Алексей Ивакин - 7 дней в июне
Почему-то БМП и танки тормознули, а пехота вырвалась вперед. Это я уже только после боя узнаю, что такой порядок называется «елочка». Это когда впереди идет пехота, а два танка за ними на разных сторонах улицы. Пехота прикрывает танки от гранатометчиков, танки давят снайперов и пулеметчиков. Но это я потом узнаю. А пока бегу, ору и матерюсь. И стреляю куда-то. Ладно, блин, автомат не первый раз в руках держу. Короткими очередями луплю. Этому меня еще в школе военрук научил. Что-то мелькнуло в развалинах. Очередь туда. Внезапно падает тот самый боец, который мне по каске шлепал. Между каской и бронежилетом пуля вошла. Так он и упал – развороченным лицом в небо. А я нырком плюхнулся на пузо в какую-то лужу. Точно штаны менять придется. Магазин сменить! Да, быстрее! Ух, как руки-то трясутся! Приподнялся на локте. Куда-то херачу. Прямо над головой чего-то бахнуло куда-то. Опять все побежали.
Потом все слилось в сумасшедший калейдоскоп. Ничего толком вспомнить не могу. Отрывки только.
Куда-то прыгаю. Выстрел. Кто-то упал. Кто-то корчится и орет, зажимая сизо-красные кишки, змеями вылезающие из разорванного живота.
Какие-то фигурки в прицеле. Еще рожок! Толчок горячим воздухом. Лечу куда-то. Грохот сменяется однотонным гулом…
Обнаружил я себя сидящим на каком-то бетонном обломке. Одной рукой держусь за торчащие арматурины. Другой рукой стираю чью-то кровь с лица. Чью? Мою, кажется. Из носа кровища хлещет Ниагарой. И гул в башке. Чье-то лицо перед глазами. Чего-то говорит, раззявляя рот. Не слышу ни хрена. О! Это же Фил! Я ему робко улыбаюсь. И вдруг начинает трясти. В губы тыкается что-то холодное. Потом это холодное обжигает губы, язык, глотку.
Я хватаю за ремень автомат, валяющийся под ногами. Встаю. Иду куда-то, волоча оружие за собой.
Потом падаю и теряю сознание…
Пришел в себя я быстро. Фил вколол какую-то хрень в бедро, потом облил пивом из ведра. Холодным. Извращенец. А чем еще можно обливать контуженного на территории пивзавода? Рядом с Филом сидел на корточках… Шеф! С фингалом под глазом.
– Марлен Ильич? – прошептал я.
– Не ори! – заорал мне Фил, сквозь ватную тишину в ушах.
Я попытался подняться, но меня вдруг резко затошнило. Я встал на четвереньки. Постоял, мотая башкой из стороны в сторону. Из носа свисали кровавые сопли. Чета мне даже смешно стало. Только вместо смеха меня вырвало, зачем-то.
Потом меня куда-то понесли, небо закачалось, потом вдруг оно закрылось чем-то темным, и меня понесло сквозь время и пространство…
Алекс Кшетуский. Первый сержант. Бортстрелок. «Медэвак».
Последующие сутки вертолеты носились по воздуху как оголтелые. «Такого не было даже в Ираке… Господи, сколько же раненых…» – думал Кшетуский, когда у него было время на мысли. Когда через пару вылетов он шлангом смывал кровь из десантного отсека – то авиатехников, которые обхаживали «птички», выворачивало наизнанку.
Можно сколь угодно смеяться над американцами, но одно достойно уважения – они умеют работать быстро, хорошо и много.
Линия фронта менялась стремительно. Русский Медведь проснулся и впал в бешенство. Теперь его не сдерживали НАТО, США и Китай. Натовцам не хотелось думать о том, что теперь Россия – это единственная сверхдержава в мире.
Хотя если подумать…
– Кшетуски! – из дрёмы Алекса выдернул пилот, только что вернувшийся с брифинга. – Взводи курок – нас придали русским!
Шёл пятый день.
«Медеваки» носились по фронту как угорелые – дырок прибавилось, но самое обидное, что это были дырки от своих – и русские, и белорусы, видя «птички», пару раз обстреляли с земли. На одном из бортов из-за этого был тяжело ранен пилот и стрелок, после этого командование американцев подало официальный протест и хотело отозвать борта, но удалось договориться. Теперь днём впереди натовецв шёл Ми-8 или Ми-24, а на бортах янкесы нарисовали красные звёзды – рядом с белыми, разумеется.
Внизу, словно ожившая кинохроника Великой Отечественной, перепаханные воронками поля, горящие и уже выгоревшие деревеньки, городки и посёлки. На шоссе по обочинам видны остовы сгоревшей техники и не всегда военной… Куда ни глянь – на горизонте столбы чёрного дыма от пожаров… Кажется что даже здесь, на высоте этот запах гари, крови и пороха… Даже здесь чувствуешь себя по колено в грязи. А в голове творится ад.
