Ларри Бонд - Водоворот
Форстер попытался было заговорить, но все вслушивались в мягкие, взвешенные интонации президента.
— Но, друзья, мы должны быть разумными. Нам дорого обошлась история с Гавамбой, и мы обязаны сделать все, что в наших силах, чтобы выправить положение. Если переговоры окажутся неудачными, в мире спишут это на несговорчивость АНК, мы же будем ни при чем. А кроме того, эти длительные дискуссии принесут нам очевидные дивиденды. — И он принялся их перечислять: — Снижение внутренней и международной напряженности, новые кредиты из-за рубежа, сокращение военных расходов. Но самое главное, мы сможем заставить АНК отказаться от требования передачи власти большинству, которого они добиваются с упорством, достойным лучшего применения.
Большинство собравшихся вновь закивали, хотя кое-кто делал это с явной неохотой.
— Конечно, я не считаю свое предложение панацеей от всех бед, господа. — Хейманс медленно покачал головой. — Отнюдь нет. Но я считаю, что в нынешней ситуации это необходимый политический маневр. Мы больше не можем опираться исключительно на военную силу. Напротив, мы должны продолжать поиск компромисса, который обеспечит спокойствие нашего народа и сохранит гражданский мир. — Он заметил, как за время его речи изменилось лицо Форстера: неконтролируемый гнев прошел, сменившись холодным, расчетливым взглядом.
— Вы позволите нам обсудить ваше предложение? — Форстер перешел на формальный тон, словно ему было уже безразлично, выиграл он или проиграл.
— У нас слишком мало времени, господин министр, — ответил Хейманс в тон Форстеру. — Если мы хотим спасти эти жизненно важные переговоры, то должны действовать без промедления. К тому же я считаю, что мы уже всесторонне рассмотрели все соответствующие вопросы.
— Ясно.
Хейманс с трудом скрывал удивление: Форстер сдается почти без боя? Это так на него не похоже. Но президент давно научился никогда не упускать возможностей, предоставляемых противником. Он слегка подался вперед.
— Итак, господа, ставим мое предложение на голосование. Стоит ли говорить, что я рассчитываю на вашу поддержку.
Руки быстро поднялись вверх — Хейманс был абсолютно спокоен, уверенный в исходе голосования. За исключением Карла Форстера и двух-трех других членов кабинета, остальные были обязаны своим положением лично президенту и возглавляемой им фракции Националистической партии. И все они были достаточно умны, чтобы не допустить преждевременного политического самоубийства.
Хейманс улыбнулся.
— Прекрасно, друзья. Завтра мы уведомим о принятом решении АНК и другие подобные организации, после чего выступим с заявлением. — Он старательно избегал пристального взгляда министра правопорядка. — Если других вопросов нет, я объявляю наше заседание закрытым.
Все хранили молчание.
Десять минут спустя Карл Форстер четким шагом покинул здание парламента и сел в ожидавший его черный лимузин. В атташе-кейсе, который он так и не открыл, по-прежнему лежал захваченный в штаб-квартире АНК план под названием «Нарушенный договор».
30 МАЯ, ГОРНЫЙ МАССИВ У РЕКИ ХЕКС, ЮАРТрехкомнатный коттедж Риана Уста прятался среди остроконечных гор, окружающих реку Хекс. На отвесных склонах, как раз над его домом, располагались сорок акров отведенной под виноградники земли, которую Уст с женой арендовали у отсутствующего хозяина. Шесть лет упорного ежедневного труда принесли свои плоды, и уже совсем скоро виноградники начнут давать один из лучших в мире винных сортов.
Однако с наступлением вечера силы Риана Уста иссякали, и он отправлялся отдыхать, едва только тень от окрестных гор погружала долину в темноту.
Он сидел в гостиной своего небольшого домика и читал при тусклом свете электрической лампы. Звонок телефона застал его врасплох. Он отложил книгу и снял трубку на третьем пронзительном звонке.
— Уст слушает. Кто говорит?
— Как вы сказали — Уст? Но мне нужен Пит Эйс. Это 053 119365?
От этого бодрого, делового голоса у Уста по спине поползли мурашки, и он произнес слова, которые выучил много месяцев назад:
— Нет, вы ошиблись. Это 053 119368. Возможно, вы неправильно набираете номер.
В трубке что-то щелкнуло и раздался гудок — на том конце провода повесили трубку.
Уст тоже положил трубку на рычаг и повернулся к жене. Оторвав глаза от шитья, она с беспокойством смотрела на него.
— Риан, кто это был? Что случилось?
— Ничего не случилось. — Он сглотнул, чувствуя, как по телу прошла волна возбуждения. Он долго ждал этого звонка. — Это они, Марта. Мне подают сигнал.
