Алексей Махров - Оттенки Тьмы
Обзор книги Алексей Махров - Оттенки Тьмы
Алексей Махров
Оттенки Тьмы
Глава 1
За всю долгую, холодную ночь Истомин не заговорил ни разу. Он даже не шевелился и, временами мне казалось, что он уже отошел. Но нет – над его лицом вилось легкое, почти незаметное облачко пара. Истомин все еще дышал.
Я нашел эти развалины вчера, уже в сгущающихся сумерках. Можно сказать повезло… Несмотря на дырявую крышу, покрытые черными пятнами плесени стены неплохо защищали от ветра. А небольшой костерок, сооруженный мной из трухлявых брусков, бывших когда-то рамами дверей и окон, давал достаточно тепла, чтобы не окоченеть. Я даже умудрился вскипятить в кружке немного воды, но Истомин пить не стал, поэтому я согрел брюхо в одиночестве.
Незадолго до рассвета Истомин пошевелился.
– Боря! Борис! Ты где? – позвал он слабым голосом.
Я наклонился над ним. Глаза Истомина были закрыты.
– Я здесь, Валера, я здесь! – чтобы успокоить товарища, я взял его за руку, и он неожиданно крепко вцепился в ладонь.
– Боря, я умираю.
– Да, – я не стал отрицать очевидное.
– А до Москвы еще очень далеко!
– Да.
Истомин замолчал, словно этот короткий диалог выпил из него последние силы. Из пустой глазницы окна потянуло предутренним холодком. Я поежился и постарался поглубже опустить голову в воротник бушлата. Однако холод уже забрался под одежду и меня потихоньку начало трясти. Осторожно освободив руку из цепкого захвата Истомина, я встал и прошелся по периметру помещения, собирая деревяшки. Аккуратно подкинув в костер дровишек, я вылил остатки воды в кружку и поставил ее на огонь. Всё – фляжка была пуста. А где взять пригодную для питья воду в этих землях я не знал.
Если бы не Истомин, я бы вообще никогда не забрался так далеко на юг. Именно на центральные области страны тридцать лет назад пришелся основной удар, и местность здесь представляла жуткий лес. Жуткий в том плане, что растущие в нем деревья были, под влиянием радиации, какими-то… пугающими: дико перекрученные стволы; торчащие строго вертикально или строго горизонтально ветки; пушистые кисточки вместо иголок у мутировавших сосен; огромные, с кулак величиной, ягоды малины; трава ядовито-зеленого цвета. Иногда в общей массе деревьев попадались и вовсе кошмарные экземпляры – пару раз я видел нечто, напоминающее застывший взрыв, с иссиня-черными листьями. И только по форме последних можно было догадаться, что «это» когда-то было кленом. Периодически посреди этой тайги встречались развалины небольших городков. Впрочем, чем дальше мы заходили на юг, тем больше нам попадалось развалин и тем крупнее они становились. Когда-то тут жило много людей.
– Борис! – снова подал голос Истомин.
Я посмотрел на него. На этот раз его глаза были открыты, и в них плескалась печаль.
– Я так хотел умереть дома, – грустно сказал Истомин.
– Боюсь, что теперь это невозможно!
– Да, – кивнул Валера и снова замолчал.
Вода в кружке уже согрелась, и я предложил ее Истомину. На этот раз он не стал отказываться и сделал пару глотков. Это придало ему немного бодрости, и Валера заговорил.
– Да, я очень хотел умереть дома. Но не это было моей основной целью. Я решил вернуться в родные края, чтобы исправить давнюю ошибку. На моей душе лежит тяжкий грех…
Я молчал. На мне самом была целая куча грехов. Тяжелых и не очень. Однако в прошлом у Валеры было что-то более страшное, раз он, умирающий от лучевой болезни, поперся на юг. Наклонившись, я помог Истомину сделать еще несколько глотков горячей воды.
