Бывших не бывает - Красницкий Евгений Сергеевич
– Сделаю, дядька Лука! – парень поворотил коня.
– Стой! – остановил его полусотник. – Петька псов своих взял?
– Взял, дядька Лука!
– Добро!
Филька обернулся быстро. Протянул священнику круглый щит, спешился и попросил:
– Вынь ногу из стремени, отче.
Отец Меркурий повиновался и одновременно закинул щит за спину, проверил, как рука входит в лямки.
– Меч возьмёшь? Или секиру? – Лука посмотрел на священника с видимым сочувствием.
– Нет… – отставной хилиарх сглотнул, помолчал и через боль продолжил: – Хочу, но нельзя… Обет дал… Не убий, даже если самого убивать будут… Не искушай, аллагион…
– Ну, – полусотник с сочувствием посмотрел на священника, – как знаешь… Не хотел бы я на твоём месте быть…
– Бог даст, не будешь…
– Спасибо на добром слове, – усмехнулся Лука. – Пора мне и речь держать.
Лука тронул коня шпорами, подъехал поближе к строю и поднял руку. Коротко пропел рожок.
– Други! – взревел полусотник. – Судьба нам выпала опять за Болото идти! Егоров десяток и боярич Михаил с отроками там вляпались! На переговоры зазвали, да обманули, язычники! Слово нарушили, сучьи потрохи! На святое дело идём – товарищей выручать! Пойдём на рысях и ждать никого не будем! А как дойдём – покропим снежок красненьким! Если не выручим, так отомстим! На кишках погань заболотную удавим!
Отец Меркурий подъехал к полусотнику, дождался, когда тот закончит, воздел руку с двоеперстным сложением и возгласил:
– Воины Христовы, если Бог с нами, то кто на ны?! Нет выше жертвы, чем душу свою положить за други своя! Истинно боярин Лука сказал – на святое дело идём! С Богом!
Священник истово перекрестился.
– Сотня! – командно заревел Лука. – Нале-во! С места рысью! Ступай!
«Почтенный аллагион, похоже, заранее считает поднадзорного покойником… Показательно… Судя по тому, что он сказал, так и есть. С двумя десятками стрелков-роариев и неполным десятком ветеранов против сотни можно продержаться только в крепком месте, да и то шансы невелики…
Дерьмо! Похоже, твоя миссия закончилась, не успев толком начаться, Макарий… Но вот почему у меня нет ощущения всепоглащающей задницы? Это чувство меня редко подводило! Поднадзорному кто-то ворожит… Я, правда, так и не выяснил кто… Но вот в том, что юный сотник умеет нырять в латрину и не запачкаться, сомнений нет.
Господи, на Тебя уповаю, на резвость коней и на удачу – поднадзорного и свою!
А ещё надеюсь, что ты крепко ошибся в своих расчётах, рыжий таракан! Здесь говорят, что те, кого заживо отпели, живут долго!»
Лука гнал сотню, как и обещал, не давая роздыху. Аллюром три креста, как сказали бы кавалеристы двадцатого века. Не галопом, разумеется, но размашистой рысью и без привалов. Останавливались только справить нужду, да поменять и переседлать коней.
Отец Меркурий многажды помянул добрым словом предусмотрительность Лавра, догадавшегося захватить для помощи священнику холопа-конюха. Если бы не он, отставной хилиарх ни за что не смог бы так споро управляться с седловкой. Тяжко пришлось с непривычки отставному пехотинцу: всё тело ломило, ноги горели огнём, а натёртые культя и седалище так и адским.
Несколько раз даже хотел попросить действительно привязать себя к седлу, как раненого: при помощи двух копий. Но совладал с собой – негоже при пастве слабость являть. Так что, шипя под нос самые чёрные ругательства на смеси греческого, славянского, турецкого, латыни и нескольких франкских наречий, отец иеромонах, скрипя побитыми суставами и скрежеща от боли зубами, взмывал и взмывал над седлом в такт конским шагам. Паства смотрела на муки отца Меркурия с жалостью, но и с уважением – поп сотню не задерживал.
День клонился к вечеру. Отставной хилиарх держался уже, что называется, на зубах – на голом самолюбии. Глаза то кровью заволакивало, то темнотой. А уж болело всё – даже то, что вообще болеть не может.
– Сотня, стой! – рыкнул Лука, поднимая руку. – Слезай! Ночевать будем!
