Алекс Алекс - Броненосцы Петра Великого -ч.1 Архангельск
Попросил Семена прервать рассказ, пошел поклониться, вместе с ним, жертвам моей торопливости. Теперь вот стоял над воронкой, и думал, кому нужны мои потуги? Жили поморы до меня, и не появись тут самоуверенный болван, жили бы и дальше. Но болван появился, и теперь они все легли раньше времени. А Петр говорил, судьба, судьба. Нет ее, не верю, что у средневекового человека на роду было написано взорваться на снарядах с шимозой. А вот злой рок, в моем лице, появился. И как мне объяснить мужикам, когда встречу их там, что по ночам сняться кошмары, армия шведов, марширующая по России с трехлинейными винтовками, и катящая за собой вереницы сорокапяток. А в море хищные силуэты паровых крейсеров англичан добивают остатки русского флота. Что тороплюсь, и делаю много ошибок. Жалкие оправдания. Мне самому стыдно их слушать. Надеюсь, успею найти более достойные ответы, до того, как предстану перед вами. Нет мне обратного хода. После этого лета все будет очень серьезно.
Прошелся по поляне вокруг форта. Выброшенные из воронки комки грязи оплыли, но еще угадывались. Рваные фрагменты гильз. Тут никто ничего не трогал. И все равно ничего не понять. Сами пушки взрывом видимо выбросило в море, та мне их не найти, даже при отливе их не видно. Остальную территорию стрельцы обыскивали, по приказу Семена.
Что же тут случилось? Попадания точно не было, значит, детонация, скорее всего при выстреле. И что мне теперь делать? Отказываться от единственного имеющегося оружия, способного дать перевес? Надо устанавливать оставшуюся башню за заводом, снимать один ствол, а из второго начинать стрельбы, по одному снаряду, и веревочкой из-за насыпи. Неизвестно, сколько сожгу снарядов, но надо поймать за хвост ту блоху, которая поглотила столько моих людей.
На обратном пути, и когда уже сидели в шатре Семена, он рассказывал, что было дальше.
Дальше было ожидание нас, и боязливые мысли, что с одним фортом они не справятся с нашей погоней. А нас все не было. Миновали уже все сроки, которые оговаривали с Семеном. Пришла ладья от Осипа, привезла продукты и слухи, что рыбаки к Архангельску приходили, воеводу спрашивали. Рассказывали, большая стрельба в горле была. И сгоревший корабельный остов на камнях они видели, незнамо чей. А мы так и не появились. Последний раз ладья появилась три недели назад, передали, Осип велел через месяц начать разбирать форт и башню, придет две ладьи и всех заберет. Наш конвой некоторые уже начали оплакивать, правда, еще не отпели, будут ждать до следующей осени. В остальном, жизнь текла без перемен. Петр в мае осадил Азов, как и планировал, а уже к концу июля Азов сдался. Представляю какая там была пьянка. Надеюсь теперь то можно уговорить Петра заняться торговыми факториями, да и мне теперь базы для Ганзейского конвойного флота нужны. Вот и будут охранять наши фактории.
Значит, появились новые задержки с отправкой на Урал. Спросил у Осипа, как там поживают мои рудознатцы. И тут он меня огорошил. Экспедиция месяц назад тронулась в путь. Без меня. Слухи о нашей кончине циркулировали очень обоснованные. На заводе была поминальная атмосфера. И тут вернулись рудознатцы с Урала, с хорошими новостями. Руды они нашли много и хорошей, нашли уголь и есть наметки, что нашли медь. Спешили порадовать. Завод будто бы взорвало. Народ решил выполнить последние указания мастера в лучшем виде. Старт экспедиции был дан с таким ускорением, что в течении десяти дней все необходимое, вместе с подмастерьями, которых мастера напутствовали не посрамить память князя, было собрано в устье Мезени во временном лагере добытчиков. После чего, ладьи помогали экспедиции подняться по Мезени, пока сами не начали килем дно цеплять.
Посмотрел на юг, в той стороне была река, по которой поднималось больше двух сотен человек, вместе с артелями добытчиков и цеховиками. Еще могу успеть, без груза, их нагнать. Хотя, наверное, уже нет, еще надо лодку искать, а тут все побережье обобрали.
Как же так! Перевел взгляд на юго-восток, где-то там идет моя армия, пробивать дорогу в будущее, а их командир остался у теплой печки. Как мне потом в глаза людям смотреть?
