Владимир Самошкин - Александр Антонов. Страницы биографии
А Александр Антонов, кем-то вовремя предупрежденный об опасности, быстренько отправил жену из Дашково в Тамбов, к ее матери, после чего сам бесследно исчез.
Напрасно почти десять дней караулили чекисты пустую квартиру Антоновых на Почтовой улице в Кирсанове. Александр Степанович и не думал возвращаться туда. Как, впрочем, и в свой служебный кабинет. Наконец поняв это, новый уездный комиссар внутренних дел Тихон Акимович Климов в конце августа издал приказ об освобождении начальника Кирсановской уездной милиции А. С. Антонова от занимаемой должности "за неявку из отпуска".
Часть третья
Нежданно-негаданно оказавшемуся на нелегальном положении Антонову волей-неволей пришлось вспомнить свою до-каторжную молодость, когда ему, еще неоперившемуся толком эсеровскому боевику-экспроприатору, приходилось скрываться от полиции и жандармов. Вероятно, помимо элементарных приемов конспирации, Антонову вспомнились и те эсеры, которых он знал по дореволюционному подполью.
Ведомо было Антонову и то, что один из таких знакомцев /по Тамбовской тюрьме 1909 года/, виднейший российский эсер Владимир Казимирович Вольский возглавляет теперь "Самарскую учредилку" – Комитет членов Учредительного собрания /Комуч/ – альтернативное коммунистам эсеровское правительство, объявившее себя в июне 1918 года временной /до созыва Учредительного собрания/ властью на территории Самарской губернии. В августе власть Комуча распространялась уже на Самарскую, Симбирскую, Казанскую, Уфимскую и часть Саратовской губернии, Вся эта территория была объявлена "территорией Учредительного собрания". Комуч признали Уральское и Оренбургское казачьи войска. Была у него и своя Народная армия.
Вот туда, в Самару, к Вольскому и решил поехать Антонов, чтобы в рядах Народной армии с оружием в руках сражаться против большевиков. Но не в добрый час отправился Антонов в Самару. С сентября дела Комуча и его Народной армии неудержимо покатились под уклон. А 19 ноября "Съезд членов Учредительного собрания" /так теперь стал именоваться Комуч/, переехавший сначала в Уфу, а затем в Екатеринбург, вовсе был разогнан колчаковцами. И проболтавшийся без толку три месяца по бурлящему гражданской войной Поволжью Антонов был вынужден несолоно хлебавши возвратиться в Кирсановский уезд.
Но, видно, в недобрый час Антонов не только уезжал в Самару, но и вернулся обратно. Дело в том, что как раз накануне его возвращения домой по Тамбовской губернии прокатилась волна стихийных крестьянских восстаний. Причем наиболее сильное восстание, протекавшее в два этапа, произошло на границе Кирсановского и Моршанского уездов, в районе сел Рудовка, Вышенка, Никольское, Глуховка.
Сначала в ночь на 24 октября 1918 года произошло выступление крестьян Рудовской волости в северной части Кирсановского уезда. Однако оно было быстро, в течение трех – четырех дней, подавлено силами милиции, чекистов и местных коммунистов. Проведенное тут же кирсановскими властями расследование причин восстания показало, что оно было вызвано вопиющей бесцеремонностью продотрядов, откровенным произволом местных властей, а также из рук вон плохо организованной мобилизацией в Красную армию нескольких возрастов крестьян.
Созданный в процессе подавления восстания "Военно-революционный штаб" вскоре вынес Рудовской волости свой приговор: расстрел шести "зачинщиков" во главе с Ильей Давыдовичем Галыгиным /исполнено 29 октября на виду у всей Рудовки/, миллион рублей контрибуции и конфискация нескольких сотен лошадей и коров. Но мало того, что военревштаб назначил явно невыполнимые размеры контрибуции и конфискации, так он /по мнению проводившего позднее расследование нового председателя Кирсановской уездной ЧК Эрнеста Эрнестовича Рожкалнса/ еще и вел себя по отношению к "побежденным" рудовцам недопустимо грубо и провокационно. Дикие пьяные оргии и насилия "победителей" возмутили и всколыхнули всю округу, которая 9 ноября вспыхнула огнем нового восстания. На этот раз местных коммунистов и милиции оказалось уже недостаточно, пришлось вызывать войска. 20 ноября, после ряда ожесточенных и кровопролитных боев, восстание было жестоко подавлено.
