Олег Измеров - Ответ Империи
Режиссер перенес действие в наше время: герои ходили в современных костюмах, даже на сцене стоял монитор, а часть декораций на фоне изображалась лазерным проектором. Прохор был без бороды и совершенно не походил на купца девятнадцатого века; скорее, президент какой-то крупной компании. Заканчивалась постановка сценой в дурдоме, где больные обсуждают с врачом возможность бунта: «Что ж… это можно! Наши бунты хорошие, доброкачественные бунты, и предмет их таков, против которого никогда бунтовать не запрещается!» – разъяснял доктор, и больные, счастливые от дарованного им права волеизъявления, покорно шли на обед, под водительством лидера оппозиции, которого тоже назначил врач.
…– Знаете, сейчас есть такой проект, – сказала ему Вероника, когда они вновь вынырнули в ночную свежесть из гардеробной суеты (театры начинаются с вешалки, а кончаются очередью в гардероб), – восстановить на этой площади гранитную брусчатку и поставить пару фонтанов в античном стиле со скамеечками вокруг. Как вы думаете, будет смотреться?
– Наверное. Но в это время года здесь будет смотреться палатка с кофе.
– Кафе есть в сквере. Вы не голодны?
– Нет, ничуть. А вы?
– Нисколько. Ну а Жеронский-то вам как? Я смотрю, вы хохотали все действия.
– Нет слов, знаете, просто нет слов… Смело и вообще удивительно, как это все разрешили.
– Кто будет против? Первый секретарь обкома лично цветы приносил! Наша страна должна со смехом расстаться со своим прошлым, пока оно не стало будущим. Сталинизм – это модернизация.
– Хм, а как же при Сталине за анекдоты-то?
– Так вы видели в пьесе, откуда это шло? Все эти прожекты о расстрелянии, об оглушении? Из старой, крепостнической Руси. И первые десятилетия нового государства общество по старой привычке все это считало нормальным.
«А ведь в чем-то она права, – подумал Виктор, вспомнив, как они с Веселиной целовались в кустах во время ночных арестов в третьей реальности. – Кстати, эту даму тоже на букву «В» зовут… Чушь, совпадение».
– А вот Прохора я как будто даже где-то видел, – задумчиво произнес он, пытаясь съехать со скользкой, как ему казалось темы, – даже в имени что-то мрачное, пророческое.
Он внезапно вспомнил, где он видел Прохора: на афише политической рекламы в своей реальности, – и тут же усомнился, в ту ли сторону он начал съезжать с темы. По счастью, Вероника изменила ход разговора сама:
– О, у нас режиссеры мрачные пророчества любят. Вы смотрели «Бакенбарды» Юрия Мамина?
– Что-то слышал, – ответил Виктор и чуть не добавил: «В период перестройки и гласности».
«Стоп, – подумал он в следующую секунду, – тут же такого не было, что тогда показывали. Или было, но молчат?»
– Ну, это притча, антиутопия… Фантастика, в общем. Показано, если государство заплывает жиром, становится немощным, допускает безнаказанность, то есть права, закона нет, то это государство заменяет грубой силой первый, кто понаглее и язык хорошо подвешен.
– А, понял. Фильм-предупреждение. Вы не возражаете, если я вас провожу?
– Так вы вроде уже провожаете, разве нет?
– Ах да, конечно. Тогда в какую сторону?
– Садимся у гостиницы. Можно на моторе, но, знаете, я больше люблю троллейбусы. В моторе люди сидят молча, и каждый вроде сам по себе. Удобно, но не совсем уютно. Знаете, в детстве жутко мечтала о машине, как все в Союзе. Даже водить выучилась. Сейчас – нет. Все время думать, чтобы ни на кого не наехать…
На площади Ленина с фасада бывшего исполкома ярким рубиновым светом полыхали электронные часы. Памятник вождю пролетариата стоял в лучах прожекторов, и от их голубоватого сияния на окружавших постамент клумбах неестественно отчетливо сияли последние цветы сентября – красные хризантемы, белые астры и желтые календулы.
– Наверное, троллейбусы сейчас редко ходят, – задумчиво произнес Виктор, – уже скоро десять.
– Они ходят до часу, – пояснила Вероника. – Да, Светлана Викторовна предупредила меня, чтобы я не интересовалась вашей биографией, не волнуйтесь.
– Ну, мне-то что беспокоиться. Раз вы не побоялись пойти в театр с такой темной личностью…
Губы Вероники на мгновение сложились в легкую улыбку.
– Нет, вы не темная личность. Я все понимаю.
