Вячеслав Яцко - Последний самодержец
Князь достал платок и промокнул морщинистый лоб. Все внимательно ждали его заключения.
— Я понимаю, что умозрительно такой приказ мог быть отдан, например, чтобы впоследствии заманить врага в ловушку. Но ведь никакой ловушки не последовало. Это по меньшей мере странно! — заключил генерал.
— А то, что последовало — это измена, — решительно сказал Паскевич. — Это измена, Государь!
Слово было произнесено. Наступила тишина. Гости замерли, прекратился стук столовых приборов.
Тишина была прервана грохотом упавшего стула и звоном разбившейся тарелки.
— Ах, бедняжка ещё не оправилась после вчерашнего потрясения! — воскликнула графиня Тизенгаузен и бросилась к упавшей в обморок Балашовой.
— Лекаря сюда! — зычным командным голосом крикнул император. Сразу несколько человек бросилось к выходу из столовой, и скоро появился Мандт. Он подошёл и, склонившись над Балашовой, вперил в неё пронзительный взгляд. Мышцы его шеи напряглись, лоб перерезала вертикальная морщина. Лена почувствовала, что её воля парализована, и она не может пошевелить и пальцем. "Спать, спать, спать", — призывала заполнившая её голову чужая мысль. "Все потеряно…" — подсознательно подумала она, предпринимая последнее усилие освободиться от власти чужой воли. Пальцы её инстинктивно сжались в кулаки, причём правый захватил и дёрнул край скатерти. Чашка с чаем, стоявшая на краю стола, свалилась на шею лекаря.
— Arschloch! — зло вскрикнул немец, невольно отводя взгляд и хватаясь руками за шею.
Освободившись на мгновение от его воздействия, Балашова закрыла глаза и немедленно начала прямую передачу; кнопка на браслете была давно включена.
Глаза Мандта остекленели, он сделал глубокий вздох, тело обмякло.
Затем он встал и приблизился к императорскому столу.
— Ich soll Ihnen eine Verschwörung melden…, сказал заговорщик на своём родном языке, уставившись неподвижными глазами в пространство.
Николай вскочил, опрокинув тарелку.
— Прошу всех удалиться! — громко сказал он, обведя зал столовой большими глазами. — А ты, Орлов, и вы, генералы, останьтесь!
Не прошло и часа, как стали известны подробности заговора. Меншиков должен был убедить императора напасть на Евпаторию, которую перед этим союзники скрытно укрепят и введут туда дополнительные войска. Узнав о разгроме войск под Евпаторией, император, что вполне естественно, сляжет с сердечным (или каким-то другим) приступом и скончается. Мандерштерн, командуя арестантскими батальонами, захватывает Зимний дворец и арестовывает всю императорскую семью. Меншиков сдаёт Крым и провозглашается правителем России. В соответствии с планом Пальмерстона от России отторгается Польша, Прибалтика вместе с Петербургом, Финляндия и Черкесия. Столица России переносится в Екатеринбург. Русская армия расформировывается, Россия становится британским доминионом.
Душой заговора был британский консул Ланлей, австрийский посол выполнял роль связного и посредника, а основным исполнителем был Мандт;. Именно он, пользуясь своими магнетическими способностями, должен был сначала убедить государя поверить Меншикову, а затем обеспечить тихую кончину императора.
Мандт тотчас был арестован и препровождён на дворцовую гауптвахту. В Петропавловскую крепость были посланы поднятые по тревоге гвардейские полки, которые схватили Мандерштерна и подчинённых ему офицеров и посадили их в казематы той же крепости. Дубельту было отдано распоряжение немедленно снарядить отряд жандармов и отправится с ним в Крым чтобы арестовать Меншикова и провести расследование действий генералов и интендантской службы. Ему был вручен указ императора о назначении командующим Степана Александровича Хрулёва, который производился из генерал-лейтенантов в генералы-от-инфантерии.
После того, как все приказы были отданы, а нужные действия произведены, генералы поздно ночью собрались в большом кабинете императора на третьем этаже. К ним присоединились срочно вызванные министр иностранных дел Нессельроде, военный министр Долгоруков и министр финансов Брок.
— Почти тридцать лет, — говорил Николай Первый, обращаясь к приближенным, стоявшим возле письменного стола, на котором были разложены карты Крыма и Европы, — я держал Россию как мог.
Он сжал правую руку и потряс внушительным кулаком.
— Но как только эта рука ослабела, в Росси проросла зараза революции и измены, внешние враги подняли головы и напали как шавки на медведя. Но Бог и в этот раз не оставил меня, услышал мои молитвы.
