Алекс Кун - Форт Росс
Появилось множество терминов-симбионтов. В частности, те самые паровые, газовые и высотные мощности и спорные цифры их зависимостей друг от друга. Мастера как с цепи сорвались, соревнуясь в забористости и непонятности новых определений. Велосипед, в частности, обозвали «триездом», а его же с двигателем — «трибегом», успев сократить наименования до «трид» и «триб» перед тем, как виновник торжества развалился.
К моему удивлению, поломка «игрушки Долины» привела к еще большему взрыву энтузиазма. Вместо починки, мастер и двое подмастерьев начали три новых проекта, один моторный и два механических.
Моторным занимался сам мастер, и ему сделал подарок в виде эскизов дифференциала со схемой рулевого управления парой передних колес. Хоть подарок и был избыточен для его задумок, но пусть пока примеривается к четырехколесной схеме.
Одному из подмастерьев предложил делать двухколесный «трид», убеждая, что никуда он падать не будет, если наловчится. Проверенно. Главное, чтоб «двудом» не обозвали — звучит уж больно непривычно.
Любопытно, что помощниками мастерам и подмастерьям выступали наши «вооруженные силы». Теперь назначение в караулы или патрули приходилось пробивать едва ли не с боем, стараясь не обращать внимания на осуждающие взгляды окружающих «… ну, чего людей от Дела отрываешь».
Зато попробовали альтернативный вариант — в караулы отправляли все наличное население, по графику, перемешивая кадровиков с колонистами. И вооружили всех. Правда, мастера частенько забывали штуцера то дома, то на работе, то прислоненными к сортиру. За что огребали…эээ… неудовольствие коменданта и порицание от окружающих, так как неудовольствие распространялось обычно на весь цех.
Увидел первого, и пока единственного в Долине, работающего в цеху молодого индейца. Он сидел на заточке инструмента, подвывая что-то национальное под шелест приводных ремней станка. Мастер на качество жаловался не сильно, вселяя в меня надежды на будущее.
Второй полет Аиста состоялся восьмого марта, и стал первым официальным мероприятием авиации, от которого она и начала исторический отсчет. Хотелось бы мне знать, когда, в моем времени, братья Райт действительно оторвали первый раз свою этажерку от земли. Наверняка ведь раньше семнадцатого декабря, считающегося официальной датой.
Второй полет получился чистым. Даже рискнул сделать два круга, один с левыми разворотами, второй с правыми. Правые сложнее, так как широкий корпус мешает первому пилоту смотреть направо, а царевич ловил ворон… не сказать хуже.
Насилу убедил Алексея заруливать к берегу и проверять самолет. Самодержец уже рвался лететь на обследование своих владений. Добавлю к этому, что на берегу нас прожигали просящими взглядами остальные курсанты. Как прикажете работать в таких условиях?
Девятое и десятое марта были еще ничего. Потом началось сумасшествие, называемое «болезнью неба». В день делали по два три вылета, если позволяла погода. Из кабины вываливался мокрый как мышь, поддерживаемый очередным восторженным, но дуболомным курсантом. Тонкой моторики новым пилотам явно недоставало. Ввел обязательные упражнения, с вращением предметов между пальцами, жонглированием тремя кубиками и плетением канатов. Канаты пользовались особым спросом, так что большинство пилотов проводили в пеньковом цеху основную часть времени, скручивая карболки, сплетая канаты и осваивая сплесни, вместе с остальной боцманской наукой.
Единственный, кому удавалось избегать «дополнительных упражнений» — был царевич, быстро освоивший науку «меня ждут государственные дела». Впрочем, моторика у него была удовлетворительной, и летал он уверенно… По-прямой, в отсутствии турбулентностей. Доверить самостоятельную посадку пока не мог никому.
Зато к нам начали напрашиваться в пассажиры колонисты, которые понаглее, и без царя под крышей. Так как таких в авангарде колонии было большинство — пришлось устанавливать очередность и катать по одному человеку. Мастера даже прорезали два окошечка в грузовом отсеке. И после нескольких пробных полетов — разместили у переборки «ведро для впечатлительных».
К двадцать шестому марта полетная лихорадка слегка спала. Пилотов осталось только девять, вместе с царевичем — остальных отчислил в наземные команды. Появились четверо новых, перспективных курсантов, но они предпочитали заниматься делами земными, ковыряясь над своими проектами в цехах. Основную часть пассажиров мы прокатили минимум по одному разу. Остальным пришлось отказывать, экономя ресурс двигателей.
