Андрей Посняков - Принц воров
Обзор книги Андрей Посняков - Принц воров
Андрей Посняков
Принц воров
© Посняков А., 2015
© ООО «Издательство АСТ», 2015
Глава 1. Убийство на площади Сталинград
Приблизившись, она узнала тело мужчины, свернувшегося, как новорожденный, и имевшего форму мешка.
Мишель Бонт. «Пески Луары»– Ну, и где он тут? – комиссар Лафоне, машинально поправив на лысеющей голове реденькую белесую прядь, недовольно поморщился и посмотрел на сидевшего за рулем инспектора, только что завернувшего на набережную, к водоему де ля Вилетт.
– Тут и должен быть, месье комиссар, – улыбнулся инспектор, его смугло-красноватое лицо казалось бронзовой маской от бьющих через боковое стекло лучей только что показавшегося над крышами домов солнца. – Куда ж он денется-то? Он же труп.
– Логично, логично, – комиссар усмехнулся с неким сарказмом, как всегда и привык разговаривать с подчиненными, особенно вот с этим, новичком, недавно переведенным из провинции.
Мало того что провинциал, так еще и черный… то есть красно-черный… или красно-смуглый… в общем, явно из Африки. Впрочем, инспектор Мантину – старый знакомый месье Лафоне из префектуры Кана – этого смугло-красного… красно-смуглого парня хвалил, мол – дотошный и настойчив, к тому же вынослив – не последнее для сотрудника уголовной полиции качество, которого, как волка – ноги кормят, вот именно так, такая уж работа: побегай, носом землю порой, с агентами своими погори… да их еще и завербовать ведь надо – агентов-то. А как без этого? Да никак! От сидения в кресле с трубкой иль от ползанья с увеличительным стеклом по ковру преступления раскрываться не будут.
– Парикмахерша, свидетель, сказала – у площади Сталинград труп, – пожал плечами красно-черный инспектор… Нгоно Амбабве, африканский охотник из племени фульбе, успевший за восемь – а, пожалуй, даже уже и больше – лет не только натурализоваться во Франции, но и закончить полицейскую школу (куда попал по счастливой случайности), и поработать в уголовной полиции Нижней Нормандии, и… И много где Нгоно (все звали его – Гоно – с ударением на последний слог) побывал, в местах столь невероятных, о которых и рассказать-то нельзя было никому – не просто не поверили бы, а покрутили б у виска да записали бы в фантазеры – а как потом с такой сомнительной славой карьеру в криминальной полиции строить?
– Что же вы, месье Амбабве, не уточнили – где конкретно-то? – взглянув на часы, сварливо заметил комиссар.
– Так это дежурный вызов принимал, а меня уж, как и вас, с постели подняли… Нет, ну, я конечно, встал уже. Но позавтракать не успел.
Месье Лафоне махнул рукой и вышел из машины:
– Тут, на площади ресторан должен быть.
– Да, «Концерт» называется.
– Знаю, что «Концерт»… будет он мне рассказывать… Вот там и позавтракаем, я-то уж точно, по крайней мере. Ну, пошли, пошли, что сидишь? Поторопиться следует – не то очень скоро парни с набережной Орфевр примчатся, руководящие указания давать – как же без них-то?
Вот это был хороший признак – когда комиссар переходил с подчиненными на «ты», а вот если «выкал», значит, собирался «вставить пистон», «накрутить хвост», «промыть мозги»… или как там еще подобные пакости называются?
Серый «Пежо» оставили на набережной Сены – в смысле не реки, а набережной местной – вот этого вот канала – точнее, он назывался просто – «водоем ля Вилетт», тут вообще все набережные имена рек носили – напротив, на том берегу – набережная Луары, а за ней – набережная Марны…
На набережной Луары, судя по синим проблесковым маячкам уже подъехавших полицейских машин, как раз и находился искомый труп. Ускорив шаг, инспектор и комиссар прошли мимо Будды с фонтаном, пресекли широкую пустую площадь с ротондой 18 века – зданием бывшей таможни Вилетт – и, уже за шлюзом, ведущим в канал Сен-Мартен, увидели наконец и судмедэксперта, и криминалиста с фотоаппаратом и чемоданчиком со всеми прочими причиндалами.
– О, все здесь уже, – ухмыльнулся на ходу месье Лафоне. – А следователя что-то не видно!
