Олег Таругин - Комбат. Вырваться из «котла»!
Зыкин бросил на него быстрый взгляд, хотел было что-то спросить, но отчего-то передумал, понуро опустив голову.
* * *По позициям батальона Кобрин с мамлеем бродили почти час: Сергей разговаривал с бойцами, много шутил и балагурил, в то же время постоянно придираясь к глубине наспех отрытых стрелковых ячеек и пулеметных позиций, оформлению противопульных брустверов и качеству их маскировки. Несмотря на то что с этими парнями его разделяло больше двух веков, он прекрасно понимал, что главное сейчас – не дать им погрузиться в пространные размышления о тех событиях, что происходили в нескольких километрах; не допустить, чтобы они испугались и запаниковали по-настоящему. Солдат во все времена должен быть по максимуму занят делом, простым и понятным, будь то копание окопа, чистка оружия или снаряжение пулеметных лент. Думать положено командиру; подчиненный же должен быть всецело уверен в его правоте. Все остальное лишь мешает делу.
Самое интересное, бойцы это, похоже, если и не понимали, то наверняка ощущали на неком подсознательном уровне. И без споров и косых взглядов на строгого «батю» брались за малые пехотные лопатки, все глубже вгрызаясь в податливую белорусскую землю, углубляя стрелковые ячейки, вырубая в стенках ступеньки и ниши для боеприпасов и отсыпая положенные уставом брустверы.
Дольше всего капитан задержался у минометчиков, на которых возлагал основную надежду: девять «БМ-37» – конечно, не полноценная артбатарея, но все равно более чем серьезная сила. Во время подготовки к прохождению «Тренажера» его учили, что миномет в этом времени по боевой эффективности приблизительно приравнивался к артиллерийскому орудию равноценного калибра, а по осколочному воздействию на противника порой и превосходил его. Да и бронетехнике не поздоровится, коль наводчик ухитрится уложить трехкилограммовый подарок прямо в верхний броневой лист башни или моторный отсек. Ознакомившись с составленными командирами расчетов огневыми карточками и проверив нарезанные ими сектора обстрела, Кобрин остался доволен. А заодно заслужил уважение артиллеристов, когда напомнил, что при стрельбе с рыхлой и влажной почвы ствол имеет особенность несколько перемещаться назад за счет уплотнения грунта под опорной плитой, и после нескольких выстрелов необходимо корректировать прицел. По-хорошему стоило провести пристрелку, благо вокруг было достаточно шумно, и вряд ли кто обратил бы внимание на полдесятка непонятных взрывов, но Сергей не рискнул, опасаясь рассекретить позиции. Вдруг по закону подлости именно тут окажется какая-нибудь РДГ из состава помянутого им в разговоре с погранцами «Бранденбурга» – и все труды насмарку. И засаду засветит, и людей потеряет. К слову, разведгруппа вовсе не обязательно будет именно из «Бранденбурга»: в эти дни в нашем тылу кого только не было, и абверовские разведчики, и спецподразделения СС, и… да мало ли.
К тому времени, когда комбат, закончив «инспекцию», вернулся на КП, над головой завыли моторы возвращающихся на аэродромы для дозаправки и пополнения боекомплекта бомбардировщиков, идущих теперь в обратном направлении – на запад. Проводив взглядом самолеты, на серо-голубых плоскостях которых теперь четко просматривались подсвеченные встающим солнцем бело-черные кресты, Сергей лишь сдавленно выматерился: возвращались бомберы почти в полном составе. Похоже, историки прошлого, на чьи труды ссылались преподаватели академии, не врали – серьезного противодействия люфтваффе в первые дни войны не оказали ни ПВО, ни истребительная авиация. А он-то, был период, сомневался, искренне веря, что фотографии разгромленных на рассвете аэродромов, заставленных остовами сгоревших «Ишачков» и «Чаек», – единичные случаи и случайный успех немецких асов. Оказалось, нет. К сожалению…
Покосившись на глядящего в небо комбата, зло играющего желваками, Зыкин неуверенно сообщил:
– Ну, ты это, Степаныч… не психуй, что ли. Застали врасплох, всякое бывает. Сейчас наши летуны в себя придут, взлетят, да и вломят этим сукам по первое число. Сталинские соколы, все дела.
Взглянув на особиста, Кобрин невесело усмехнулся:
– Неа, Витька, не вломят, точно тебе говорю. Горят наши соколы на аэродромах, поскольку их никто не предупредил. Так и сидели до последнего, на провокации, блин, не поддаваясь.
– Как горят? – закаменел лицом мамлей.
– Жарко, Витя, горят, жарко, мать его! Как авиационный бензин с перкалью и прочим дюралем горит.
– Быть того не может!
– Может, – хмуро буркнул капитан, опуская голову. – Еще как может.