С последним стало хуже всего. Рубеж в сто часов работы двигателей мы пересекли двадцать пятого, и моторы встали на капиталку. Вместо них поставили два новых, и больше резервов цеха не имели. Алексей бредил перелетом Алексия-Аляска, вслед за регатой, дабы встречать корабли в каждом порту.
Навскидку, это четыре тысячи километров перелета. Тридцать часов. Пусть будет пятьдесят, со всяческими отклонениями. Какова вероятность отказа прототипа? Царевич считал ее близкой к нулевой, опираясь на наши тренировочные подлеты. Мой здравый смысл, даже под тяжелой рукой авантюризма, говорил о пятидесяти процентах. Мастера гарантий вообще не давали, ссылаясь на «все в руках Господа».
Подмастерье, создающий двухколесный велосипед, сломал ногу. Отметили очередную свадьбу, уронив одну мачту антенны. Мастер электронщик на полигоне прострелил себе ногу, благо пуля прошла по касательной. Зато его осенила очередная идея.
Идей было много. От некоторых, пардон, дристали всем поселком. Это нам канонерка привезла касатку на пробу. Любопытно, что индейцы потребили ее без последствий. Словом, жизнь била ключом. Когда выныривал из круговерти полетов и споров с мастерами — оглядывался вокруг с чувством гордого удовлетворения. Не ведаю, как на Марсе, но в Новом Свете русская жизнь есть. Теперь даже верилось — что будет и впредь.
Первый кэч прибыл в Алексию 18 апреля из Асады. Прибыл в сопровождении патрульной канонерки и одного морского каноэ индейцев. О гоночных способностях прибывших команд говорить пока было рано, а вот хомячная жилка в них явно прослеживалась, так как корабли сидели в воде по шпигаты, загруженные материалами.
Начались горячие деньки, так как в первые же часы пришлось разводить индейцев Асады от наших местных аборигенов. Там едва до копьетыканья дело не дошло. Таинственные тюки с грузом, и подозрительные ящики, перенесли в общежитие моряков при базе, даже не дав засунуть в них нос. Ох уж мне эти сюрпризы.
Прибывший кэч затянули по слипу на верфь, рядом с достраивающимся нашим гонщиком. Асада смухлевала и тут, отправив в поход недостроенный корабль, дабы быть первыми. Достройку, как обычно, поручили команде во время перехода, но фокус удался лишь частично.
На нашей верфи теперь началось форменное сумасшествие.
— Почему на нашем кэче есть шестой шпангоут, а на этом нет? По одному чертежу ведь делали… Забыли?! И вы еще живы?!..
— Откуда ведаю, отчего одинаковой длинны провод антенны к их мачтам подошел, а к нашим нет… Оттяжки подлине сделайте! Только про изоляторы не забывайте. Какие изоляторы?? Ну-ка показывайте, как вы вообще антенны провешиваете…
— Странно. По проекту тут вроде был люк предусмотрен…
— А якорь где? Обещали, что в Алексии выдадут?!.. Камешками обходились?!
Это были только первые впечатления. Нептун явно всю дорогу подпирал снизу трезубцем пришедший кэч. Ничем иным не объяснить их благополучный переход. Зато на стапелях боги отыгрались за авансы по-полной. Думал даже частично снимать обшивку.
Отвратило меня от этого бесполезного занятия тщательная ревизия нашего кэча. Стало стыдно. Так увлекся Долиной, что пустил строительство гонщика на самотек. Мастера, соответственно, решили, что им лучше знать, как правильно строить. Корабелы в экспедицию действительно подбирались лучшие из лучших. Оставалось только пожинать плоды их самостоятельности. Подозреваю, что гонки монотипов у нас не выйдет.
Новости Асады удивления уже не вызвали. После энтузиазма Долины не удивляло, что с опережением на год наш промышленный район выдал медную ленту и проволоку. Меди вокруг Асады нашли довольно много и весьма чистой. Подозреваю, что производства асадовцы развернули по схеме, аналогичной постройке кэча — мол, главное дать результат, а достроим в процессе… Но Алексея там ждали с нетерпением.
Вечером отмечали «братство народов». На прибывшем кэче «было с собой». Уронили антенную мачту Алексии. Если правильно помню — народ что-то кричал про традицию. Наутро с удивлением обнаружил, что бревно лежащей мачты асадовцы частично расписали тотемными сюжетами. Когда только успели?
Алексей, сидящий рядом на крыльце общежития с мокрым полотенцем на голове, сообщил, что ему понравилась моя идея с росписью всех столбов. Моя?!!..Точно моя? И принимал в ней активное участие?… Надо сухой закон объявлять.
