так ему вообще цены нет. Так что помогает…
Максим умолк, и в кабинете повисла пауза. Наконец, решившись, он спросил:
— Толик, ты думаешь — это с нами навсегда? Мы так и будем воевать, и шпионов ловить? Домой нам дорога заказана?
— Поверишь, дня не было, чтобы я об этом не думал. Ни весточку не пошлёшь, ни словцо, что жив. Флот, ясное дело, нас уже списал, а вот семьи… У меня Димка в первый класс должен идти. Это же святое дело — отцу за руку сына в школу отвести. А он что же у меня, как сиротка?
Долгов вздохнул, и они надолго замолчали. Каждый задумался о своём, хмурясь от безрадостной перспективы. Наконец, старпом не выдержал и произнёс голосом, полным уныния и тоски:
— Умеешь ты, Максим, настроение испортить. Давай ещё по одной, а то на душе кошки скребут.
Но выпив и по второй, настроения они не улучшили. Старпом меланхолично, с невидящим взглядом, перебирал бумаги на столе и, предавшись воспоминаниям, тяжело вздыхал. Максим крутил в руках пустую рюмку и тоже полностью ушёл в собственные мысли. Долгов первым не выдержал самоистязания и встал, с грохотом опрокинув стул:
— Пойду я! Пора! Я тебя, Максим, в камере закрою, рядом с кабинетом. Так и мне спокойнее будет, и тебе безопасней. Возьмёшь тулуп, чтобы мягче было. Выспись, отдохни, а завтра, на свежую голову, будем думать, что дальше делать. Я утром вернусь. Ты не переживай, здесь ты как в крепости будешь. Никакой Дрожин не доберётся. А тоску нагонять не надо! А то мы с тобой сопьёмся.
Долгов вышел из кабинета и рядом лязгнула железная дверь. До Максима донёсся раздражённый голос старпома:
— Сколько просил, чтобы сменили лампочку! Иди сюда, будем тебя устраивать!
ГЛАВА ПЯТАЯ
РАЗВЕДЧИКИ И ШПИОНЫ
Листок шифровки вспыхнул, и тонкая бумага тут же превратилась в пепел. Эрнст Шеффер растёр пепел пальцами и смыл его в луже под ногами. Откатив из угла камень, он положил в выемку аккуратно упакованную рацию и поставил камень на место. Вода из повреждённого водопровода растеклась по всему подвалу, и зайди кто-нибудь в развалины дома, он тут же услышал бы шлёпанье шагов. Место было хорошее. Надёжное. Эрнст рассыпал на пол хлебные крошки, и прикормленные крысы тут же ринулись из всех щелей. Загляни теперь кто сюда, то увидел бы полную иллюзию того, что здесь уже несколько месяцев не ступала человеческая нога. Грязь, сырость, и лишь хозяйничают непуганые крысы. Шеффер отряхнулся, поправил фуражку с тусклой кокардой и выглянул из подвала во двор. Никого. Выбравшись на свет, он ещё раз внимательно осмотрел форму, стёр с галифе след от сажи и уверенно вышел из подворотни на улицу. Два матроса, поздно заметив его, торопливо отдали честь и поспешили посторониться с дороги. Профессор рассеянно кивнул им в ответ и задумчиво пошёл вдоль стены дома. Было над чем подумать. Вчера он передал шифрограмму о том, что в руки русских попал ценный специалист по работе с подводными лодками, известный как Горбун. Наверняка много знающий. Скоро он начнёт говорить, и тогда Кригсмарине будет нанесён непоправимый ущерб. Обрисовав общую обстановку, Шеффер добавил, что имеет возможность ликвидировать Горбуна, как крайне опасный источник информации для русских. Но ответ из центра его немного озадачил. Профессору запрещались какие-либо действия, ставившие под угрозу его собственную безопасность. Центр запрашивал оценку возможности спасения Горбуна с использованием помощника. Шеффер понял, откуда взялась такая забота об этом русском. Наверняка, приложил руку адмирал Дёниц. Папу Карла всегда волновало всё, что хоть как-то могло помочь его подводным лодкам. Затем мысли профессора переключились на помощника, и он брезгливо поморщился. Скользкий и мерзкий тип. Завербованный ещё в начале войны, помощник с рвением и старанием выполнял все задания, но Шеффер ему не верил. Он видел отснятые кинокамерой кадры, на которых помощник с блуждающей ухмылкой на лице расстреливал в затылок пленных русских. Делалось это для того, чтобы отрезать агенту путь назад. Вздумай он переметнуться, и киноплёнку тут же подбросят русским. Но ни на секунду профессор не сомневался, что изменись ситуация, и с такой же блуждающей ухмылкой помощник выстрелит в затылок ему.
