Александр Абердин - Три года в Соединённых Штатах Америки
Хотя Мао и переплыл в шестьдесят шестом Янцзы, со здоровьем у него уже имелись проблемы и когда дед Веня наглядно показал ему, как после посещения советского посольства один из «подопытных кроликов» мигом передумал помирать, после трёхмесячных консультаций и тайных переговоров согласился с требованиями советского руководства и перестал закручивать гайки. В Китае снова вернулись к знаменитому призыву Мао «Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ.» и уже в конце августа Мао Дзедун снова переплыл Янцзы, но на этот раз уже не в сетке, подвешенной между двух катеров. Восстановление отношений с Китаем также прозвучало для Запада, как гром среди ясного неба, как и полный разгром «банды четырёх», но уже очень скоро в западной прессе стали усердно муссировать слухи о «чудесах» секретной советской медицины и о том, что все политэмигранты из СССР с каждым днём молодеют и набираются сил. Увы и ах, но рассказать они могли не так уж и много и все рассказы сводились примерно к одному и тому же: – «Меня привели в тюремную больницу, сделали внутривенный укол, после чего я уснул. Когда я проснулся, то трое суток меня и всех моих товарищей по палате одолевала сильная слабость. Я едва вставал с кровати, чтобы сходить в туалет. Нас даже кормили с ложечки, а на четвёртый день молодая женщина (мужчина) в белом халате поверх военной формы, несколько раз прикоснулись к моему телу, заставили трижды присесть и встать и я полностью выздоровел и вот, помолодел лет на десять.»
Да, количество целителей в стране быстро росло и они уже вылечили огромное число пациентов, в основном людей старшего возраста, ведь молодёжь ещё могла какое-то время потерпеть, но и её не бросали на произвол судьбы. Как-то раз я разговаривал с генералом Гириным и он сказал мне, что ему, деду Вене и Оле удалось подготовить уже более четырёх тысяч целителей из числа военных медиков. Это уже была цифра, если учесть, что всего за день каждый из них мог инициировать процесс самолечения у полутора, двух сотен пациентов и такое же число «выздоровевших» разблокировать. Слухов об этом ходило великое множество, в том числе и на «Метеоре», ведь вся заводская команда гонщиков состояла из целителей и не только гоняла на супербайках и спортивных «Метеорах-Альфа», но и лечила людей. Секрет советской медицины был раскрыт за три дня до рождения Геи, когда в Москве, в гостинице «Россия», состоялся международный симпозиум, посвящённый невероятному открытию военных медиков – генерала Гирина и генерала Олтоева. После того, как с трибуны выступил Алексей Викторович и рассказал о трактате, найденным его другом в случайно разбившемся глиняном Будде, изготовленном лет двести назад и о том, что человек, если его организму дать хорошего пинка, способен исцелиться даже от таких заболеваний, как лепра и сифилис, весь мир взорвался овациями.
Газеты пестрели заголовками: – «Двумя старыми русскими военными врачами найдена панацея от всех болезней!», «Всему миру предъявлены реальные доказательства того, что ампутированные конечности могут вырасти снова!» и так далее. Увы, но даже Ирочке не удавалось из-за нашей занятости следить за всеми новостями. Ну, самое главное всё равно ведь заключалось в том, что все эти события состоялись и обстановка в мире значительно потеплела, но я не обольщался на этот счёт. Гея успела рассказать мне о самых главных новостях сразу после разговора с Наташей и Денисом, которых специально вызвали к ней сопровождающие нашу девочку офицеры. В результате этой политинформации я вошел в огромный, светлый ангар с прекрасным настроением и сразу же направился к нашему космическому «Метеору». Корпус космоплана был уже изготовлен полностью и даже собран, правда, он был пока что стянут золотистыми бандажными лентами ни одна из его частей не была склеена намертво. Их просто, так сказать, наживили, склеив декстрином.
Не скажу, что космоплан был красив. К тому же он сильно отличался по своей формы от той шайтан-трубы, которую изготовили в своих куда более примитивных мастерских тэурийцы. У советских ракетчиков уже имелся огромный опыт строительства сверхзвуковых самолётов, ракет и космических кораблей. Однако, на макетном участке передо мной предстал не космический корабль с каким-нибудь фантастическим дизайном, а довольно простой летательный аппарат, сильно смахивающий на истребитель-перехватчик «Миг-31», только без пилотской кабины наверху, куда более короткими турбинами и не трапециевидными, а треугольными крыльями, сдвинутыми к хвосту. Сходство с «Мигарём» усиливали два, а не один, как было у меня, высоких киля, два воздухозаборника под крыльями с двумя же турбинами и вообще космоплан «Метеор» весьма отличался от того, который я нарисовал минувшим летом. Зато в нём сохранилось главное, это был двухпалубный летательный аппарат с высотой корпуса в шесть с половиной метров, шириной в четыре с половиной и длиной в тридцать два. Нос к «Метеора» был точно так же заострён, только из него не торчал копьём какой-то штырь.