Возвращался в Архангельск подавленным, все выходит из-под контроля. Моего седалища не хватает сидеть на таком количестве стульев. Что же делать? Мне действительно не размножиться клонированием. И не вложить свои знания в мозг помощников. И не остановиться теперь. Урал, наша кузница, без него не мыслимо реализовать все задумки. Но и бросать начатые уже нельзя. Да и просто хочу на Урал. Не был там ни разу. Как же мужики ушли то, без меня, с полусотней стрельцов, выданной Афанасием в знак помощи государеву делу и в память обо мне, без бумаг, точнее некоторые бумаги старшому выдал, которые были не личные, а на подателя отписаны. Но самые ледокольные бумаги были выписаны на меня лично. Несколько успокаивало, что с экспедицией ушли и два наших святых отца, может, они помогут. Но в целом, все было плохо.
Оставалось, либо все бросить и бежать вслед за ушедшими. Либо стиснуть зубы и поверить, что мои люди, успевшие набраться некоторого опыта, без меня справятся, а вот новые дела ждать не могут. Стиснул зубы.
В Архангельск пришел злой. На себя злой, а окружающим просто рикошетом перепадало.
Наш вход на рейд вызвал сначала тихий шок по всему городу, потом, когда мы уже высаживались, шок перешел в громкую радость, которую постарался никому не портить.
Всех благодаря и улыбаясь по мере сил, закрылся в доме Бажениных. Надо было строить новые планы, а ничего делать не хотелось. Хотелось лежать на кровати, и ни о чем не думать. И тут на всю голову всплыла мысль, а ведь это навсегда, прошло всего лишь больше двух лет, и не известно, сколько лет еще впереди. У меня под три сотни людей идут в горы и снега, больше сотни ходят по переменчивому морю под пушками ловцов. Почти пять сотен работают на заводе и верфи. Пожалуй, у меня больше нет и шанса просто отсидеться в тихом месте. Если нельзя остановиться, некуда отступить и невозможно спрятаться, остается только нападать и прорываться. Говорят, загнанные крысы очень опасны. Сам не видел, зато теперь проверю на своем примере.
Похмыкал, представив себя крысой, висящей на кончике хвоста слона и яростно его загрызающей. Настроение немного улучшилось. Поднял себя с постели мантрами, на глубинно русском языке, пошел на кухню, выпить чего ни будь.
От чаепития с пирожками, меня оторвали купцы, собравшиеся на подворье Бажениных полным составом бывшего кумпанства. Купцы недовольно шумели. Милые вы мои, как же вам не повезло, лучше бы вы пришли завтра.
Пригласил всех широким жестом в гостиную, просил рассаживаться. Поднялся к себе, нацепил сбрую и поменял патроны в стволах. Хорошо еще, Тая из церкви не вернулась.
Спустился к купцам, и пока они еще не начали высказывать свои претензии, подошел к столу и громко хлопнул по нему рукой. В воцарившийся тишине вытащил один пистолет и, со щелчком, взвел курок. Тишина стала глубже и выразительнее.
— Купцы, в Белом море наш караван ждала засада, и есть серьезное подозрение, что предал кто-то из вас.
Выждал паузу, оглядывая купцов. Подозрение такое действительно было.
— Были мы в Швеции, и прознал там про то, что среди вас иуда есть, продавший шведам чертежи судов наших тайных, только вам одним и доверенных. Думаю арестовать вас всех, и отправить к государю, пусть он разбирается с теми, кто детище его иноземцам продал. А теперь...
— Не губи, князь Александр! - здоровенный купец сполз со стула на колени.
Подскочил к нему, приставил пистолет ко лбу, подсунув палец под спуск, что бы случайно не нажать.
— А знаешь, сколько у меня людей сгублено!!! Почти два десятка душ! Ты чертежи шведам продал?!
— Нет, князь Александр, не продавал ничего. Пропали они у меня, а потом нашел, думал, засунул куда и не заметил. Не продавал, клянусь! Вот тебе крест!
Отошел от мужика, осторожно снимая боек с взвода. Может быть такое? Наверное может, мои почти святые отцы так и не нашли подозреваемого.
— Ну а кто из вас купцы, так же случайно, все подробно про наш караван пиратам поведал? И дату им, выхода нашего, подробно обсказал? Слушаю вас!
Купцы даже вздрогнули, от моего окрика. Заговорил Шапкин
— Наветы это князь, нет среди нас иуды, продать корабли готового, да еще пиратам. Мы то же морем живем, море наша пашня, и скликать на нее жука да тлю, никто не станет. В том поклясться тебе можем и крест целовать.
— А скажи-ка мне, Аким Михайлыч, вот стоим перед царем, мы все, рассказываю ему, что шведы чертежи наши забрали, вон он, кается перед государем, что чертежи случайно шведам отдал, а ты потом скажешь, что и пиратам из вас никто ничего не говорил. Вот теперь скажи мне, что с нами со всеми государь сделает?... Чего молчишь то? Как мне теперь все это государю рассказывать?! Или вы думаете, не прознает он про то? Еще как прознает! Раз уж мне известно стало, то и государь прознает!
