Алексей Ивакин - Меня нашли в воронке
И этот чертов запах смерти и разложения…
Лейтенант лежал, свернувшись калачиком.
— Товарищ командир! — потряс его за плечо Виталик.
Тот внезапно зашипел от боли.
— Не трогай, боец!
— Извините, товарищ лейтенант! — отдернул тот руку. — Ранены?
— Нет. Дистрофия у меня. Мышцы распадаются. Больно. И синяки потом… Чего хотели?
— Извините, товарищ…
— Чего хотели, говорю? — снова в его голосе лязгнул металл.
— Товарищ лейтенант! Мы, это… — Замялся Захар, не зная как сказать. А потом собрался с духом и выпалил. — Самолетов больше не будет.
Тот приоткрыл глаза. Голубого цвета, оказалось. Потом помолчал и тихонечко сказал:
— Не ори. Сам знаю. Ушли наши на прорыв. Неделю назад. Кто мог. Мы остались. Бой был. Слышно было. А потом тишина. Значит, легли, раз самолетов за нами нет.
На этот раз замолчали ребята, зная из прошлой памяти, что часть десантников вышла. Около трехсот человек. А часть раненых и ослабленных осталась где-то в болотах Демянского котла. У лесного аэродрома. Навсегда. Почему их не эвакуировали — осталось загадкой.
— Так ведь погибнете же вы здесь! — не удержался Захар.
— Мы знаем. — Спокойно ответил командир, смотря в небо широко распахнутыми голубыми глазами. — Ну и что? Значит так надо. Еще бы немца хоть одного…
И лейтенант снова прикрыл глаза.
И тут на поляне что-то хлопнуло. Раз, два, три!
Ребята аж подпрыгнули от неожиданности. А над шалашиками поднялись невысокие султанчики взрывов.
Лейтенант приподнялся и хрипло каркнул:
— Бригада в ружье! Немцы! — А потом тихо добавил — Опять, сволочи, минами шмалять начали!
Из шалашей, ровно призраки, стали выползать страшные — с черными, помороженными еще в марте лицами, перебинтованные грязными тряпками, но державшие в костлявых руках оружие — десантники.
Уже пропавшие без вести, но все еще ведущие свой последний бой.
— А вы бойцы вот что… Приказывать не могу. Прошу. Доберитесь до наших. Скажите, что мы еще тут.
Хлопнуло еще несколько раз. Совсем близко. Так что окатило землей.
— Товарищ лейтенант, нам бы оружие какое-нибудь…
— Оружие? Винтовки в куче у болота. Если старшина еще не побросал в воду… Патронов только нет. Держите обойму. — Он достал костлявой рукой из кармана штанов пять патронов, также не глядя на них. — От кучи потом по берегу метров сто пройдете. Там слеги выломайте и по тропе вглубь шагайте. Она вешками отмечена. Осторожно только. Местами по грудь должно быть. Давайте, ребятки.
Потом он отвернулся от них и попытался перекричать хлопки немецких ротных минометов.
— Бригада! На позиции!
Его не было слышно, но десантники знали свое дело сами. Они последними силами, цепляя костями землю, ползли к краю леса.
А Виталик и Захар, пригибаясь при каждом и близком, и далеком разрыве помчались в ту сторону, на которую показал умирающий лейтенант.
Им повезло, старшина не смог дотащиться до винтовок.
Схватив одну, они помчались вдоль болота к тропе.
Пробежав около ста метров, они заметили торчащие из болотной жижи палки.
Не раздумывая, зашагали вглубь, проверяя каждый шаг наскоро выдранными березками.
А за спиной разгорался бой.
Ни лейтенант, ни старшина, никто из десантников не знал, что это последний их бой. Что через два часа немцы, закидав поляну минами, начнут осторожное прочесывание, достреливая раненых и обессилевших.
А лейтенант застрелится, потому что стрелять на звук не умел, а глаза его уже неделю как ослепли.
Потом фрицы соберут трупы десантников, сложат в кучу и сожгут.
Останется в живых только сержант Димка Сметанин, потерявший сознание в самом начале боя, после первого же выстрела. Рыжий, длинный нескладный мариец из деревни Сернур будет принят за арийца поволжского и переживет плен остарбайтером на ферме господина Бруно…
Часа через два, как раз когда закончилась пальба за спиной, они выбрались на сушу. Лейтенант не обманул, порой они и впрямь проваливались по грудь. А маленький Захар по шею пару раз в гнилую, холодную жижу.
Едва отдышавшись, побрели снова в глубь леса.
И буквально через несколько метров Захар напоролся на колючку и разодрал правый болотник вдоль всей ступни.
— Ну, твою же мать! — завопил он на весь лес и тут же получил подзатыльник от Виталика.
