Сергей Шкенёв - Диверсанты Его Величества. «Рука бойцов колоть устала...»
Разведка вернулась, едва отряд снялся с бивака и выбрался на дорогу. Урядник плеткой попотчевал своего норовистого жеребца, понуждая пойти вровень с сонной и смирной командирской кобылой, и доложил обстановку. Но, глядя прямо на Дениса Васильевича, Иванов постоянно скашивал глаза на Михаила Касьяновича, именно от него ожидая поддержки и одобрения.
— Неспокойно в городе, вашбродь! Со всей округи паны съехались к костелу, как бы приступом брать не пришлось. Тама стена высоченная!
— Точно не на богомолье? А что за костел?
— Обычный латынский, румско-папистской веры, — поморщился казак. — На том месте когда-то ихнего святого запорожцы порубили, и считается, будто благодать там до сих пор обретается.
— Как бы при штурме еще великомучеников не наплодить, — покачал головой капитан-лейтенант. — В вопросах веры я, честно признаться, полный профан.
— Да, — согласился Нечихаев, — тут нужна осторожность. Что там еще, Абрам Соломоныч?
— Вооружены они, вашбродь. Что все при саблях, то и котенку понятно, но и ружья есть, и пистоли. У ворот пушку поставили — так себе пушчонка, но вдруг пушкари умелые найдутся? Знающий человек даже из сапога выстрелить сможет.
— Плохо! — Нечихаев окончательно завладел инициативой разговора, чему Давыдов не препятствовал. — Это открытый мятеж.
— Брать будем, вашбродь? — с надеждой спросил урядник и со странным выражением лица погладил седельные сумки. — Только надо еще по одному заводному коню найти.
— Зачем?
— Ну как же? Помните, какой конфуз о прошлом годе в Бухаре приключился? Вот ведь срам вышел — трофеи на ишаках увозили.
— Погубит тебя, Абрам Соломонович, дуванолюбие,[3] — хмыкнул Нечихаев.
Урядник нисколько не смутился:
— Оно того погубит, кто государеву долю отдавать забывает. У нас все честно!
— Да я же не спорю!
Снедаемый любопытством, Давыдов поспешил вмешаться:
— А что там в Бухаре приключилось, Абрам Соломонович?
Казак картинно приосанился и широко улыбнулся:
— Было дело, да… Наша сотня тогда к самому эмирскому гарему прорубилась… — Взгляд урядника приобрел мечтательность, мгновенно сменившейся жесткостью. — Ну нас там и зажали крепко. Эти, как их… сераскиры. Нет, сардукары… или мамелюки? Тьфу, прости хоссподи!
— А дальше? — чрезвычайно заинтересовавшийся прошлогодними событиями капитан-лейтенант попросил: — Продолжайте.
— Да потом и не случилось ничего такого, — пожал плечами казак. — Пришел Михаил Касьянович с эскадроном, супостата гранатами забросал, пострелял немного, вот мы в живых-то и остались. Ну и оборону вместе держали четверо суток — первый-то штурм немного неудачным оказался.
«А младший лейтенант открывается с неожиданной стороны!» — подумал Денис Васильевич и обратился к Нечихаеву:
— И вас не наградили за сей подвиг, Михаил Касьянович?
— Да разве это подвиг? — отмахнулся командир эскадрона. — Но вообще за ту кампанию отметили, да…
— Их благородие получили брильянты к «Владимиру», «Красное Знамя», и «Георгия» третьей степени, — похвалился Иванов. — А Знамя второе уже.
Удивлению Давыдова не было предела. Это получается, что у юного гусара боевой опыт как бы не больше, чем у него самого? Ведь с орденами сейчас настолько строго и за выслугу лет не дают. И о какой выслуге в столь молодом возрасте может идти речь?
— И вы их не носите, Михаил Касьянович?
— Зачем изображать мишень, Денис Васильевич? Да и перед кем в лесу красоваться?
Вечер того же дня.
Засветло въезжать в городок не стали, дабы избежать потерь среди мирного населения. Никто же не виноват, что паны решились на мятеж? Нет, не виноват. Но при штурме костела пули не будут разбираться в степени вины попавшегося на мушку человека. Они вообще дуры, эти пули. Штык, правда, нисколько не умнее, но к тому приложены опытные руки, умеющие отличить бунтовщика от простого обывателя. Ножи — еще лучше.
— Тепленькими возьмем, — убеждал урядник Давыдова и Нечихаева. — Мои казаки сызмальства научены в темноте дозоры снимать. Весь свет обойди, но лучше не найдешь.
— Абрам Соломонович, — младший лейтенант как раз закончил присоединять ночезрительную трубу к винтовке, — ты меня хочешь обмануть или себя?