Она остановилась чуть поодаль от остановки, у входа в гостиницу «Десна», закрытого строительными лесами; аскетичному хрущевскому зданию с лоджиями переделывали фасад, приводя в соответствие ампиру бывшего исполкома на другой стороне площади.
– Давайте я лучше о себе расскажу. Я была замужем, у меня дочь, уже взрослая, в этом году прошла в Рязанский радиотехнический по девяти баллам, вполне самостоятельная. Ну и личная жизнь у нее тоже самостоятельная.
– А разошлись давно? Извините, если это неприятный вопрос…
– Вопрос вполне законный. Мы не расходились. Познакомились мы случайно, в культтоварах, что у Цыганского гастронома: выбросили «Зеркало души», меня чуть не затоптали, он вытащил и взял на меня диск, так на почве дисков и завязалось. Это сейчас на компашках навалом, а тогда кто-то что-то доставал, меняли, перезаписывали… А у него всегда можно было найти ну буквально все – от Высоцкого и эмигрантов до «Пинк Флойд» и Жарра. Называл себя языковедом, говорил, что изучает редкие диалекты каких-то народов. Получила диплом, поженились, он стал часто пропадать в многомесячных загранкомандировках… Ну, конечно, притаскивал оттуда «дифсит» и березочные сертификаты, все это мне тогда уже казалось не главным, но думала – не худший случай, у кого пьет, у кого к другой ушел, в общем, так. У него была куча книг про языки африканских народов, обычаи каких-то племен, кассеты с их выговором, тетради с какими-то схемами по лингвистике, вроде как исследования. Занимался спортом, легкой атлетикой, карате, это жутко модно тогда стало – карате, я еще думала, ну, хочет в моих глазах выглядеть, как Митхун Чакраборти, наверное, я, в конце концов, тоже на аэробику ходила. Потом в один прекрасный день прислали извещение, что он пропал без вести где-то в Анголе, в районе местного конфликта, при эвакуации научного персонала – так написано было. Где-то через неделю, вечером, после работы, звонят в дверь, открываю – стоят мужчина и женщина, представились, документы показали. Женщина была как раз Светлана Викторовна. Вручили орден Красной Звезды, медали «За укрепление боевого содружества», «За боевые заслуги», «За отвагу»… личные вещи, как сказали, доставить было невозможно, ну, в общем, вы понимаете. Расспрашивали, как живу, в чем трудности, мы тогда в хрущевской двушке жили на Северной, туда, к Медведева идти. Собственно, как и что, не рассказывали. Вскоре дали ордер на трехкомнатную у Самолета, пенсию на книжку перечисляют до совершеннолетия Таисии. Светлана периодически наведывалась, вроде как подруги теперь. Вас я спрашивать ни о чем не буду. Наверное, тоже будете уезжать в командировки.
– Насколько я понимаю в геометрии – вряд ли, – возразил Виктор и добавил: – Теперь уже вряд ли.
– Серьезно или успокаиваете?
– Я так полагаю.
– Если у вас есть возможность полагать… Наш троллейбус.
«Теперь ясно, почему она не вышла во второй раз, – думал Виктор, разглядывая мелькавшие за окном пейзажи ночного города и, боковым зрением, свою спутницу. – В ее глазах начать новые отношения было бы предательством его памяти. Что ей Света про меня сказала? Ну да, видимо, так: наш товарищ, внезапно потерял семью при исполнении… собственно, так и есть, если то, что я здесь очутился, это чье-то исполнение. Вот и встретились два одиночества, как у Кикабидзе».
Вероника жила в комплексе по улице Брянского фронта, то есть прямо по дороге от Самолета к НИИагропроминформатики, на краю микрорайона, здание сразу за длинными девятиэтажками. Недолгий путь от кольца троллейбуса они прошли не спеша, и почетный караул из высохших на ветру опавших бурых осиновых листьев лениво шуршал по асфальту в такт их неторопливым шагам.
Виктор узнал, что она работает в дочерней фирме «Кремния» и сидит на разработке управляющих устройств техоборудования для производства полупроводниковых пластин, что коллектив там хороший, только в основном женщины. Еще он узнал, что Вероника в свободное время пишет лирические стихи и хочет создать свой любительский раздел в домолинии.
– Ну так это же прекрасно! – воскликнул он. – Я свой первый сайт знаете когда делал? Еще в девяносто шестом!
– Уже два года? Еще второй гипертекст застали?
– Ну… да, два года… четвертый освоил, что в прошлом году вышел. Вы определите, что хотите разместить на своем хомяке, а я делаю дизайн и верстку.
– Подождите, на каком хомяке? У нас кошка. Серая, полосатая.
