Василий Звягинцев - Вихри Валгаллы
Дмитрий навалился грудью на стол, когда эсминец вдруг резко переложил руль. Чертыхнулся, выпрямляясь. Поплотнее устроился в кресле.
— Что же касается ваших тщательно скрываемых сомнений относительно меня и моих друзей, а также некоторого избытка «технических чудес» и труднообъяснимого везения, которое сопровождает наши предприятия, так в них нет ничего сверхъестественного. Просто мы достаточно долго жили вне пределов этой России. — Воронцов сделал едва заметный акцент на слове «этой». — И сознательно развили в себе несколько иной стиль и способ мышления. Мы идем непосредственно от цели, которую считаем нужным достичь, а не от возможностей ее достижения. «Вулюар сет пувуар», как говорят французы, что означает: «хотеть — значит, мочь». Ближайший пример: наш анализ минувшей войны показал, что для достижения абсолютного и безусловного превосходства в воздухе необходима скорость самолета не менее четырехсот километров в час. Соответственно все силы были брошены на решение технической задачи, а не на дискуссии о принципиальной невозможности подобных скоростей. Результат перед вами. Кстати, господин адмирал, вы сами тоже умеете так поступать. Ваш предшественник Эбергард потратил три года на обоснование невозможности того, что вы сделали за неделю — обеспечение полного господства русского флота в Черном море. Да и вот, — он постучал ладонью по столешнице, — могли вы поверить в Порт-Артуре, что всего через четыре года будет начата постройка первого «новика», а через шесть лет он вступит в строй?
— Над вашими словами стоит подумать, Дмитрий Сергеевич, — неожиданно улыбнулся Колчак. — Хотя не могу сказать, что вы разом рассеяли все мои сомнения…
— Сомнения — дело хорошее. Пока они не начинают мешать конкретному делу. Я знаю, что еще сильнее, чем боевые возможности наших самолетов, вас удивил мой успех в ремонте и модернизации броненосцев. Вы и это техническое мероприятие склонны отнести к разряду сверхъестественных. А известно ли вам, что на американских верфях уже отработана методика массового строительства кораблей за два месяца от закладки до выхода в море?
— Я был в Америке, но ни о чем подобном не слышал. И, вы правы, считаю это невероятным.
— И тем не менее. Англичане построили свой «Дредноут» за год, в то время как наши линкоры строились пять лет. Прогресс не стоит на месте… — Воронцов имел в виду серию «Либерти», которую во вторую мировую американцы поставили на поток и клепали (вернее, сваривали) транспорты в двенадцать тысяч тонн со скоростью фордовских автомобилей. В десятки раз быстрее, чем подводники Деница и летчики Геринга успевали их топить.
…Вновь почти вся компания собралась вместе на «Валгалле». Только Левашов с Ларисой пока оставались в Москве, там политическая обстановка опять осложнилась. К Троцкому зачастили официальные представители британского правительства и неофициальные эмиссары известных финансово-политических кругов, настойчиво склоняя советского диктатора к активным действиям против Югороссии. Прямые предложения и деликатно завуалированные намеки охватывали самый широкий спектр возможных мер, от дипломатического давления и шантажа до обещания развязать с наступлением весны полномасштабную войну, теперь уже не гражданскую, а как бы «нормальную», межгосударственную. Тем более что предпосылки к ней имелись. По-прежнему запертая на Кавказе Одиннадцатая армия, ранее нацеленная на свержение существующих правительств Армении и Грузии и установление там «власти трудящихся», теперь перегруппировывалась, разворачиваясь фронтом на север. Анклав, состоящий из части Азербайджана, Ставрополья, Кубани и горских республик Северного Кавказа, уже полгода существовал автономно от РСФСР, связанный с ней только морским путем через Гурьев, и дальнейшая его судьба требовала решения. У советского правительства было два варианта — договориться о передаче ему Астрахани и коридора вдоль Волги до Саратова или воевать. Врангелевские же дипломаты предлагали иное — обмен территории Северного Кавказа на равноценную в непосредственно прилегающих к совдепии областях. У них сильным козырем была постоянная угроза казачьего восстания, которое, несомненно, имело бы успех при одновременном наступлении Слащева от Ростова и десантах на Тамань, Новороссийск, Туапсе. Короче, ситуация складывалась взрывоопасная, и Левашов прилагал титанические усилия и чудеса макиавеллизма, чтобы не допустить такого развития событий. Он обещал Троцкому все что угодно — возврат в дополнение к первым восьми вагонам остальной части «золотого эшелона», военную помощь против туркестанских сепаратистов, неограниченные поставки продовольствия и ширпотреба в голодающие, раздетые и разутые советские губернии и другие не менее заманчивые льготы и преференции. Пока Троцкий колебался, яростно торгуясь и пытаясь шантажировать и Запад, и Юг.
