Дмитрий Данилов - Гвардеец – Дороги Европы
– Твою мать! – выругался я, отбросив ненужные пистолеты, и стал снимать с плеча карабин.
Чижиков, стоя на колене, бил в людскую массу. Мы устроили на дороге кучу малу, в которой смешались живые и мёртвые. Уцелевшие поляки отстреливались, но как-то вяло. Они явно не ожидали, что получат сильный отпор. Однако их всё равно оставалось слишком много. Некоторые, спешившись, пытались к нам пробиться и, только летящие пули сдерживали их натиск. Я пожалел, что под руками нет пулемёта. Хоть бы какой-нибудь завалящий 'Максим'. Я бы тогда скосил всех к такой-то бабушке. Однако технический прогресс ещё не продвинулся столь далеко, и люди уничтожали себе подобных с помощью куда более примитивных приспособлений.
Всё, я шлёпнул из карабина слишком ретивого поляка и с сожалением опустил ружьё. Перезаряжать некогда. Враги находились метрах в тридцати от нас, мне просто не успеть проделать кучу необходимых манипуляций. Остальным гренадерам тоже. Никто не даст нам минуту-другую передышки, это непозволительная роскошь. Если поляки сейчас рванут всем скопом, то просто задавят нас массой. Начнётся рубка с вполне предсказуемым финалом. С таким количеством противников отряду не справиться. Прежде чем сойтись в рукопашной, стоит истребить как можно больше неприятелей, тогда появится хоть какой-то шанс победить. Пистолеты и ружья были разряжены, но у нас ещё оставались бомбы. Не всё так плохо, господа гренадеры. Мы ещё повоюем.
– Забрасывай их гранатами, – приказал я и первым полез в подсумок.
Краем глаза уловил какое-то движение – сабля пана Дрозда взметнулась в воздух и едва не опустилась на голову кузена. Не знаю, каким чудом мне удалось отбить руку предателя с занесённым клинком, лезвие ушло в сторону, но всё же слегка задело Карла. От неожиданности он закричал, выпустил гранату. Она свалилась на землю, запрыгала, грозя разнести всё вокруг. В почти сомнамбулическом состоянии я поддел её ногой как футбольный мяч, и граната улетела с дороги, взорвалась, не причинив никому вреда, разве что повалилось посечённое осколками молодое деревце.
– В чём дело, пан Дрозд? Вы с ума сошли? – закричал я.
– Защищайтесь!
Пан Дрозд с хищным оскалом шагнул ко мне, поигрывая саблей, никто, кроме меня не догадался, что он уже на другой стороне и собирается нанести удар в спину. Я понял, что драгоценное время уходит, что схватка с неожиданным противником обрекает мой отряд на поражение – драться на два фронта у нас не выйдет. Мы оказались столь уязвимы.
– Зачем? – только и успел произнести я.
И почти сразу нас смяли поляки. Я увидел раздувающиеся ноздри коня, яростный взгляд шляхтича, который приехал с паном Дроздом и был якобы отправлен обратно, а потом пришла темнота.
– Ещё воды, – прозвучало над ухом.
Тело пронизало тысячами маленьких ледяных игл, свело судорогой, я часто задышал и открыл глаза.
– Очухался, – с нескрываемым удовольствием произнёс знакомый голос, принадлежавший пану Дрозду.
Я лежал на пожухшей траве, промокший до нитки, руки и ноги связаны. Чуть подальше находились остальные.
Мы были на лесной опушке, розовые сполохи зари свидетельствовали, что наступило утро. На костре готовился завтрак, в воздухе витал запах варившейся каши. Избитый желудок скрутило, я едва не взвыл от боли. Кажется, меня приложило, как следует, жаль непонятно когда – в тот момент, когда сбило лошадью или добавили потом, валявшемуся без сознания. Второму варианту я бы не удивился, мы отправили на небеса немало поляков, оставшиеся в живых могли жаждать нашей крови на вполне законных основаниях.
– Долго ты в себя приходил, барон, – сказал красный от злости Потоцкий.
Не помню, чтобы шляхтич находился в рядах атакующих, да и вряд здоровье могло ему это позволить. Дуэль с Карлом даром не прошла.
Поляк был ранен и с трудом держался на ногах, но всё равно стоял прямо как надгробный памятник. Кто знает, вдруг это и впрямь последнее, что мне доведётся увидеть в этой жизни. Хотя, если бы хотели убить, давно бы так сделали, или им нужно, чтобы я находился в полном сознании? Справа ухмылялся пан Дрозд, его улыбочка была ненатуральной, как у клоуна в плохом цирке.
– Паскуда, – протянул я и плюнул в его сторону.
Улыбочка сползла с лица шляхтича, он схватился за рукоятку сабли, но Потоцкий схватил его за плечо, заставив отказаться от намерения разрубить меня на две части.
– Успеешь, ясновельможный пан. Он нужен живым. Не скажу, чтобы мне понравились его слова. Бывают вещи похуже смерти.
– Мой кузен, как он себя чувствует? – спросил я.
– Ранен, но не смертельно. Другие тоже пока двумя ногами стоят на этом свете. Знали бы вы каких трудов мне это стоило! Мои люди едва не выпустили им кишки. Я облегчённо вздохнул:
– Спасибо, что сохранили наши жизни, пан Потоцкий.
– О, пустяки, не стоит благодарности, – Шляхтич спрятал в усах усмешку. – У меня на вас далеко идущие планы. И не только у меня.
– А у кого ещё?
– У князя Чарторыжского.
Услышав имя влиятельного магната, которого генерал Ушаков называл другом и союзником России, я удивился, но постарался скрыть удивление. Мне раньше казалось, что причиной провала было предательство пана Дрозда, однако упоминание столь громкой фамилии наводило на мысль, что разыгранная комбинация куда сложнее.
– Что вы собираетесь с нами сделать? – тихо спросил я. – Будете просить у наших родных выкупа, как делают басурмане? Заранее хочу предупредить – вряд ли за нас можно выручить хорошие деньги. Мы с кузеном из небогатых семей.
– Мы не татары, мы смиренные католики и не торгуем людьми благородного сословия. Всё, что я хочу – отвезти вас крулю, пусть он узнает, что вы, московиты, творите на польской земле настоящее непотребство, – как нечто разумеющееся объявил Потоцкий. – Пора открыть глаза Августу. Пускай Польша слаба, но в союзе со Швецией и при дружественной поддержке Франции мы можем вновь оказаться в Московском кремле и оттуда управлять дикарской Московией. К тому же ваша императрица слишком занята войной с турками. Главные её войска гибнут в Крыму. Грех не воспользоваться столь подходящим случаем, барон.
– Вам нужна война?
– Ошибаетесь. Война нужна не мне, война нужна Польше. Слишком долго шляхта терпела унижение. Если Август струсит, что ж, тогда найдётся другой король – Станислав. Он поведёт нас на Московию, шляхта как один встанет под его хоругви.
– Допустим, – зло бросил я. – Но что если мы расскажем королю Августу о том, что вы делаете фальшивые русские деньги? Это серьёзное преступление, пан Потоцкий, очень серьёзное, по головке за него не погладят, даже если ваш род восходит к самому Адаму. Не думали об этом, ясновельможный пан.
– С какой стати вы смеете бросаться такими обвинениями!? – притворно возмутился Потоцкий. – Моему фамильному гербу нанесён урон, и если бы не важность дела, поверьте, я бы давно потребовал от вас удовлетворения. Ежели вы у круля заявите о фальшивых деньгах, я сразу скажу, что в первый раз о том слышу, зато о другом ведаю и могу доказать. Знаю, что вы ворвались на мои земли, сожгли мельницу, убили моих холопов. Нужны доказательства, барон, а у вас ничего нет. Зато у меня полно.
Похоже, шляхтич разыгрывал неплохую комбинацию, достойную византийских императоров. Нападение на деревню староверов, бой со шляхтичами могли привести к международному скандалу, который был на руку как полякам, так и шведам. Первые точат на нас зубы уже не одно столетие, вторые жаждут реванша за поражение в Северной войне. И неважно, что король Август оказался на троне благодаря вмешательству русских штыков. Не хочешь зла, не делай добра, гласит народная мудрость.
– Если думаете, что нанесли мне большие убытки, поверьте, я не держу на вас зла: рано или поздно всё равно надо было прекращать это не очень достойное занятие. С каждым годом оно становилось всё опасней и опасней, – продолжил Потоцкий. – А тут вы свалились, будто манна небесная, помогли замести все следы и убрали опасных свидетелей. Да я молиться на вас должен, барон! Вдобавок ваш визит поссорит Августа с Московией. О лучшем я даже не смел мечтать! Я попробовал откреститься от принадлежности к русским.
– С чего вы решили, что мы московиты? Я и мой двоюродный брат Карл фон Браун, курляндские дворяне, и не имеем никакого отношения к Московии. Да, наши слуги русские, мы наняли их в Петербурге, но что в этом особенного? Разве здесь не принято иметь слуг-московитов?
– О, московиты только и годятся на то, чтобы быть в услужении. Но не в ваших слугах дело, барон. К несчастью для вас мой друг, пан Сердецкий, случайно вспомнил о бывшем сослуживце, бароне фон Гофене. Вы, если не ошибаюсь, числитесь в гвардейском Измайловском полку, ваш кузен тоже. Для Августа этого будет вполне достаточно.
– Но почему вы предали нас, пан Дрозд? – с тоской спросил я, понимая, что попытка не удалась.