Она медленно кивнула, сознавая, что наступил наконец момент, которого они так долго ждали и боялись.
— Тебе нужна моя помощь?
Он покачал головой.
— Нет, я сам справлюсь. Мне так спокойнее. Ты оставайся дома и, если кто позвонит, говори, что я сплю… что мне нездоровится. Хорошо? — Он уже натягивал куртку.
— Конечно, милый. — Она молитвенно сложила руки. — Только прошу тебя: будь очень-очень осторожен.
Риан Уст остановился у двери и криво усмехнулся.
— Не беспокойся, Марта. Даже если меня остановят, то кто я такой — всего-навсего цветной парень на побегушках. Вряд ли кому-нибудь придет в голову тщательно обыскивать мой груз. — Он послал ей воздушный поцелуй и пошел в сарай.
Риан Уст вступил в АНК более десяти лет назад. Он тогда учился на агрономическом факультете Кейптаунского университета. Ему повезло: он был в числе тех нескольких сот цветных, которым позволили учиться вместе с представителями высшей расы. В учебе он выказывал рвение и целеустремленность, которые позволяли ему скрыть страстную ненависть к апартеиду и всей системе бурского господства.
Лидер ячейки АНК, который привлек Уста к работе, велел ему ни в коем случае не участвовать в студенческом движении против апартеида. И Уст послушался, поверив обещанию более важной и ответственной миссии в будущем.
Не запятнанный связью с инакомыслящими, вне подозрений у секретных служб, Уст с отличием окончил университет, затем женился и переехал на запад Капской провинции, где занялся единственным делом, дозволенным цветному с его образованием и способностями: стал арендатором на земле горластого и неотесанного африканера.
Открывая дверь в сарай, Уст мрачно усмехнулся про себя. Да, ожидание было долгим и трудным. Но теперь этому наступил конец.
Он отодвинул от стены полку с инструментами и нагнулся, чтобы осмотреть спрятанные там ящики и корзины. Похоже, все на месте. В том виде, в каком их доставили ему полгода назад.
Негромко крякнув, он поднял тяжелую корзину и, пошатываясь, пошел к своему старому разбитому пикапу. Гранатометы, ручные пулеметы и взрывчатка были потяжелее, чем подпорки для виноградной лозы или корзины с виноградом.
Полчаса спустя Риан Уст вывел свою перегруженную колымагу на пыльную дорогу в долине. Он оглянулся на дом, где у окна грустно стояла его жена, помахал ей рукой и исчез в темноте.
Так начался первый этап операции «Нарушенный договор».
Глава 2
ОБЩИЙ СБОР
Наконец погасла последняя фотовспышка, и температура в переполненном конференц-зале, достигнув предела влажности и духоты, обычных, пожалуй, лишь для турецких бань, постепенно начала снижаться. Журналисты со всего мира обменивались слухами, сплетнями и остротами, стараясь перекричать общий гул голосов. Таким было вполне обычное окончание этой необычной пресс-конференции, устроенной правительством ЮАР.
Иэн Шерфилд довольно улыбнулся, закрыл блокнот и принялся смотреть, как Ноулз убирает аппаратуру. Наконец-то у него есть хоть что-то, достойное занять место в выпусках новостей на американском телевидении. Готовность Хейманса допустить возможность правления большинства и всестороннее, независимое расследование деятельности спецслужб — вот новость так новость, вне зависимости оттого, насколько эти предложения искренни и выйдет ли из них что-нибудь вообще.
Зная менталитет буров, Иэн серьезно сомневался, что переговоры к чему-нибудь приведут. Ни один, даже самый умеренный член Националистической партии и в мыслях не допустит, чтобы полностью отказаться от господства белых в ЮАР. А даже самый реалистичный лидер АНК никогда в жизни не согласится на меньшее. Переговоры заранее обречены на провал, что повлечет за собой новое насилие и новые трупы на улицах южноафриканских городов.
При мысли об этом улыбка сошла с его лица.
История ЮАР несла в себе все составные части величайшей трагедии: упущенные возможности, недопонимание, ненависть, высокомерие, жадность и страх. И самое ужасное то, что трагедия эта неразрешима, по крайней мере, усилиями людей.
Иэн вздохнул, цинично подумав, что любой исход даст ему материал для очередного репортажа. Он давно научился не принимать близко к сердцу новости, которые передает. Это первое, что вдалбливают в голову любому начинающему журналисту. Сохранять непредубежденность — вот единственный шанс оставаться здравомыслящим и объективным. Стоит только позволить себе собственное мнение, готовя репортаж, и ты неизбежно становишься бесплатным агитатором той или иной стороны.