Олегу однажды даже пришлось как бы вскользь упомянуть, что напрасно Лев Давыдович столь внимательно прислушивается к посланцам «загнивающего капитализма». Пусть лучше вспомнит уроки не столь еще далекой мировой войны. Обещать Запад умеет, но готов ли он, а главное, в состоянии ли помочь Советской республике, если отмобилизованные и отдохнувшие дивизии Слащева вздумают вдруг ударить по кратчайшему направлению на Москву?
— От Лондона до Москвы гораздо дальше, чем от Курска и Тамбова. А Москва в качестве вашей столицы, думаю, не в пример более удобна, чем Архангельск или Вятка…
Иногда, если удавалось, они собирались вчетвером: Новиков, Шульгин, Берестин и Воронцов — хорошая мужская компания — и приглашали к себе на пароход Врангеля. Петр Николаевич уже обжился и свыкся с ними, одновременно как с друзьями и покровителями. Разница в возрасте у них была небольшая — Верховному правителю недавно исполнилось сорок два, каждому из них — ненамного меньше. В эти годы разница в четыре-пять лет уже не воспринимается как существенная.
Генералу отвели роскошные апартаменты в ярусе кают суперлюкс, где он нередко оставался ночевать, радуясь возможности хоть один вечер не чувствовать себя государственным деятелем.
Играли в преферанс, выпивали понемногу, по заведенной традиции — рюмку за каждый сыгранный мизер, ну и разговаривали, конечно. Любой претендующий на роль диктатора правитель страдает (если он умный и нормальный человек) от невозможности иметь близких друзей. Здесь у Врангеля была великолепная возможность — ни один из претендующих на его дружбу людей ни в малой степени от него не зависел и, в свою очередь, не пытался навязывать ему какие-то неприемлемые требования (в его понимании).
Разговоры обычно складывались следующим образом.
— Ты, Петр Николаевич (на «ты» они по гвардейской традиции перешли почти сразу), — конечно, самодержавный правитель и диктатор, мы это одобряем и приветствуем. В твои дела лезть не собираемся. Но давай так — есть у тебя хорошая идея, излагай, в деньгах отказа не будет. Есть у нас интересная мысль — выслушай. Подумай, если хочешь, посоветуйся, с кем нужно. Не будет возражений — прими и помогай исполнить. Финансирование опять же наше. И учти, мы тебе плохого не посоветуем. Сами заинтересованы.
И согласие, как правило, достигалось. Например, Новиков, когда уже была сыграна хорошая «сочинка» — до ста двадцати, по доллару за вист, и Верховный правитель отчего-то опять был в большом выигрыше, сидя в глубоких креслах у открытой двери кормового балкона, раскуривая сигару и подливая всем под чашечку самолично сваренного геджасского кофе бенедиктинский ликер, вдруг проговорил:
— А вот отчего бы нам, ваше высокопревосходительство, не установить в твоей Югороссии совершенно оригинальный политический режим? Сочетание древнеафинской демократии с идеалами господина Великого Новгорода. Мы ведь убедились уже, — а если ты еще не убедился, то будешь иметь такое удовольствие, — что на российской территории никакие логически устроенные системы не приживаются…
— Поясни, что ты подразумеваешь, — спрашивал Врангель, после успешного курса лечения позволявший себе и выпить, и покурить, как во времена своего студенческого и офицерского прошлого.
— Лишь только то, что европейского типа демократия с выборным парламентом и принципом: один человек — один голос у нас не работает и работать не будет. Так не лучше ли создать нам своеобразное государство с формально полным равенством, выборным органом типа Думы или Земского собора, но устроенное сословно-корпоративно. То есть имеют место сословия — дворяне, ремесленники, крестьяне, купцы, казаки, лица наемного умственного труда, если угодно, объединенные по средневековому цеховому признаку. Детализировать не буду, можешь сам литературу полистать. Однако все свои проблемы, от социальной защиты престарелых и инвалидов до любых юридических вопросов, внутри корпорации они решают самостоятельно и независимо от государственной власти. В сенате заседают представители сословий с равными же правами. Государство, поскольку оно достаточно богато, обеспечивает финансирование всех общенациональных программ и выступает арбитром и гарантом равноправия граждан на общенациональном уровне, одновременно снимая с себя всякие проблемы, могущие вызвать именно антиправительственные выступления в каком угодно виде…
