Майкл Муркок - Стальной царь
Обзор книги Майкл Муркок - Стальной царь
Майкл Муркок
Стальной царь
Тем, кто мне верит, неиссякаемому источнику вдохновения посвящается этот роман
ПРЕДИСЛОВИЕ
Открытие и опубликование двух рукописей из наследия моего деда вызвали бурю кривотолков и предположений — как касательно подлинности текстов, так и относительно вменяемости их создателя. Наследие это заключалось в стенографической записи, сделанной моим дедом по рассказу загадочного капитана Бастэйбла, с которым дед мой свел знакомство в начале нашего столетия на Роув Айленде; кроме того, имелась ещё одна рукопись, созданная, как предполагалось, самим Бастэйблом и переданная моему деду, когда тот находился в Китае в поисках «кочевника временных потоков».
Подвергнув эти тексты лишь небольшой литературной обработке, я опубликовал их под заглавиями «Повелитель Воздуха» и «Левиафан шагает по земле». Я был убежден, что мне больше ничего не доведется узнать о приключениях Бастэйбла. Когда в заключительном слове к «Левиафану» я заметил, что надеюсь когда-нибудь быть удостоенным визитом Уны Перс-сон, я, естественно, выражался иронически. Я вовсе не думал, что однажды сведу знакомство со знаменитой путешественницей по времени. Но забавно играет судьба — вскоре после публикации «Левиафана» она нанесла мне первый визит. Мисс Перссон, казалось, была рада возможности поговорить со мной и позволила мне использовать в творчестве многое из того, что рассказывала о своем опыте путешествий по нашему временному потоку, а также по другим потокам времени. Что же касается Освальда Бастэйбла, то здесь она была не столь разговорчива, и мне вскоре стало ясно, что я не должен оказывать на неё давление в этом вопросе. Большинство моих обращений к его образу в других книгах (как, например, в «Танцорах на краю времен») были чистой воды измышлениями.
В конце весны 1979 года, вскоре после того, как я завершил работу над очередным романом и пытался отдохнуть, поскольку я был совершенно выпотрошен усталостью. Моя работа в очередной раз уничтожила на корню всякую возможность личной жизни и ослабила сопротивляемость невзгодам. Именно в это «благодатное» время я был удостоен очередным визитом миссис Перссон на моей лондонской квартире. Я был отнюдь не в том настроении, чтобы находиться в одном помещении с кем-либо из представителей рода человеческого; но она откуда-то узнала (или, быть может, успела увидеть в будущем), что мне очень плохо. Она пришла узнать, не может ли быть мне полезной. Я сказал ей, что пет ничего такого, чем она могла бы мне помочь. Время и покой разрешат все мои проблемы.
Она согласилась и ограничилась лишь коротким смешком:
— Но вам, вероятно, нужна работа.
Подозреваю, в тот момент я, преисполненный жгучего сострадания к самому себе, высказался в том смысле, что никогда больше не смогу работать (это заблуждение я разделяю со всеми творческими людьми, каких знаю). Она не предприняла ни малейшей попытки разубедить меня.
— В любом случае, — сказала она, — если когда-нибудь почувствуете потребность что-нибудь написать, я буду неподалеку.
Теперь меня уже охватило любопытство:
— О чем вы, собственно?
— У меня для вас есть одна история.
— Я сыт по горло историями, — возразил я. — И не имею ни малейшего желания заниматься ими. Она потрепала меня по плечу:
— Вам нужно на время уехать. Отправьтесь в путешествие.
— Вероятно, я так и сделаю.
— А когда вы вернетесь в Лондон, вас уже будет ждать история, — обещала она.
Ее дружелюбие и желание помочь успокоили меня, и я сердечно поблагодарил её. По чистой случайности заболел один из моих друзей в Лос-Анджелесе, и я решил навестить его. Я задержался в Соединенных Штатах дольше, чем намеревался изначально, и после короткой остановки в Париже возвратился в Англию только весной 1980 года.
Как и предсказывала У на Перссон, я, разумеется, снова был готов приняться за работу. И, как и было обещано, однажды вечером она появилась у меня — в своем обычном платье, немного старомодном, полувоенного покроя. Мы с удовольствием выпили, поговорили обо всем на свете, и я услышал новые сведения о конце времен, об эпохе, которая всегда меня завораживала.
Миссис Перссон была опытной путешественницей по времени и обычно хорошо знала, что она может рассказывать, а о чем должна молчать, поскольку неосторожные слова часто могут иметь чудовищные последствия — как па сам временной поток, так и на таких редких людей, какой была она сама: хроновояжера, умеющего «оседлать» по своему выбору тот или иной временной поток.