– Но…
– Все, товарищ младший лейтенант, закончили! – отрезал комбат. – Так что заткнись. И за бойцами следи, любые разговоры не по делу или панику там – пресекай, и жестко. Сейчас упаднические мысли страшнее немецких снарядов. Это приказ. Договорились?
– Так точно, товарищ командир батальона, – не остался в долгу особист, поддернув на плече ремень пистолета-пулемета. – А сейчас-то что делать, Степаныч?
– Ждать. Сидеть тише травы, ниже воды и ждать. Не думаю, что погранцы фрицев больше двух часов сдерживать смогут, так что дальше уж наша работа начнется. А подготовились мы что надо, все должно грамотно срастись. Заставим сук юшкой умыться.
– А потом? – поразмыслив несколько секунд, задал Зыкин новый вопрос: – Будем держаться, сколько сумеем? Ждать помощи? Так ведь она может и завтра подойти, продержимся ли?
– Не будет никакой помощи, – негромко, чтобы не расслышал радист, ответил Сергей. Обернувшись к товарищу и взглянув ему в глаза, жестко проговорил, поскольку давно уяснил для себя, что правильно и, главное, вовремя сказанное командиром, не вызвав отторжения, навечно отложится в памяти подчиненного: – Витя, учись анализировать и делать трезвые выводы, тебе еще Берлин брать! После такой артподготовки и бомбежки расположения наших войск на несколько десятков километров, а то и дальше перемешаны с землей. Вместе с ангарами с техникой, транспортом, складами боеприпасов, ГСМ, продуктов. Наверняка под удар попали и штабы, просто не могли не попасть. Там, в нашем тылу, на который ты так надеешься, – Кобрин мотнул головой в сторону востока, – сейчас полный хаос. Неразбериха. Тысячи погибших и раненых. Горящие города и воинские части. Разбомбленные железнодорожные пути и автодороги. Кстати, со связью тоже огромные проблемы – и диверсанты подсуетились, и бомбардировщики. Это тебе понятно?
Шумно сглотнув, Зыкин молча кивнул.
– Потому и говорю – помощи не будет. Остановим немцев, дождемся пограничников, наверняка ж кто-то уцелел, и отступим. Организованно и без паники.
– Без приказа?! – ахнул особист.
Кобрин ухмыльнулся:
– Ну, вообще-то – и ты, так уж выходит, прямой тому свидетель, – мне вообще никто и никакого приказа не отдавал. От слова «совсем». И даже наоборот, это именно я отдал ЕДИНСТВЕННЫЙ за сегодняшнее утро приказ вывести батальон, чем спас его от гибели. – Он зло мотнул головой в сторону пылающего Граева. – Вон оттуда, Витя. Где сейчас догорают наши казармы и склады. Так что, хочешь ты того или нет, но и приказ на отступление тоже отдам я. Или ты, если меня не станет, или кто-то из ротных. Это понятно?
Особист неопределенно пожал плечами: не то согласился, не то наоборот. Второе более вероятно.
– Ладно, лейтенант, довольно болтовни. Терпеть не могу с умным видом воду из пустого в порожнее переливать!
Произнеся крайнюю фразу, Кобрин мысленно рассмеялся: в своем времени он подобным образом никогда не говорил, видать, снова память Минаева вмешалась!
– Вот когда окоротим немца, тогда и продолжим наш спор. Если захочешь. А пока попробуй вон с пограничниками связаться. Постарайся выяснить, что у них там вообще происходит и как скоро нам гостей ждать.
Немцы появились спустя почти три с половиной часа. За время вынужденного безделья дважды связывались с Августовским погранотрядом – во время второго сеанса связь внезапно прервалась, и больше на запросы уже никто не отвечал, а в радиоэфире царил самый настоящий хаос. Над головой постоянно проходили сменяющими друг друга волнами бомбардировщики, а около шести утра над позицией батальона пролетел разведчик. Появление авианаблюдателя заставило Кобрина слегка напрячься – зря, как выяснилось. Небольшой самолетик, поблескивая остеклением кабины, прошел своим курсом куда-то на восток, определенно не подозревая, что в километре под ним затаились, с опаской поглядывая в небо, советские бойцы.
Часов в семь в небе неожиданно затарахтели пулеметные очереди – невесть откуда появившееся звено краснозвездных «И-16» атаковало возвращавшиеся для дозаправки бомберы. Ничем хорошим самоубийственная атака не закончилась: «ястребкам» удалось повредить двигатель одному из бомбовозов, после чего сверху спикировали «Bf-109» прикрытия, в течение пары минут снеся с небосклона всех троих. Выброситься с парашютом удалось только одному из пилотов, но до спасительной земли он не добрался: ринувшийся следом «мессер» расстрелял повисшую под куполом беспомощную фигурку.