Отец Меркурий даже не сразу понял команду полусотника и прогнал коня рысью ещё с десяток шагов, чудом ни на кого не налетев. Но всё же осознал происходящее, повернул жеребца и подъехал к Луке.
– Зачем? – язык с трудом повиновался старому солдату. – Там наши. Там Михаил. Надо идти!
– А то я, твою мать, не знаю! – вызверился рыжий полусотник. – Вокруг глянь! Темнеет, кони шатаются. А нам еще почти полдня пути! Попалим коней – что делать будем?! Мне только падежа конского и поповского не хватало! Сказал ночевать – будем ночевать! Всё!
– Как скажешь, аллагион… – отец Меркурий качнулся в седле.
– Филька! – Лука подхватил священника. – Бурея сюда мухой! Кажись, спёкся поп!
– Сейчас, дядька Лука! – отозвался оружничий.
– Давай, слезть помогу, – несколько подобревшим голосом предложил полусотник.
– Сам! – через силу ответил отставной хилиарх. – И… сначала… кони…
– А ты молодцом, отче! – усмехнулся Лука и распорядился: – Десятники, стражу выставить! Глеб, твои первые! Дальше по порядку! Петька! Складень! Ты где?! Возьми псов и осмотрись в окрестностях! Костры жечь без дыма!
– Сделаю! Слушаюсь! Понял! – раздалось отовсюду.
Пока полусотник распоряжался, отец Меркурий с помощью вовремя появившегося Лёвки-конюха, кряхтя и матерясь, слез с коня. Больше всего на свете священнику хотелось упасть прямо в снег и не шевелиться, а там будь что будет.
«Нет, поганый бурдюк дерьма, ты сделаешь всё, что нужно! Шевелись, старая рухлядь!»
Преодолевая сопротивление плоти, отец Меркурий, с помощью Лёвки сумел расседлать и обиходить коней, спутать их, накрыть тёплыми попонами и привесить к мордам торбы с овсом.
Тут-то силы священника и оставили. Едва успев влезть в принесённый конюхом тулуп, он со стоном опустился в снег. Хорошо ещё хватило соображения подобрать ноги и укутаться тулупом. Отставного хилиарха била крупная дрожь.
– Хрр, чего звал, Лука? – услышал иеромонах сквозь полузабытьё. – Где поп? Помер, что ли?
– Не, – в голосе полусотника смешались насмешка и уважение. – Но спёкся малость с непривычки. Коней обиходил и вон там повалился. Ты, Серафим, давай, подлатай его малость, чтобы к завтрему годен был. Ещё кто сомлел?
– Есть один, – Бурей трубно высморкался. – Из моих. Колька-сыкун. Ну я его полечил – дал в морду легонько. Он, хрр, и оздоровел. Слышь, дрова рубит? Остальные ничего: кряхтят, за караваи свои держатся, но воевать способны.
– А кони?
– С конями всё ладно.
– Добро! – кивнул Лука. – Починяй тогда попа, кашеварьте, будем кормиться и спать. Завтра до света подниму.
– Ладно.
По снегу заскрипели шаги. Отставной хилиарх попытался стряхнуть оцепенение, но не смог.
– Серафим Ипатич, тута он! – раздался совсем рядом смутно знакомый голос.
– Хрр, совсем, знать, сомлел, – поставил диагноз Бурей. – Счас поправим. Харитоша, стели тулуп.
– Готово!
«Это же Харитоша, что вёз меня из Турова… Что они собираются делать?»
– Тимоха, беритесь с Харитошей и кладите попа сюда, а то совсем обревнел – сам не встанет.
– Сам ты бревно! – от обиды отец Меркурий даже смог заговорить. – Имей почтение к сану, малака!
– Лается, – констатировал Бурей. – Хорошо. Беритесь, чего встали?
Крепкие руки оторвали священника от земли.
– На брюхо кладите! – распорядился обозный старшина.
Тимоха и Харитоша бережно опустили священника на подстеленный тулуп.
Бурей присел на корточки, одной рукой обнял отца Меркурия, без всякого усилия приподнял и сунул в рот горло кожаной баклаги. Обжигающая жидкость хлынула в горло священника. Он судорожно глотнул. Раз, другой… Дыхание перехватило, из глаз выдавило слёзы.
– Хорош! – Бурей отнял баклагу. – Ишь присосался! Странный ты, отец Меркурий: как в церкви, так поп попом, а как драться и яблоневку жрать, так ратник. И сейчас вон в мисюрке да кольчуге. А ну, помогите мне его из железа вытряхнуть!