Когда ещё на той Подмосковной даче сказал ракетостроителям, что помимо поликарбона и асфальтеновой смолы, прекрасно соединяющейся с ним, выйти в космос самым основательным образом нам в первую очередь помогут генератор гравитации и антигравитации, СВЧ-реактор, гиперзвуковая турбина и непонятно как действующий гравитационно-конверторный космический маршевый двигатель, который будет разгонять космоплан до скорости в ноль целых семьдесят пять световых скорости света, то они испуганно вжали головы в плечи. Ну, а мне-то чего, раз Бойл сказал, что именно так летает тэурийская шайтан-труба, значит так оно и есть. С планёром наши ракетчики разобрались полностью. К нему нужно было только изготовить чёртову кучу датчиков и силовых приводов, склеить всё воедино, да, хорошенько, почти до черна закалить в муфельной печи при температуре тысячу шестьсот градусов, но это будет только болванка без какой-либо начинки, делающей её настоящим космопланом.
Когда я говорил микробиологам о том, что с помощью микроорганизмов-энергофагов в наноматериалы можно превратить множество других металлов и химических элементов, отчего они приобретут совершенно удивительные свойства, я не сказал им об одном, что уже скоро им предстоит заняться этим вместе со мной на нашем космическом предприятии. Именно этим, выведением новых пород микроорганизмов, я и собирался заняться завтра с утра вместе с ними, а сегодня просто осмотреть биологическую лабораторию и биохимические реакторы участка наноматериалов. Как только главный конструктор узнал, что в его вотчине, наконец, появился Кулибин, то немедленно примчался ко мне с доброй дюжиной своих инженеров-конструкторов и мы отправились в микробиологическую лабораторию. Там уже стояло с десяток малых консолей Геи и всё лабораторное оборудование было к ним подключено, хотя тэурийцы делали всё на глазок. Ну, мы не тэурийцы и от компьютеров не шарахаемся. Не успел я толком протестировать треть оборудования, как в лабораторию примчались мои друзья с компьютерного завода.
Через полчаса, когда Гея сказала, что всё в полном порядке, я плюнул на свои же собственные планы и решил начать с нановольфрама, из которого, в смеси с наноуглеродом, предстояло изготовить СВЧ-реактор, в котором можно было так зажечь водородное топливо, очищенное от алкана, что внутри него образовывалась сверхгорячая плазма, в облаке которой, сжатой магнитными полями, то вспыхивала, то гасла почти термоядерная реакция. Во всяком случае в сферической камере на три секунды вспыхивало чуть ли не рукотворное солнце и вся энергия вспышки переводилась в СВЧ-излучение, а затем, с потерей всего в двадцать три процента, оно преобразовывалось в электрический ток. Всего же том СВЧ-реакторе, который мы намеревались построить, будет находиться триста таких сферических камер их сверхплотного нановольфрама и его энергоотдача будет вполне сравнима с тремя точно такими же ТЭЦ, которая освещала наш город. Весело подшучивая друг над другом, мы принялись колдовать над чистой, буквально только что полученной культурой микроорганизмов и за каких-то полчаса посадили их на новую диету и тут же отправили столоваться в двадцатикубовый биохимический реактор, целиком изготовленный из лонсдейлита. Реакция началась быстро, но процесс обещал затянуться на трое суток.
Когда он закончится, нановольфрам будет смешан с наноуглеродом в соотношении двенадцать к трём и из него будут отлиты две полусферы, после чего они мало того, что будут нагреты до температуры в тысячу восемьсот пятьдесят градусов, так ещё после этого испытают удар холода, будучи погруженными в жидкий азот, едва только их температура опустится до двухсот градусов. Такая термическая обработка превратит поликарбоновый вольфрам в сверхпрочный материал, которому не страшны температура в пять тысяч градусов и из него будут изготовлены не только жаропрочные сферы, но и лопатки нагнетательных компрессоров гиперзвуковых турбин, чтобы даже на высоте в сто двадцать километров сжимать воздух в камере нагрева, поднимая давлением до восьмисот атмосфер. Будучи нагретым до температур четыре с половиной тысячи градусов, он вырвется из дюз и, раскручивая турбокомпрессор, создаст мощнейшую реактивную тягу. Вообще-то скорость в семь с половиной тысяч километров в час на высоте в двадцать километров, вовсе не является пределом для космоплана «Метеор». Он может летать и с вдвое большей скоростью, но на высотах свыше пятидесяти километров.