Она постоянно заверяла меня: до тех пор, пока люди рассматривают мои истории как вымысел, до тех пор, покуда для них эти рассказы всего лишь беллетристика и чтиво, от нас с ней не исходит опасности стать жертвами эффекта Морфи. Очевиднее всего этот эффект проявляется в том, что путешественник во времени способен перемещаться только «вперед» (то есть в собственное будущее). «Обратный ход» сквозь время (возвращение в свое прошлое или настоящее) или движение между параллельными временными потоками возможно только для немногих, кто принадлежит к знаменитой гильдии хроновояжеров. Я знал, что Бастэйбл принадлежал к этой гильдии, но не имел ни малейшего представления о том, как он к этому пришел, — вероятно, сама миссис Перссон и посвятила его, когда они были в Долине Утренней Зари.
— Я вам кое-что принесла, — заявила она, наклоняясь со своего кресла и поднимая с пола черный «дипломат». — Конечно, это отнюдь не совершенство, но я сделала все, что могла. Белые пятна замажем совместными усилиями: кое-что я вам расскажу, а кое-что вы сделаете и сами, фантазия у вас исключительная.
В «дипломате» обитала рукопись. Я тотчас же узнал почерк — сомнению не подлежало, он принадлежал Бастэйблу.
— Боже милостивый! — я был поражен. — Он теперь пишет романы!
— Не совсем. Это его новые мемуары и ничего более. Он читал предыдущие записки и был чрезвычайно доволен тем, что вы с ними сделали. Он был в высшей степени признателен вашему деду и говорил, что был бы рад продолжить эту традицию с вами. Особенно (так он считает) потому, что вы достигли такого колоссального успеха в публикации его истории!
Она рассмеялась.
Рукопись имела внушительный размер. Я взвесил её на ладони.
— Стало быть, он никогда так и не найдет своего времени? И никогда больше не сможет возвратиться к той жизни, по которой так пламенно тосковал?
— Не могу вам ответить. Из рукописи вам станет ясно, что он дает лишь краткие объяснения тому, как он попадает в различные альтернативные реальности, которые затем описывает. Довольно знать и того, что он возвратился в Теку Бенга, вступил в другой континуум и добрался до авиазаводов Бенареса. Здесь он быстро нашел общий язык с судьбой, объявил себя пилотом, потерпевшим аварию; сказал, что страдает небольшой потерей памяти и к тому же потерял все документы. В конце концов он сдал экзамен на офицерский патент, поскольку, не имея безупречных свидетелей, не мог рассчитывать даже на небольшую должность па одной из значительных линий.
Я улыбнулся:
— И его, вероятно, все ещё терзает страх?
— В известной степени. У него немало погубленных жизней на совести. Он знает миры лишь в состоянии войны. Но мы, члены гильдии, знаем, какую ответственность на себя взяли, и я верю, членство в нашем союзе поможет ему.
— И я никогда с ним не познакомлюсь?
— Это маловероятно. Ваш временной поток, скорее всего, отторгнет его и снова превратит в то жалкое создание, о котором пишет ваш дед. Его вновь будет буквально швырять, точно щепку, взад-вперед по времени, и у него не останется ни малейшей власти над своей судьбой.
— И это роднит его с большинством из нас, — заметил я.
Она откровенно забавлялась:
— Вижу, вы ещё не до конца избавились от самосострадания, Муркок.
Я улыбнулся и извинился.
— Меня все это ужасно взволновало, — я поднял рукопись. — Бастэйбл, очевидно, хотел бы, чтобы она была опубликована так быстро, как это только возможно. Почему?
— Вероятно, из чистого тщеславия. Вы же знаете, как реагируют люди, когда в первый раз видят свою фамилию напечатанной типографским способом.
— Да, они имеют весьма жалкий вид. Мы оба рассмеялись.
— Кроме того, он испытывает к вам доверие, — продолжала она. — Он знает, что вы не станете отворачиваться от его работы и что он может быть в известном смысле вам полезным.
— Как и вы, миссис Перссон.
— Меня это радует. Мы получаем удовольствие от того, что делаем.
— Мои рассуждения по поводу сообщаемых вами сведений смешат вас? — осведомился я.
— И это тоже. Мы полностью предоставляем вашей оригинальной фантазии вносить в эту информацию необходимую путаницу, чтобы она была безопасной!
Я уставился в рукопись. Я был поражен, обнаружив в ней определенную перекличку с записками моего деда. Бастэйбл, кажется, все же оборвал не все связи. Я обратил на это внимание миссис Перссон.
