Евгений Белаш - Война за империю
Да, старина, задал ты мне загадок, подумал Шейн. От того, что в Америке в отношении Ирландии считалось ясным и понятным, здесь не осталось и следа.
Сзади чуть скрипнула половица, Шейн скосил глаза. Да, время ланча, следивший за домом старый слуга шествовал на кухню. На его породистом лице не дрогнул ни один мускул, но в осанке и наклоне головы Шейн прочитал такое безграничное презрение, какое может выразить без единого слова только профессиональный слуга, потомок длиннейшей плеяды, впитавший тонкости ремесла с молоком матери. Следует признать, самокритично подумал Шейн, что основания для такого отношения у старика были.
Чужое внимание, легкое, почти невесомое как перышко из подушки, и такое же неприятное, он ощутил десять дней назад. Питер не мог сказать ничего конкретного, он даже не мог по — настоящему отследить и раскрыть возможное наблюдение — слишком рискованно было подвергать малейшему подозрению свою легенду. Вероятнее всего наблюдения вообще не было, и с Шейном играли злую шутку усталость и непроходящее нервное напряжение последних недель. Но он решил не рисковать.
Шейну вспомнился давний разговор с Ирландцем, старым подпольщиком, подлинным Маэстро тайной войны. Матерый волк, прошедший огонь и воду, мастер политических убийств, некоторое время натаскивал в Штатах молодых специалистов разведки и прикладного терроризма. Отличительной чертой Ирландца было то, что он не давал советов. Но как‑то в разговоре заметил — вы, молодые, стремитесь доказать миру свою значимость, играете на публику, от чего страдает дело. Настоящий же профессионал действует ровно и без публичности до последнего мгновения задания. Никогда не ждите награды и признания, думайте только о цели, а не о том, как будете выглядеть, избегайте верных примет, растворяйтесь в толпе и тогда никакая разведка вас не достанет. Вот так. Постоянный контроль. Вы должны даже пить то и ровно в тех количествах, что и ваши 'подопечные', курить то же, что и они.
Но иногда, заметил затем старик, приходится нарушать и эти простые принципы. Главное угадать, когда пришло время сыграть против правил.
Шейн вспомнил этот совет, который запомнил еще полтора десятилетия назад. И теперь решил, что пришло время сыграть против всех правил. Следующую неделю он почти не спал, работая по двадцать и более часов в сутки, дни напролет рыскал по всей южной Британии в поисках новых контрактов. Этот марафон был вознагражден несколькими очень успешными договорами и неплохой прибылью в будущем. Заключив последний, собрав неплохие авансы, Шейн снял этот дом со всей обстановкой. Хозяин владел еще двумя подобными, которые в мирное время приносили отличный доход, но в военное время желающих оплатить бесполезную и дорогую роскошь было мало. Поэтому, кривясь и всем видом выражая неудовольствие, он все же впустил шумного и беспокойного американца за совсем смешные по мирному времени деньги
Вселившись и подождав, пока хозяин уедет, Шейн устроил настоящий, но тщательно контролируемый загул с приглашением первых попавшихся забулдыг, пьянством, битьем посуды, небольшой потасовкой и даже оргией с веселыми девицами, слетевшихся на шелест банкнот, несмотря на местные 'комитеты морали'. Обычно в подобных случаях Питер не столько пил, сколько полоскал рот алкоголем, щедро проливая его же себе на пиджак, но теперь пришлось потреблять наравне с новыми 'друзьями' и тоскливым терпением ждать, когда же не в меру тактичные соседи вызовут полицию.
Теперь, отработав на все сто репутацию наглого и невоспитанного хама — янки с карманами набитыми деньгами, нажитыми на слезах английских сирот и вдов, он с чувством хорошо исполненного долга отпаивался крепким кофе и ожидал позорного выселения. Шейн жизнерадостно представлял недоумение незримых наблюдателей, чьи подозрения так оригинально развеял — ни один настоящий и вменяемый разведчик никогда не позволил бы себе и тени подобного поведения.
Слушая презрительный звон посуды, доносящийся из кухни, он отпил еще глоток пахучего напитка и взглянул на портрет хозяина дома. Его старший сын недавно вступил в ряды вооруженных сил британской империи. Колоритный мужчина, подумал Шейн. Как будто сошел с картин изображающих средневековых британских лордов. Даже интересно, где сейчас сын. Пехота, флот, военно — воздушные силы? Впрочем, неважно.
Чашка кофе источала приятнейший аромат. Отложив сигару, Шейн сделал еще один маленький глоток. Напиток обжигал, оставляя приятный горьковатый вкус. Нужно бросать курить.
