Николай I Освободитель. Книга 5 (СИ) - Савинков Андрей Николаевич

— Но я… — Воронцов вновь попытался что-то возразить, однако я не дал ему это сделать.

— Михаил Семенович, — я поднял руку показывая, что ничего не нужно говорить, нужно послушать. — Я очень уважал вашего папу, он во многом заменил отца мне, и только поэтому вы сегодня разговариваете с императором, а не даете показания господам из службы Егора Францевича. Поверьте, уже того, что они накопали более чем достаточно дабы в империи о Воронцовых забыли раз и на всегда, это факт. Ну а попав к ним в руки, я вас уверяю, вы быстро расскажете и все остальное, о чем пока никто не догадывается. Вам это нужно? Мне тоже — нет. Поэтому я предлагаю вам выход: вложить все средства, нажитые нечестным путем в строительство железной дороги. Заметьте, я даже не говорю, что их нужно вернуть: такое предложение бывает только раз в жизни. Я доступно излагаю?

— Более чем, ваше императорское величество, — пришибленно кивнул Воронцов.

— Отлично, в таком случае по поводу данной сделки обратитесь к Аракчееву, он вам и специалистами поможет и вопросов лишних задавать не станет, я предупрежу.

Недельный визит в Одессу итоге получился несколько смазанным, никакого удовольствия от подобных разговоров я не получал, хоть и считал, что поступаю максимально великодушно. Из города на Черном море мы через Умань, Тарнополь, Львов и Люблин приехали в Варшаву. Осчастливив подданных парой недель пребывания в этом городе мы отправились в Берлин в гости к тестю. Такой первый иностранный визит почти сразу после коронации был весьма символичным и должен был отразить максимальное сближение двух стран.

Пробыв в Берлине чуть меньше месяца, мы загрузились в пришедший специально за нами в Штеттин «Фельдмаршал Кутузов» и уже морем отправились домой. Продлившееся добрых пять месяцев путешествие закончилось 28 октября. Пора было приступать к своим непосредственным обязанностям императора всероссийского.

После выкладки предыдущей главы возник вопрос по реформированию церкви. Откровенно говоря для меня это достаточно сложный вопрос. То есть вещи типа возврата патриаршества, ликвидации унии, усиления миссионерской работы, повышения общей образованности церковников, за все хорошее против всего плохого — это все понятно, но вот детали…

Для ГГ — православие не вопрос религии и веры в Бога. Это вопрос культуры, вопрос идентификации себя в эти времена русскими людьми. Русский = православный и очевидно так будет еще много лет. Ну и конечно вопрос дополнительного рычага управления государством.

Например перевод книг и всей службы на русский. С одной стороны очевидный плюс — даже миссионерскую работу проводить будет проще. Но есть опасность нового раскола (или нет?) и вот он явно перечеркнет все плюсы.

В общем буду рад за конструктивные мнения в комментариях.

Глава 4

Конец года прошел суматошно. За те полгода, что меня не было в столице накопилась просто чудовищная куча разной срочности дел. Нет, я и в путешествии по стране старался держать руку на пульсе, благо телеграф за прошедшие двадцать лет уже более-менее сносно охватывал все губернские города и даже потихоньку начал появляться в населенных пунктах поменьше, поэтому совсем уж оторванным от жизни себя я не чувствовал. Опять же курьеры с документами сновали туда-сюда на ежедневной основе, даже в отпуске приходилось час-другой в день уделять время самым насущным вопросам жизнедеятельности империи, никуда от этого не денешься. И все же возможности удаленной работы были далеко не теми, что в двадцать первом веке, многое приходилось просто откладывать до момента моего возвращения.

Из интересного, в ноябре 1829 года была выплавлена первая в мире нержавеющая сталь. В небольшом, правда, объеме, но зато сразу в электропечи дуговым способом. В последствии предполагалось на базе экспериментального производства наладить изготовление различного инструмента — в первую очередь медицинского — из сталей, которые гораздо лучше переносят контакт с агрессивными веществами.