Целых два года – огромный по нынешним меркам срок – мы с Валерой партизанили на севере против балтийцев. Там, на Онеге и Двине, война не утихала уже двадцать лет, то разгораясь, то затухая. Земли там были живые, не тронутые бомбардировкой – на Вологду даже не упало ни одной боеголовки, поэтому балтийцы, шведы и финны, регулярно наведывались в те края за данью и рабами. Естественно, что местным такое отношение не нравилось, и они давали незваным гостям достойный отпор. Понятно, что силы были не равны – легкая стрелковка против боевых вертолетов. Полуголодные партизаны против откормленных десантников-карателей. Но, к счастью для местных, ни финны, ни шведы не могли выставить достаточно больших подразделений, чтобы тотально зачистить местность. Так и тлел там вялотекущий конфликт, где долгие периоды затишья перемежались небольшими стычками. Вот после одной из таких стычек, мы с Истоминым и стали друзьями.
До этого мы провоевали в одном отряде больше года, однако дальше чисто приятельских отношений дело не заходило. Да, Валера Истомин был хорошим человеком, но как-то не сложилось у нас с ним. Отряд небольшой – всего сотня стволов и ты изо дня в день видишь одни и те же лица, часто сталкиваешься с одними и теми же людьми в быту и по службе. В дозоры вместе ходишь и в баню. Только поддерживать со всеми дружеские отношения невозможно – так, на уровне: «Привет, пока, как здоровье…»
Но в том бою Валера неожиданно прикрыл меня грудью от вражеской пули. А я потом пять километров волок его, раненого, на горбу по бурелому. И приволок в лагерь живым. После этого мы с ним и сошлись. Встретились, что называется, два одиночества – и он и я были пришлыми. У каждого за плечами своя нелегкая история. Впрочем, хоть мы и стали друзьями, делиться своим прошлым не торопились. К тому же мы оба были ребятами неразговорчивыми. Иной раз товарищи по отряду удивлялись – мы с Валерой могли часами молча сидеть бок о бок у костра, не проронив при этом ни единого слова.
А этой весной у Истомина вдруг началось обострение лучевой болезни. Жить ему оставалось недолго. И он попросил меня проводить его на родину. Отказать другу я не смог. Командир отряда тоже не стал возражать и отпустил нас – в сущности, все партизаны были добровольцами, и небольшая текучка среди бойцов была постоянной. Кто-то уходил, устав от войны, кто-то приходил, влекомый жаждой мести.
Однако я совершенно не ожидал, что родиной Истомина была Москва…
И вот мы здесь – в заросшей диким лесом местности, когда-то именовавшейся Московской областью. Славно здесь во время Тьмы погуляла смерть – я видел несколько прогалин, покрытых стеклянной коркой – эпицентры взрывов. Впрочем, остаточный фон здесь уже довольно низок – как-никак больше тридцати лет с войны прошло. Но вода и земля заражены по-прежнему.
– Борис, я никогда не рассказывал тебе этого, но сейчас мне очень нужна твоя помощь, – тихонько сказал Валера. – Пожалуйста, обещай мне, что постараешься, просто постараешься выполнить мою последнюю просьбу!
– Хорошо, дружище, я обещаю! – кивнул я. – Что я должен сделать?
– Я прошу тебя отнести в Электрогорск вот эту вещь! – Истомин осторожно выудил из потайного кармана на поясе небольшую черную пластинку. – Это электронный ключ от системы управления «Стальным кольцом». Это оборонительный пояс моего родного городка. Управляемые минные поля и автоматические огневые точки. Эту оборонительную систему создал мой отец – полковник Истомин. Создал сразу после наступления Тьмы. Это он собрал в бывшем военном городке беженцев из Москвы. Всех, кто уцелел. Ты же знаешь – от столицы даже щебенки не осталось. Но очень многие успели укрыться в метро – это такой транспорт был. Подземные электропоезда. Долго там было не просидеть – но через несколько дней, когда основная радиация спала, люди вышли на поверхность и несколько тысяч, ведомых моим отцом, сумели добраться до базы Росрезерва в Электрогорске. Там были запасы продовольствия. Большие запасы. Очень большие запасы. Километры тоннелей, заполненных мешками с мукой, сахаром, ящиками консервов. Те люди, кто не схватил в первые дни Тьмы большую дозу, сумели выжить, благодаря этим запасам. Выжить… Просто выжить… Мне было тогда восемь лет, но я прекрасно помню, как мы строили дома, разбирая на кирпичи развалины. Как сколачивали мебель из обгорелых деревяшек. Как бурили артезианские скважины.