Что у нас пишут в газетах?.. Шейн развернул хрустящее полотно утреннего выпуска, попутно автоматически отметив ухудшившееся качество бумаги и скверную типографскую краску, оставлявшую пятна на пальцах — приметы военной экономии. Против воли улыбнулся, вспомнив, с каким видом слуга положил рядом с его креслом газету. Было видно, что больше всего ему хочется бросить, даже швырнуть ее в лицо американцу, но он лишь чопорно положил стопку листов на пол. Вне пределов досягаемости квартиранта, чтобы тому пришлось вставать специально.
Первая страница открывалась большой фотографией с изображением молодого улыбающегося пилота. За его спиной можно было разглядеть какие‑то приземистые строения, наверное, аэродром и хвостовую часть самолета. 'Спитфайр'? Похоже.
Никогда не интересовался авиацией, подумал Шейн, но здесь поневоле станешь знатоком. И кто этот славный малый? Ага, канадец. Занесла нелегкая. Кого только не встретишь сегодня на берегах Британии. Канадцы, южноафриканцы, родезийцы, австралийцы, новозеландцы, приехавшие страшно подумать, с другого конца света. И зачем? Умирать за имперскую идею? Шейн усмехнулся. То, что сходная идея двигает им самим, он не задумывался. Канадец пусть бьется с немцами. А американец сделает на этой войне деньги.
Как оказалось из статьи, воевал Берлинг, так звали пилота, хорошо. Под фотографией описывался воздушный бой, в котором он сбил два 'люссера'. Берлинг, Берлинг… Да, так это один из тех двух пилотов, с которыми он познакомился в дороге, вспомнилось вдруг. Правда, он и видел канадца от силы раза два, в основном общаясь с австралийцем из 'Арсенала'. Надо сделать пометку в памяти, возможно, будет повод и необходимость обновить знакомство. Никогда не знаешь, чего и каких друзей потребует дело завтра. Или послезавтра.
Прямо под этой заметкой была другая, коротенькое сообщение — лорд Бивербрук и успехи авиационной промышленности. Наши великолепные самолеты, производство увеличено, скоро немцы забудут дорогу в английское небо и тому подобное. Скорее набор лозунгов.
Рука сама по себе потянулась к сигаре. Чуть поколебавшись, Шейн чиркнул спичкой и, преодолев секундное колебание, закурил. За окном был виден кусок утреннего неба. Сосед еще до памятного загула, намекал о строительстве бомбоубежища, но Шейн только махнул рукой. Немцы не долетят сюда. А русские тем более не долетят. По крайней мере, в ближайшую неделю. А там Шейн будет уже далеко. Не смотря на то, что плата была внесена им на три месяца вперед, задерживаться в доме на такой срок он не собирался. Если его акция себя оправдала, эти деньги потрачены не зря. Если не оправдала, достаточно скоро деньги ему будут вообще не нужны.
Что у нас в международных новостях? Опять война, война, война и пара слов про Японию. Даже в скупых казенных оборотах официального обзора можно было прочесть тень озабоченности. В первой половине тридцатых, когда в Китае начались открытые столкновения между СССР и Японией, страна Ямато казалась надежным и верным союзником, полностью окупавшим все английские вложения и поддержку. Почти десять лет на восточных границах Союза полыхал пожар, не угрожавший непосредственно, но высасывающий из страны силы, средства и военную силу. Да, славное было время. Славное и многообещающее — Япония на востоке, Польша на западе. В тридцать восьмом, после 'Фултонской' и 'Первой Бирмингемской' речей Черчилля и его триумфального визита в Японию, увенчавшегося 'Токийским договором' (или 'Токийским сговором', кому как нравится) казалось, что еще немного и Новый Мир получит сокрушительную оплеуху.
Да, все так хорошо начиналось…
А теперь большевики стучат ногой в дверь Метрополии. И стучат громко. Шейн отложил газету и допил напиток.
Иногда он задумывался над своим положением и статусом, и каждый раз это был повод подивиться причудливой игре судьбы. Строго говоря, официально он работал на военную разведку США, исполняя обязанности курьера для особо важных поручений, главным образом для обмена строго секретной информацией с резидентами разведсетей в Британии и Северной Европе. На сленге его коллег это называлось работой 'на правую руку', то есть вполне законная государственная служба.
Но помимо этого у некоторых специалистов его профиля имелась еще и 'левая рука'… В случае Шейна таковой были несколько весьма уважаемых и в высшей степени могущественных политических деятелей и просто очень богатых людей. Кто они, Шейн мог только догадываться. Лично он знал только одного, с которым непосредственно общался, еще об одном подозревал, но только про себя и только наедине сам с собой. Питер слишком хорошо помнил предшественника, который два года назад и порекомендовал его 'левой руке' для одного разового и весьма деликатного поручения. Однажды тот имел неосторожность высказать некие предположения, заходящие на дюйм дальше того, что допускалось предполагать и, главное, говорить исполнителю 'левой' воли. Теперь Шейн занимал его место, а куда делся предшественник, старался не думать.