Он повернулся к висевшему в углу образу и истово перекрестившись, поклонился. Генералы последовали примеру императора.
— Вожаки и зачинщиками заговора, сегодня арестованные, завтра будут допрошены, и с ними будет поступлено без жалости, без пощады, — продолжил император, прохаживаясь вдоль стола. Последние годы у него болели суставы, и он не мог долго сидеть. — Сейчас мы немедля должны обсудить меры для исправления положения в Крыму. Уже завтра утром Дубельт отправляется со своим отрядом. Вместе с ним я посылаю своего флигель-адъютанта полковника Шеншина, который должен будет передать подробные инструкции новому командующему. Прошу высказываться, господа.
Сановники некоторое время молчали, переглядываясь.
— Разрешите, Ваше Императорское Величество, я освещу некоторые политические аспекты этого дела, — выступил Орлов.
— Это верно, граф, — одобрил Николай. — Прежде чем принимать военные решения, нужно определить политические цели. Докладывай Орлов.
— Прежде всего, нужно принять во внимание цели наших противников. Англичане боятся усиления России вообще. Наши интересы сталкиваются не только на Балканах, но и на Кавказе и в Туркестане. Их цель — ослабить Россию, расчленив её и сведя на роль второстепенной державы. Это наши главные непримиримые враги и не случайно заговор возглавлял английский консул.
— Этот мерзавец завтра же будет выслан. Вы уже направили ему соответствующее уведомление, граф? — обратился Николай к Нессельроде.
Да, Ваше Императорское Величество, к нему был послан скороход, который доставил уведомление за моей подписью.
Николай заметил, что престарелый Нессельроде тяжело опирается на стол, с трудом держась на ногах.
— Господа, — сказал он, — давайте без церемоний. Кто хочет сесть — садитесь.
Этим разрешением кроме Нессельроде немедленно воспользовались Воронцов и Паскевич.
— Если идти от обратного, — продолжил Орлов, — то самым благожелательным нашим противником является Франция. Французам невыгодно чрезмерное ослабление России и соответствующее усиление Англии. Их интересы сталкиваются с английскими по всему миру, так они борются за колонии в Америке, Азии и Африке. Вместе с тем, у нас с ними нет непосредственных противоречий.
— Это выскочка Луи Бонапарт, — пренебрежительно заметил император, — оскорбился из-за того, что я ему написал "Monsieur mon ami" вместо положенного по протоколу между монархами "Monsieur mon frère"
— В 1815 году династия Бонапартов была исключена из французского престолонаследия в соответствии с решением Венского конгресса, — скрипучим старческим голосом прокомментировал Нессельроде.
— Остаются австрийцы, — продолжал Орлов.
— Мерзавцы! — вскричал Николай. Его рука снова сжалась в кулак, а правильные черты лица исказились от злости. Где бы был этот негодяй Франц-Иосиф, если бы не твой экспедиционный корпус, Паскевич?
— Думаю, болтался бы на виселице, как Ламберт, или, как Кошут, стал приживальщиком у турецкого султана, Ваше Императорское Величество, — с иронией ответил Паскевич.
— Именно! Только благодаря нашим войскам были разгромлены венгерские революционеры, — император возбуждённо махал кулаком. — А сейчас, из-за этого неблагодарного негодяя, я вынужден держать у границ Австрии целую армию, лишая Крым столь нужной поддержки.
— Продолжай, Орлов — распорядился император, несколько успокоившись.
— Как вы помните, в январе прошлого года я, по Вашему поручению, Государь, ездил в Вену и поэтому хорошо знаю настроения при австрийском дворе. Главное чувство, которое ими руководило тогда и руководит сейчас — это страх.
— Если они нас боятся, то почему же угрожают? — спросил Долгоруков.
— Потому что ещё больше они боятся французов и англичан. Они боятся усиления влияния России, так как большинство подданных Австрийской империи составляют славянские народы. Но ещё больше они боятся Франции и Англии, которые угрожают отторгнуть их итальянские владения.
— Хорошо сказано, Орлов! — воскликнул Николай. — Франц-Иосиф — просто трусливый пёс! Но каковы же должны быть наши политические цели?
— Я считаю, Ваше Императорское Величество, что наши цели должны быть противоположны целям наших противников. Если англичане хотят нас ослабить, мы должны усилиться. Если австрийцы боятся нашего влияния на славянские народы, мы должны распространять и усиливать это влияние. Французам нужно что-то пообещать, австрийцев — испугать, а англичан нужно просто бить!
