Юрий Бурносов - Хакеры. Книга 3. Эндшпиль
Больше фресок не было. Окончание истории, очевидно, располагалось на своде, место которого сейчас занимало огромное серое небо, слегка подернутое туманной дымкой. Калинин огорченно вздохнул и тщательно начал копировать сохранившиеся изображения. Время летело незаметно. Он пропустил обед, но голода не чувствовал. Работа всецело захватила. Закончив, он выбрался из церкви. Солдаты покидали избы и строились. До Алексея доносились задорные голоса. Он посмотрел на часы. Час дня! Нужно спешить. Калинин оглядел церковь на прощание. Взгляд остановился на обрушенном куполе, что был наполовину засыпан снегом. И он тут же позабыл, что ему нужно спешить, что в деревне готовы к маршу и ждут его команды сорок три красноармейца. Проваливаясь в пушистые сугробы, Калинин пробрался к шпилю купола. Остановившись возле знака, увенчивающего шпиль, он начал разгребать снег.
— А вот и командир! — послышался голос Николая Приходько. — Меня политрук прислал. Велел передать, что пора выступать.
Алексей кивнул, продолжая очищать знак.
— Сейчас-сейчас! — бросил он, не прекращая работы.
Приходько приблизился к лейтенанту и с интересом взглянул на купол.
— Это ж церква!
— Ее шпиль, — поправил Калинин.
— Что же тут копать? Тут, значит, кресту положено находиться!
Калинин не ответил. Приходько наклонился, чтобы помочь. Они расчистили шпиль от снега. Алексей стянул перчатку и стряхнул со знака остатки. Подхваченный ветром снег закружил, подобно пыли, попал на лицо и за воротник.
— Господи! — воскликнул Приходько и отпрянул. — Свят-свят, глазам не верю!
Церковный шпиль венчал крест. Но не обычный православный, а с концами, загнутыми под прямым углом.
Свастика.
Почти такая же или очень похожая на нацистскую.
— Неужто эти старушенции молятся на фашистов? — спросил Приходько.
— Свастика — древнеславянский символ Солнца. Это знак счастья.
— Почему же фашисты взяли славянский символ?
— Он пришел на Русь из Индии, а туда попал от арийцев — древней цивилизации, предположительно существовавшей в Гималаях. Гитлер боготворит древних арийцев. Поэтому он позаимствовал у них этот знак для Германской империи. — Алексей поднялся с колен и, нахмурившись, посмотрел на свастику сверху вниз. — Гитлер осквернил этот знак.
— Чертовщина какая-то, — произнес Приходько. Алексей впервые видел его растерянным. — Получается, что у нас с фашистами одна вера?
— Общие корни, — поправил Калинин и тщательно зарисовал в тетрадь знак на шпиле обрушенного купола.
Вместе с Приходько Алексей вернулся в роту. Красноармейцы заняли всю улицу деревушки. Бойцы балагурили, шутили, попыхивали самокрутками.
— Дайте им команду на построение, — сказал подошедший политрук.
Калинин кивнул и обратился к солдатам:
— Ребята, давайте строиться!
Его никто не услышал. Бойцы продолжали разговаривать и даже не повернули головы на крик молодого лейтенанта. Алексей вдруг ясно почувствовал свою беспомощность. Смущенный, он стал теребить матерчатый ремень гранатной сумки, перекинутый через плечо.
— А ну-ка стройся!! — неожиданно рявкнул политрук. — Совсем оглохли? Не слышите, что к вам командир роты обращается?!
Красноармейцы с явным недовольством стали собираться в колонну. Появившийся откуда-то старшина подошел к двум бойцам в белых маскировочных халатах и что-то сказал им. Подхватив оружие, бойцы трусцой побежали вперед. Калинин догадался, что Семен Владимирович послал вперед разведку.
Проводив разведчиков, старшина повернулся к роте. Он бросил быстрый, но строгий взгляд на колонну. И скомандовал:
— Шаго-ом арш!
Колонна красноармейцев двинулась вперед, в заснеженные Полыновские луга.
ГЛАВА 4
Около половины второго дня рота вышла на проторенную дорогу. Старшина остановил солдат и подозвал командира первого взвода Ермолаева. Вместе они склонились над следами.
— А почему Ермолаев? — спросил Алексей политрука, привставая на цыпочки и пытаясь разглядеть, что делают старшина и командир первого взвода.
— Ермолаев коренной сибиряк, — ответил Зайнулов. — Охотник. Тридцать пять лет в тайге. Любой след прочесть может.
— Ого! — ответил Калинин.
Через некоторое время старшина с Ермолаевым вернулись.
— Очевидно, это немцы, о которых рассказывали старухи, — задумчиво поведал Семен Владимирович. — Прошли вчера. Много их. Кажется, больше нас. Что делать будем?