Иванов смутился и принялся ковырять землю носком сапога:
— Так вы, гусары, тому особливо учены, а у нас природное.
— Ну вот и полюбуетесь природой, пока мы поработаем.
Урядник тоскливо вздохнул, так как идущим первыми полагалась двойная доля. Но спорить не стал. Понимал прекрасно, что подготовка в гусарском полку наголову превосходит таковую у донцов. А вот не попросить ли Михаила Касьяновича после войны приехать в станицу учителем? И девку ему там справную найти можно…
Отряд встал на берегу крохотной речки со странным для этих мест названием — Саратовка и готовился к выходу. Точнее, готовился один эскадрон, так как Нечихаев решил, что многолюдство лишь повредит делу. Капитан-лейтенант сначала попытался возглавить уходящих гусар, но внял доводам рассудка, высказанным эмоционально, но предельно вежливо младшим лейтенантом, и остался руководить подкреплением…
— Ударите по сигналу красной ракеты, Денис Васильевич, и никоим образом не раньше. Ежели что-то сорвется и услышите стрельбу, то все равно не вмешивайтесь раньше времени. Уж постарайтесь, пожалуйста, а? — Под требовательным взглядом младшего лейтенанта Давыдов вынужден был дать честное слово, чем немало порадовал Мишку. — Да не переживайте так, и на ваш век подвигов хватит!
Вот это высказался! Прямо-таки умудренный жизнью и опытом старый генерал. Точно носить Нечихаеву широкие лампасы годам к двадцати пяти! Какие они у гусар, вроде бы голубые?
— С богом, Михаил Касьянович!
Тот улыбнулся в ответ, не сказав ни слова, и ушел к построившемуся эскадрону. А через минуту все беззвучно растворились в темноте, будто и не было здесь никого.
«Эх, живут же люди! — позавидовал капитан-лейтенант. — Войну работой называют… Невозмутимые и бесстрашные…»
На самом деле Мишка находился в состоянии, близком к панике. Как ни крути, а нынешнее назначение заместителем командира отдельного партизанского отряда по сути своей будет первым самостоятельным опытом. Раньше всегда за спиной стояли прошедшие огни и воды старшие товарищи, готовые в любой момент поддержать, прийти на помощь и указать на ошибки, сейчас же нет никого. Даже командира второго эскадрона не дали, сказав, будто их с Давыдовым и так ровно вдвое больше, чем нужно.
Ага, в два раза больше… Почему же тогда Кутузов особо указывал на морское звание Дениса Васильевича? Нет, понятно, что капитан-лейтенант — человек знающий и храбрый, но ведь он водоплавающий! Каким местом думал главнокомандующий, направляя сюда Давыдова? Ему бы на мостик линейного корабля, подзорную трубу в руки и попутный ветер в… хм… Да, неисповедимы пути фельдмаршальские!
Нечихаев последними словами мысленно костерил светлейшего, тем самым загоняя вглубь рвущуюся наружу боязнь. Это пройдет, как проходило всегда, стоит только услышать первый выстрел или увидеть неприятеля, но как же предательски подрагивают сжавшиеся на винтовочном ремне пальцы, и нижнюю губу пришлось прикусить сильно-сильно… Так бывает перед парашютным прыжком с воздушного шара — томительное и страшное ожидание, потом краткий миг поднимающего дыбом волосы ужаса. И далее — непередаваемое ощущение свободного полета. А щелчок выбрасывающих купол пружин — знак к спокойной и сосредоточенной работе.
И сейчас пошла работа — эскадрон разделен на пятерки, и первые три вырвались вперед, оберегая командира от возможной опасности. Вот канальи, неужели думают, будто их маленькая хитрость останется незамеченной в темноте? Как с ребенком, ей-богу! А может, так оно и есть? Ведь почти половина гусар служила в полку еще в те времена, когда он именовался Ахтырским, и многие помнят босоногого мальчишку, в одну ночь потерявшего мать и отчима. Сестра Дашка до сих пор помнит вкус каши из солдатского котелка и впервые ею испытанное чувство сытости.
— Ваше благородие, — ушедший вперед сержант Рыбкин появился перед Мишкой неожиданно. — Паны там знамя над воротами вешают, кажись, турецкое.
— С чего взял?
— Так красное же! Они там факелами подсвечивают, чтоб сподручнее было, ну мы и разглядели.
— Наше тоже красное. — Государственный флаг алого цвета с вышитым в центре полотнища золотым двуглавым орлом был принят четыре года назад как символ преемственности от стягов Дмитрия Донского, и Нечихаев знал, что издалека его можно спутать с османским. — Ты и полумесяц видел?
— Есть он там, точно! — убежденно доказывал Рыбкин. — Туркам продались, собаки бешеные! Разрешите ручными ракетами залпировать?