— Не ори, урод гребаный. Еще не хватало, млять-перемлять, гансов всполошить.
— А как я сейчас пойду то, блин!
— Не ной, все равно ноги сырые. Пошли, кабель тебе в задницу. Под ноги глядеть надо.
Захар что-то забурчал под нос, в спину уходящему Виталику, и поплелся за ним. Идти было неудобно. При каждом шаге ногу приходилось слегка подворачивать, чтобы подошва не загибалась под ступню.
— Как думаешь, отбились наши? — спросил на очередном привале Захар.
— Вряд ли. Сам видел, в каком они состоянии. Даже если сейчас отбились — в следующий раз все закончится. Не успеем мы. — Осунувшееся лицо Виталика казалось равнодушным.
— Так спокойно об этом говоришь… — осуждающе сказал Захар.
— А мне чего прыгать надо от злости? И чем это им поможет?
— Хрен его знает. Все равно это как-то неправильно.
— А как правильно?
— Не знаю…
— Пошли, и подошву-то примотай хотя бы ремнем, что ли?
— Штаны спадут!
Через полчаса они вышли на полянку, где лежали пятеро мертвых десантников.
— Вот тебе и обувка новая… — кивнул на трупы Виталя. — Иди, выбирай размерчик.
Захар покосился, подумал и сказал:
— Ну, на фиг. Не буду я с мертвецов брать…
— И ходи, тогда как дурак, босиком. — Пожал плечами Виталик и побрел осматривать трупы.
— А ты чего делаешь-то? — поморщился Захар.
— Патроны поищу. С обоймой много не навоюем.
Виталик подошел к трупам и стал обшаривать карманы.
Захар же поколебался немного, но преодолел отвращение и стал выбирать подходящий размер ботинок.
— Слышь, а их сюда вроде как в феврале закинули. Так? — спросил Захар.
— Ага. И чего?
— Как они в ботинках-то зимой?
— Не знаю. Но часть вроде в валенках была. Хрен редьки не слаще. В марте же таять снег начал. А под ним болота незамерзающие.
— Звиздец какой-то… Как они воевали-то?
— А ты не видел сегодня?
— Видел. Во, у этого вроде подходят! Сейчас померяю!
Захар попытался развязать мокрые шнурки. Не поддавались.
— Пальцы замерзли. — Пожаловался он Виталику и дернул за ногу десантника.
Нога отвалилась по щиколотке.
Сгнившие белые волокна сухожилий и куски серого мяса торчали из ботинка.
Захара вырвало зеленой болотной слизью.
Он отбросил ботинок в сторону, упал на четвереньки и пополз к краю полянки, непрерывно издавая рыгающие звуки.
Виталик покосился на него и ничего не сказал, продолжая обыскивать трупы.
Ему повезло. Нашел «лимонку», еще пару обойм для трехлинейки и финку. Еды в вещмешках не было. Естественно.
— Ну, пошли! — проходя мимо блюющего из последних сил Захара, Виталя не удержался и подопнул того под задницу. Затем поправил винтарь и исчез в кустах.
Захар приподнялся и, согнувшись в три погибели и шатаясь из стороны в сторону, побрел вслед за ним.
Глава 4. Унтер-офицер
Слышали деды — война началася,
Бросай своё дело, в поход собирайся.
Мы смело в бой пойдём за Русь Святую,
И, как один, прольём кровь молодую.
Русь наводнили чуждые силы,
Честь опозорена, храм осквернили.
Мы смело в бой пойдём за Русь Святую,
И, как один, прольём кровь молодую.
Автор неизвестен.Вечером, когда уже начало смеркаться они вышли к одинокому рубленому дому с тесовой крышей.
В окнах уже горел тусклый, мерцающий желтый свет. Кто-то был внутри.
Но кто?
Лежали долго в кустах, наблюдая за домом. Никто не выходил.
Виталик молча протянул финку Захару, сам же остался с трехлинейкой. Потом пополз к дому, махнув рукой — мол, давай за мной.
Около забора остановились. Виталик метнул палку через него.
Захар вопросительно кивнул — зачем это?
Виталя подождал минуту, потом шепнул:
— Мало ли собака…
Собаки не оказалось.
Полезли тогда через дыру в заборе, подкрались к окошку, и заглянули в него.
За столом сидел старик в круглых очках и чистил то ли картофелину, то ли луковицу около свечки. Больше, вроде бы, никого не было видно.
Оба непроизвольно сглотнули. И, не сговариваясь, шмыгнули на крыльцо и осторожно постучали в дверь.
Прошла минута-другая…
Но вот зашаркали шаги, послышалось глухое покряхтывание в сенях и старческий дрожащий голос осторожно спросил:
— Кого надо?
— Дед, открой, свои мы, русские!
За дверью помолчали, а потом дверь заскрипела и приоткрылась:
