Младший научный сотрудник 7 (СИ) - Тамбовский Сергей
— С утра не ешьте ничего, только жидкости, больше ничего, — и на этом мы прекратили общение с неизвестным гражданином.
— Ну как там договорились? — спросил Теофилло.
— Завтра в девять утра в госпитале имени Хосе Марти. Утром ничего не есть, вот собственно и все…
— Ну и отлично, тогда стоит прикончить эту бутылку, — логично предложил он, а я не нашел причину отказать.
— А чего у вас так уважают этого Хосе Марти? — пришел мне в голову такой неожиданный вопрос.
— Ну как же, — взволновался Теофилло, — это ж наш классик одновременно и литературы, и революционной борьбы. Примерно как ваш Максим Горький, если б он заодно организовал какую-нибудь из русских революций. В конце 19 века еще поднял знамя борьбы против испанских колонизаторов… да и американцев он не жаловал особо, предупреждал, что ничего хорошего от них ждать не следует.
— Серьезный товарищ, — согласился я, — а еще такой вот вопрос — революция 59 года свергла Батисту же? Верно?
— Да, Рубена Фульхенсио Батисту-и-Сальвадор, — подтвердил он.
— Тяжелый у вас имена, — признался я, — черт ногу сломит. Ну ладно, чем таким этот Батиста так не угодил кубинцам?
— Ну ты вообще темный, — даже развеселился Теофилло, — в нашей истории. Этот Батиста сделал из Кубы филиал американской Коза Ностры… слышал про такое?
— Итальянская мафия, — пробормотал я, — обосновавшаяся в Нью-Йорке.
— В Чикаго и Флориде тоже. Главари этой самой мафии в открытую жили у нас в Гаване, владели отелями и ночными клубами, чувствовали, короче говоря, себя как дома. А крышевал все это Батиста… за это ему Лаки Лучано, например, подарил золотой унитаз и шкатуку с колумбийскими изумрудами.
— Да, это не очень хорошо, — согласился я. — И народные массы не выдержали такого открытого попрания их чувств и достоинства, так?
— В общих чертах да… — ответил Теофилло, — слушай, раз уж ты до завтра свободен, нет желания окунуться, так сказать, в глубину кубинских народных обычаев?
— Да в принципе есть, — ответил я, — а в чем они заключаются, ваши народные традиции?
— Немногим отличаются от ваших — ночных клубов у нас сейчас нет, народ просто собирается у кого-то в доме или квартире и активно общается.
— Нет возражений, — ответил я.
— Ну тогда поехали…
— Стой, а как у вас тут с дорожной полицией дела обстоят? — притормозил его я. — У нас лучше после того, как выпил, за руль не садиться…
— Плюнь, амиго, — искренне сказал мне Теофилло, — это же Куба, а не Москва, договоримся, если что.
— В Москве в принципе тоже можно договориться, — дипломатично ответил я, — только это надо уметь…
— Ну а у нас здесь все и всё умеют, — отрезал Телфилло, — жизнь такая, хочешь-не хочешь, а приходится приспосабливаться к изменяющимся внешним условиям. Как у этого… у Дарвина написано.
— Ладно, я все понял, — сказал я, — куда едем-то?
— Пока никуда… — задумался он, — ты отдохни тут, а я разведаю обстановку и отзвонюсь в течение… ну допустим часа — пойдет?
— Забились, — поднял я руку на уровень виска, — кстати, а не подскажешь, что за место такое Лурдес? Пока летел, два раза слышал от разных людей.
— Радиоэлектронная станция слежения за Штатами, — коротко бросил он, — к северу от Гаваны километров в 50, очень секретное место.
— Понял, амиго, — ответил я, — принял к сведению, амиго, — и вторично козырнул ему условным военным жестом.
После этого Теофилло очистил от своего присутствия мое временное пристанище в Республике Куба, а я с некоторым любопытством изучил все, что здесь имелось. Кухня здесь была чисто условная, объединенная со всем остальным жилищем, я даже вытащил из памяти такой термин для этого типа жилья, как «студия». Газа, конечно, никакого не имелось, двухконфорочная плита была электрической. И батарей отопления, естественно, я ни одной не обнаружил — тепло же здесь круглый год, зачем. В шкафчике между плитой и холодильником стоял стандартный набор посуды на четыре примерно персоны. А в оставшейся части жилья имела место двуспальная кровать, занимавшая почти половину всего пространства и одежный шкаф… пустой… да и не надо. Коммунальные же удобства заключались в совмещенном санузле, где слева стоял видавший виды унитаз, но довольно чистый, а справа занавесочками отделялась душевая кабинка. Проверил, какая вода тут из крана течет — оказалось, что холодная из обоих отверстий… ну и правильно, когда на улице +25, зачем еще воду греть.
А затем я уселся в кресло, включил телевизор (тоже довольно древняя модель Моторолы прямиком из седых 50-х) и попытался вникнуть в местное телевещание. Каналы у них тут имелись в количестве ровно одной штуки и назывался этот единственный и неповторимый канал очень незатейливо — Куба-визион. Транслировали по нему до боли родные кадры с комбайнами и комбайнерами на фоне бескрайних кубинских полей… разве что вместо пшеницы тут сахарный тростник убирали. Потом уборка резко закончилась и пошла энная серия какого-то местного сериала… я ничего, если честно, из нее не понял, кроме того, что жгучая красавица Розита зачем-то долго и нудно отшивала не менее жгучего Эрнандо, а тот ничего не понимал и отшиваться отказывался. Ну хотя бы не на фоне комбайнов дело развивалось, и то ладно.
А тут и древний, но исправный телефон затрезвонил — Теофилло предлагал мне спускаться во двор и заворачивать потом по 3 авениде к океану, там он меня и встретит. И встретил, уже без Крайслера-Континенталь, но примерно в такой же гавайке, что и у меня.
— Красиво тут у вас, — честно признался я ему, — лучше, чем в Москве, раза в два где-то.
— Согласен, — ответил он, — а ты от чего лечиться-то собрался, если не секрет?
— Сердечные проблемы, — признался я ему, — посоветовали кубинскую медицину… а так-то я сам вообще-то врач.
— Да ну? — изумился он, — и какого же профиля?
— Широкого, — не стал вдаваться в подробности я, — но самого себя почему-то вылечить не сумел. А куда мы идем?
— В одно хорошее место, — сообщил Теофилло, — тут недалеко. Будет примерно двадцать участников… кстати еще один русский, из того самого Лурдеса военный советник кажется.
— Интересно, — вежливо ответил я, — а женщины будут?
— Конечно, — удивился он моему вопросу, — после русских самые красивые женщины на свете это кубинки — как же без них?
— Ну тогда ладно, — отозвался я.
Минут десять мы шли вдоль океанского прибоя в полном молчании, после чего Теофилло показал рукой:
— Вот сюда, во дворе лестница на второй этаж, нам на нее.
Домик явно уступал по красоте обществу Красного Креста, но если пропустить мимо глаз ободранный фасад и слегка обваливающиеся балконы, тоже был в очень неплохом исполнении. Из окон второго этажа играла зажигательная латиноамериканская музыка.
— Что за песня? — спросил я у него.
— Это… — на секунду замялся он, — Глория Эстефан вроде, она сейчас в моду входит.
— Кубинка? — спросил я.
— Да, только эмигрировала в Майами, сейчас там поет…
Дверь в квартиру была распахнута настежь, внутри виднелась какая-то бесконечная анфилада комнат и как минимум трое очень ярких девиц от вполне европейского вида и до афроамериканского включительно. Одежды на каждой из них были весьма условными. Теофилло представил меня по очереди, после чего мы прошли до самого конца коридора, тут имел место довольно большой зал, квадратов сорок, не меньше, по разным углам его сидели и стояли еще с десяток кубинцев и кубинок.
— А вот и второй русский, — сказал мне Теофилло, показывая на парня примерно моего роста и возраста в форменной тропической одежде СА.
И я его узнал — это был Аскольд Букреев собственной персоной…
Глава 9
Манила и подполье
Манильское подполье
— А куда мы едем? — справился я у Пабло, после того, как он резво стартовал от местной тюрьмы.