Собственно, в самой нержавеющей стали не было, по большому счету ничего хитрого. Добавь к обычному железу 13% процентов — насколько я помнил именно столько было в простейшей марке нержи 17×13 — хрома и вот тебе уже коррозионностойкая сталь.

На практике конечно пришлось изрядно поиграться дабы добиться однородности расплава и хоть какой-нибудь повторяемости итоговых характеристик. Ну чтобы сталь из разных плавок по качеству была если не идентичной — этого к сожалению, и на больших производствах добиться было практически невозможно в эти времена — то хотя бы близкой тому. И это при том, что экспериментальная дуговая печь была рассчитана всего на тысячу фунтов рабочей загрузки. По сути, это была просто большая кастрюля, с подключёнными к ней электродами. До переноса технологии на большие объемы было еще достаточно далеко.

Пока же мои ученые экспериментировали с составом, добавляя в расплав части никеля, марганца и других металлов и изучая полученный результат. Далеко не всегда получалось из этих опытов что-то дельное, наоборот в четырех случаях из пяти конечный результат мог вызвать исключительно матерную реакцию. И это при том, что подобные эксперименты влетали в изрядную копеечку: тот же никель хоть и был уже открыт лет шестьдесят назад, нигде в мире промышленно не добывался и стоил на уровне драгоценных металлов.

Вообще металлургия в эти времена все еще во многом напоминала шаманство. Просто потому что не было средств объективного контроля техпроцесса. Да банально не было термометров, способных определить температуру расплава в печи. Тут рулил опытный глаз мастера, который по цвету, вязкости, и Бог знает, чему еще решал, когда нужно добавлять топлива, когда уменьшать, включать дутье или добавлять какие-нибудь «секретные» ингредиенты. Ни о какой научной основе всего этого дела даже речи не шло.

Вернее как раз мои люди, тщательно документируя процесс и результаты своей работы — а потом отдельно занимаясь анализом собранных материалов — эту самую научную основу именно сейчас и создавали.

А еще в Архангельской губернии наконец нашли алмазы! Это известие вызвало настоящую бурю среди отечественных предпринимателей и промышленников. Сразу выстроилась натуральная очередь из желающих поучаствовать в их добыче. Впрочем, как раз насчет добычи все было достаточно сложно: места там были дикие, население состояло из трех с половиной охотников, и процесс обустройства нормального производства там на севере, виделся весьма сложным. С другой стороны, главное дело было уже сделано, все остальное являлось во многом техническими трудностями.

Тем не менее начало промышленной добычи алмазов на севере России было вопросом достаточно отдаленного будущего. Пока же месторождение во всю изучали геологи, пытаясь понять природные закономерности способные в будущем помочь в поиске других залежей этих камней. Если мне не изменяет память, само название «кимберлитовая трубка» появилось от имени не существующего еще города Кимберли — пришлось хорошенько поизучать карту тех мест, прежде чем я понял, что данный топоним еще просто не существует — в Южной Африке. Теперь же алмазоносные геологические образования вполне могли получить название «архангельских трубок». Почему бы и нет, уж точно название ничем не хуже.

Ну и уже в середине декабря, под самый занавес 1829 года в Великом Новгороде был запущен небольшой завод по производству самоходных железнодорожных паровых экскаваторов. Тут надо признать, что я до этого додумался не сам. В России вообще с дешевой рабочей силой так-то особых проблем не было, и срыть гору — или наоборот насыпать при необходимости — просто лопатами и колесными тачками было порой проще и дешевле чем заморачиваться механизацией.

Первыми подобные экскаваторы стали парой лет раньше делать в Англии, где стоимость и доступность рабочей силы была куда большей проблемой. Именно там мы один экземпляр и приобрели исключительно в качестве наглядного пособия, чтобы было от чего отталкиваться. На изучение и создания своего проекта ушел год и на середину 1830 уже был запланирован выпуск первой партии отечественной техники. Партии — это конечно было сказано, пожалуй, слишком громко учитывая, что она состояла всего из двух экземпляров, однако и такое количество по моим прикидкам должно было изрядно ускорить строительство железных дорог. Особенно в тех местах, где людей было поменьше, а расстояния были побольше.