— Нужно идти за ними по этой дороге, — сказал Калинин. — К концу завтрашнего дня мы должны достичь высоты Черноскальная.
— Нехорошо всё это, — пробурчал старшина, но скомандовал роте продолжать движение.
— Что будем делать, если наткнемся на немцев? — спросил старшина Калинина, когда они тронулись в путь. — Вступим в бой? Или обойдем?
— Не знаю, — откровенно признался Алексей. — Если пойдем в обход, то, наверное, потеряем много времени. Да и в сугробах можем увязнуть. И не успеем выполнить приказ.
— А вступив в бой, мы рискуем потерять роту и тоже не выполнить приказ, — ответил Семен Владимирович.
— Что предлагаете?
За старшину ответил Зайнулов:
— Будем идти, пока не обнаружим немцев. От боя по возможности нужно уклоняться, чтобы сохранить силы для атаки Черноскальной высоты. Приказ должен быть выполнен.
Старшина недовольно посмотрел на политрука, который встал на сторону лейтенанта, покачал головой и, ничего не сказав, вернулся к Ермолаеву.
Никто не знал, куда движется рота. Ну и ладно! На то и командиры, чтобы знать. Фрол Смерклый никогда не задумывался над тем, что ему приказывают. Сказано копать мерзлую землю, значит, надо копать, ничего не поделаешь. Сказано умереть, но держать оборону: держать Фрол будет, но вот чтобы умереть — хорошенько подумает. Когда опасность угрожала его собственной жизни, он пару раз, как говорится, делал ноги, покидая боевые позиции. Правда, однажды им не оставили выбора. Во время наступления немцев под Вязьмой за линией обороны полка посадили заградотряд. Смерклый слышал о них, но впервые столкнулся только там. Доблестные бойцы НКВД с пулеметами располагались в ста пятидесяти метрах позади окопов регулярных частей РККА. Тот, кто спасался бегством от немецкого огня, натыкался на пули чекистов. Поэтому бежали мало. Оборону держали так стойко, как корни дерева врастают в землю. Вот и отразили фашистский натиск.
Мозги Смерклого включались только в моменты смертельной опасности. А задумываться над приказами он не имел обыкновения. Раз есть приказ, значит, над ним уже кто-то подумал.
Он достал булочку с маком, которой его угостила старушка, съел половину, а остаток запасливо спрятал в рюкзак. После этой недолгой трапезы Смерклому неожиданно захотелось курить. И не обычной махорочки, а той немецкой сигары, которую он раздобыл в танке.
Фрол выудил из нагрудного кармана сигару и, вставив в рот, с громким причмокиванием долго раскуривал. Когда кончик стал похож на раскаленный уголек, дым попал в легкие, и крестьянин закашлялся. Сигара оказалась крепче любого забористого табака, а вкус был просто неописуем. Одно слово — аромат! Фрол расплылся в улыбке и топал по снегу, довольно попыхивая сигарой.
— Эй, браток, прикурить дай! — окликнули его сзади.
Смерклый даже не обернулся. Он не знал этого солдата и не хотел нового знакомства. Солдат догнал его и пошел рядом. Смерклый опустил голову, чтобы сигару не было видно. Но не заметить ее было трудно.
Рота подверглась переформированию после того, как по ней, словно утюгом, прошлись немецкие танки. Окликнувший крестьянина солдат раньше служил во втором взводе, а теперь оказался в первом, в одном отделении с Фролом.
— Дай-ка прикурить, браток, — повторил Приходько, поравнявшись со Смерклым. В зубах у него была самокрутка. — Меня Микола зовут. Спички что-то отсырели… Ой!
Смерклый убрал изо рта сигару, спрятав ее в руке.
— Ой, а что это ты куришь, браток? — спросил Приходько. — Никак палку какую?
— Ничего я не курю, — проворчал Смерклый. — И спичек у меня нету.
— Как же нету спичек, когда от тебя дым валит, словно от паровоза! — Приходько принюхался. — А запах от твоей палки какой приятный! Брось, покажи, что у тебя там!
Смерклый сунул сигару в рот.
— Ба! — поразился Приходько. — Так это ж сигара! Где нашел? Никак бабки в деревне тебе скрутили. Дай попробовать, уж больно запах хорош.
— Запах хорош, да не про твой грош, — ответил Смерклый.
— Не жмись! Она вон какая толстая! От одной затяжки не убудет.
— Сначала найди такую, а потом кури!
— Да ты только скажи где, — заговорщически прошептал Приходько. — Тотчас туда побегу.
— Поздно бежать. Да и нету там больше. Возле Ельцово у танка гусеницы сбило, а сам он целехонький остался. Я в тот танк вечером пробрался и нашел.
— Дождался, значит, пока все наши спать лягут?