И хотя все требования конспирации Антонов вроде бы соблюдал, слух о его появлении на юге Кирсановского уезда моментально облетел весь Инжавинский район. Но какое же было удивление, а затем и вполне понятное возмущение Александра Степановича, когда до его ушей дошло, что это якобы он был главным подстрекателем и руководителем крестьянского восстания в районе Рудовки. Однако все было бы ничего, не поверь этим всем вымыслам инжавинские коммунисты, которые на своей районной партконференции не только заклеймили позором "лжесоциалиста Антонова", но и приговорили его к смерти. Более того, среди делегатов конференции нашлись и добровольцы, пожелавшие лично привести этот приговор в исполнение.
Такой жестокой несправедливости к себе – человеку с эсеровско-каторжным прошлым, партийный стаж которого насчитывал больше лет, чем у этих инжавинских коммунистов месяцев – Антонов безнаказанно спустить не мог. Не тот был человек.
В декабре 1918-го и январе 1919 года он сколачивает вокруг себя и вооружает "Боевую дружину" из 10 – 15 человек, в преданности которых сомневаться не приходилось. В их числе оказались бросившие свой лесопильный заводик под Тамбовом младший брат Дмитрий и шурин Александр Алексеевич Боголюбский, бывшие милиционеры Петр Михайлович Токмаков, Петр Михайлович Давыдов и другие, тоже в основном бывшие милиционеры, избежавшие в августе ареста или же арестованные, но в конце концов выпущенные чекистами на свободу "за неимением обвинительных материалов".
Едва ли не единственным немилиционером в боевой дружине Антонова был его старый знакомый по дореволюционному эсеровскому подполью, будущий глава Тамбовского /вернее, антоновского/ эсеровского губкома Иван Егорович Ишин – 43-летний говорун и весельчак из села Калугине Кирсановского уезда. Сын кулака-богатея, владельца 28 десятин земли, Иван Ишин не унаследовал от отца тяги к земле и в 1905 году, вступив в партию эсеров, занялся революционной пропагандой среди крестьян. Его недюжинный агитаторский талант был отмечен тогдашними властями следующим образом: 2 месяца тюрьмы в 1906 году – от кирсановского уездного исправника, 4 месяца тюремного заключения в 1907 году – от губернского жандармского управления и 4 месяца тюрьмы плюс 2 года ссылки в 1909 году – от Саратовской судебной палаты.
В нашей исторической литературе об антоновщине давно уже сложилась такая традиция: упоминая имя Ишина, непременно поведать о присвоении им огромной суммы партийных /эсеровских/ денег – 40 тысяч рублей, на которые он якобы открыл промтоварную лавку в своем селе и начал богатеть. Как выяснилось, к историкам эти сведения попали от тамбовских чекистов Георгия Антоновича Аникина и Михаила Ивановича Покалюхина. На вопрос о том, какой конкретно эсеровской организации принадлежали эти деньги, первый отвечал, что, возможно, Кирсановской, а второй – что той сибирской, где Ишин отбывал ссылку.
Увы, нельзя согласиться ни с одним, ни с другим. Ибо, во-первых, ссылку Ишин отбывал не в Сибири, а в Архангельской губернии, где "водились" только ссыльные эсеры, у которых вряд ли были такие бешеные деньги. А во-вторых, надо совершенно не знать внутрипартийных эсеровских порядков, чтобы всерьез предположить, что кирсановские эсеры, зная о таком преступлении Ишина, позволили бы ему сколько-нибудь долго оставаться в живых и вдобавок нагло богатеть у них на глазах. Тот же Антонов, не моргнув глазом, первым бы разрядил в Ишина свой наградной маузер и потом искренно считал бы, что поступил благородно. Однако Александр Степанович, будучи начальником уездной милиции, не только не сделал этого, но и неоднократно противодействовал калугинским коммунистам в их попытках арестовать Ишина. Поэтому неудивительно, что сразу после ухода Антонова из милиции, Ишина обложили такой контрибуцией, что он мигом сбежал из села и долго скрывался у своих многочисленных родственников и знакомых, пока, наконец, не оказался в боевой дружине Антонова, которая в начале 1919 года приступила к проведению террора против местных коммунистов.
По данным уполномоченного ЦК партии правых эсеров по Тамбовской губернии Юрия Николаевича Подбельского, Антонов первым делом расправился с теми коммунистами, которые на районной партконференции в Инжавино сами вызвались найти и убить его.
Одновременно с террором Антонов занялся и "экспроприациями" советских учреждений. Заметим, что наши писатели и историки, дабы показать Антонова закоренелым злодеем, на протяжении семидесяти с лишним лет упорно приписывают ему гнусное ограбление детской колонии в Дашково, где находились дети голодающих питерских рабочих и где антоновскими дружинниками под командованием Токмакова якобы было "экспроприировано" 110 тысяч рублей.