Буквально три часа назад на руках Кшетуского умер мальчик… Его, тяжелораненого нашли русские солдаты – он четыре дня был зажат в расплющенной танком машине. Его родители были на переднем сидении, и…
Вокруг шёл бой, и солдаты укрылись за машиной. Их здорово теснили немцы, которые прорывались из котла, но когда они увидели, что мальчик ещё жив – смогли контратаковать и обезопасить место.
А затем вызвали вертушки – борт Алекса был ближе всех и сел прямо на шоссе. Бой шёл в двухстах метрах от вертолета. Медик сделал всё что мог…
– Алекс! – второй пилот вышел на сержанта. – Сейчас смотри по своей стороне площадку – русские передали, что она где-то в центре городка, там зелёная зона, но сам знаешь – что эти под этим подразумевают.
Это был какой-то уютный городок где-то в Литве.
Был… Пока по нему не прошлись «Фенсеры» с ковровой бомбёжкой. Но даже после этого по окрестностям работали миномёты…
Вертушка промчалась над русскими позициями и залетела на край немецких – по ней немедленно заработали МГ, пилотам пришлось набирать высоту, а Кшетускому стрелять куда-то вниз и одновременно материться по рации с русским – вот мат они хорошо понимают.
Выяснилось, что их оттеснили из центра, они окапываются на окраинах и ждут танки.
– Можете садиться на резервной!
– Где (цензура) эта ваша резервная! По нам лупят.
– Ух ты, русский что ли?
– Да! Где посадочная площадка! Она прикрыта?
– Да, сейчас обозначим зеленым дымом!
Ну, слава богу – над придорожной поляной вздымается дымок, «медевак» с виража падает на неё как коршун.
Бегут солдаты с ранеными на руках и носилках. Алекс выскочил из вертушки и начал показывать жестами, чтобы те пригнули головы и помогли разместить раненых. Их много – вертушка набита до отказа.
– У меня ещё трое, – русский офицер, в помятой стальной каске и разбитой скулой запихивает всех своих.
– Сэр! У нас перегруз, – пилот через Кшетуского пытается объяснить что-то ему, но тот срывается на мат:
– Б… вы ни хрена не можете, что ли? Пиндосы вы гребаные!
– Иди нах, факенщит тебе за пазуху! – внезапно сорвало первого сержанта. – Мы в этой заднице с самого начала, в отличие от вас!
Внезапно Алекса осенило и он повернулся к пилоту:
– Сэр, я остаюсь. Вернётесь за мной. Берите вместо меня раненых.
– Кшетуски, ты с ума сошёл!
– Нет, сэр. Я знаю что говорю – тут раненых ещё на пару рейсов и опытный наводчик с земли вам потребуется.
– Чёрт… Долбанный ты поляк. Ладно. Твоя рация в порядке?
– Да, сэр. Я русский поляк, сэр!
На место стрелка тут же посадили легкораненого. Кшетуский немедленно замахал ему кулаком, что бы тот не лез руками куда не надо. Потом первый сержант задвинул дверь отсека:
– ОК! Сэр, можете взлетать!
Вертушка отрывается от земли, а Кшетуский побежал за русским офицером.
Почему он с русскими оказался в гуще боя? У колбасников надо спрашивать – они контратаковали: русские завели в город танки, и получилось как в одну Новогоднюю ночь – один танк подорвался на фугасе, а загнанные в дома «колотушки» успели перед накрытием подбить две БМП. Затем последовала контратака пехоты с танками – танков было немного – штук пять, зато пехоты было до двух рот с миномётами и прочей поддержкой – в городе русские не могли реализовать своё преимущество в вооружении. Выручала тактика.
Но соседей с правого и левого фланга они успешно оттеснили.
Кстати – джерри быстро освоили современное вооружение – часто встречались гранатомёты, автоматы и, увы – ПТРК и снайперы. Причём последние, как Кшетусский понял со слов русских солдат, не всегда носили фельдграу.
– Астра – Три! Астра – Три! – офицер, командир роты, безуспешно пытался выйти на своего соседа. – Это Гиацинт – Три! Ваши позиции!!! Обозначьте ваши позиции!!!
В этот момент из-за угла выкатился танк – его окурок уже был повёрнут в сторону «гиацинта». Алекс рывком сбил офицера и связиста с ног. Вовремя, но вот только «Пригнись!» проорал-то на английском.
Звон в ушах, из соседней комнаты первого этажа, где офицеры организовали свой НП, тянуло дымом и пороховой гарью. Надо уходить…
– Сваливаем!
Жуткое дело городские бои – могут выстрелить сзади, сверху, сбоку. Приходится постоянно крутиться волчком на все стороны.
Красная точка прицела следует за взглядом. Перебежка к БМП – та тоже выскочила из-за угла и сейчас длинной очередью из автоматической пушки разобриарет танк колбасников на запчасти. Офицер трассирующими пулями указывает гранатометчикам и оператору орудия куда стрелять.