Истомин замолчал, измученный длинной речью и я поднес к его губам кружку. Он жадно допил остатки воды и продолжил.
– Да, мы выжили, но очень скоро вокруг городка стали появляться банды мародеров. Эти скоты отбирали у, чудом уцелевших после бомбардировки, людей последние крохи еды, последнюю одежду. Тех, кто сопротивлялся – убивали. Забирали женщин и делали их своими подстилками. Гады, гады…
Валера захрипел, пуская изо рта кровавые пузыри. Жить ему оставалось считанные минуты. Но он решил потратить эти драгоценные последние мгновения на свой рассказ.
– Отец воевал с мародерами. Ловил их и вешал. Он организовал в городке отряд самообороны. Нашел большие склады оружия и боеприпасов на территории кадрированной дивизии. Мобзапасы… Но силы были неравны – мародеров становилось все больше. А уж когда они узнали, что мы сидим на огромном складе продовольствия… Нападения стали ежедневными. На наше счастье мародеры не догадались объединиться, и мы довольно легко отбивали разрозненные атаки небольших банд. Но долго так продолжаться не могло. Способных держать в руках оружие у нас было всего несколько сотен. Из них профессиональных военных – три десятка. Тогда отец стал строить вокруг города оборонительный пояс. Среди беженцев нашлось достаточно инженеров, рабочих и специалистов-электронщиков. Все-таки они были жителями одного из крупнейших индустриальных мегаполисов мира. Систему обороны, позже названную «Стальным кольцом», сделали почти полностью автоматической – она могла управляться из единого центра небольшой, всего в десяток человек, командой. После этого потери от нападений мародеров среди жителей городка прекратились. Надо было только регулярно обновлять минные поля и пополнять патронные короба в огневых точках. Впрочем, атаки скоро прекратились – бандиты, полностью разграбив окрестности и убедившись, что мы им не по зубам, откочевали из зараженной зоны на юг и север. Два года мы, прикрываемые «Стальным кольцом», прожили спокойно. Люди расслабились. Но тут начались внутренние проблемы – не всем жителям города были по нраву строгие порядки осажденной крепости, введенные отцом. Потихоньку возникало недовольство – люди, забыв, кто спас их и дал надежду на продолжение жизни, стали роптать. Какие-то ублюдки даже организовали «демократические выборы», чтобы свергнуть, как они выражались «власть военной хунты». Отец не стал воевать с собственным народом – он передал управление городом вновь избранному «Комитету спасения», состоящему из «самых достойных людей», – последние слова Истомин произнес с нескрываемой злобой. – Отец оставил себе только функции управления обороной. Но и этого новым хозяевам показалось много – они решили подчинить себе военных. Испытывая постоянное давление и нападки, бойцы отряда самообороны постепенно переходили на сторону «Комитета спасения». Только кадровые военные, еще помнящие, до чего в девяностые годы довели страну либерасты, отказывались подчиняться новой власти. Вскоре дошло до открытого столкновения, но отец сумел быстро погасить конфликт. Однако неожиданно его здоровье пошатнулось и он умер. Я подозревал, что демократы из «Комитета» как-то причастны к его смерти, но доказать ничего не мог. Тогда я решил отомстить – украл ключ системы управления «Стального кольца» и бежал, оставив город без надежной обороны. Впрочем, среди окрестного отребья Электрогорск до сих пор слывет неприступной твердыней – бандиты так и не решились снова напасть на город.