– Да вон он, – Нгоно кивнул на припаркованный прямо на тротуаре синий «Фольксваген-Жук», не новый дорогущий римейк, а старый, классический автомобильчик – дитя папаши Фердинанда Порше и Адольфа Гитлера, когда-то заложившего первый камень на автозаводе.
Про Гитлера – это Нгоно прочитал недавно, ночью вот не спалось, и все, а так-то книги читать – кроме специальной литературы – особенно было некогда. На новом-то месте следовало рвать когти, и не столько с карьеристскими целями, а чисто конкретно – по работе. Девятнадцатый округ – это тот еще был райончик, из категории так называемых «спальных». Очень много имелось эмигрантов, многие – до сих пор без гражданства, а некоторые – даже и будучи гражданами – все равно плохо знали французский, общаясь лишь в своем узком кругу, и, если, не дай бог, в этом «кругу» происходили какие-то выплескивающиеся за его рамки разборки, то было очень и очень непросто не только напасть на след, но и вообще хоть что-то понять – «своих» здесь обычно не выдавали. Своих… Что и говорить, проблем здесь имелось немало, в том числе и в связи с бедностью населения, даже откровенной нищетой, те, что побогаче, обычно поселялись южнее – в одиннадцатом округе, еще лучше – в двенадцатом. А тут… тут уж что осталось. Кстати, сам Нгоно здесь и жил, снимая недорогую квартирку на самой окраине, почти у объездной дороги – Периферик – на набережной Жиронды с видом на каналы Урк и Сен-Дени и знаменитый городок науки и техники «Ла Вилетт», устроенный на месте бывших скотобоен. Неплохое местечко – много африканцев, опять же – до парка ля Вилетт рукой подать, да и консьерж, португалец Жорж (Жоржи – так правильнее) – весьма словоохотливый и добрый парень, Нгоно его почти сразу же и заагентурил – а как же!
Хозяин синего «Жука» судебный следователь Ренье – рахитичного вида мужчина лет сорока, вечно простуженный и потому почти все время говоривший «в нос» – оглянувшись, помахал комиссару и тут же полез за носовым платком… однако достать его не успел – чихнул и поплотнее замотал шею длинным шерстяным шарфом.
– Добрый день, месье Ренье, – еще издалека поздоровался Нгоно. – Са ва?
Ничего не значащее это выражение – «са ва» – типа «как дела?» – требовало точно такого же дежурного и ничего незначащего ответа – все, мол, нормально, или даже более того – хорошо, однако следователь всегда отвечал – «тре маль!» – «очень плохо», что, в общем-то, и должно было подразумеваться по его несчастному и весьма унылому виду: вечно опущенный взгляд, слезящиеся глаза, длинный, хлюпающий нос, опять же – вечно простуженный голос… Однако Шарля Ренье коллеги уважали – профессионал был, каких еще поискать! Работу свою любил и трудился самоотверженно, с полной отдачей, иногда забывая про выходные и праздники. Франция – чрезвычайно бюрократизированная страна, и почти в любой государственной конторе приняты негласные правила работы, точнее сказать – «неработы», к примеру, в понедельник принято этак ненапрягательно «прийти в себя» после выходных, во вторник и среду, уж ладно, можно и поработать, а уж в четверг надо готовиться к пятнице, а пятницу – к выходным!
Такие люди, как следователь Ренье, считались бы чудаками в любом учреждении, и судебное присутствие – не исключение, а потому злые языки упорно искали причины столь непонятного служебного рвения и конечно же причины таковые находили: и супруга-то у Шарля сварливая, и детей – целая куча, мал мала меньше, и дома у него просто какой-то ад, вот и отдыхает человек на работе – что и сказать: бедолага! Посмеивались – да, но уважали.
– Опять вот простудился где-то, – снова шмыгнул носом Ренье. – А тут вот еще и это… – он кивнул на труп. – Документов никаких, денег – тоже. Убийство с целью грабежа – ножом в сердце – пожалуй, пока так получается… Вон он нож… Да-да, можно уже вынимать, парни! Осторожнее с «пальчиками»… впрочем, что мне вас учить? Главное – ветер-то тут какой злющий! Так и веет с канала, так и сквозит.
– Да уж…
Нгоно уже склонился над убитым, пристально вглядываясь в черты лица несколько осунувшегося лица покойника, точнее сказать – пытаясь угадать, кто б это мог быть? Немолод, но и нельзя сказать, что пожилой, лет сорок – сорок пять, несколько обрюзгший, блондин… или это седина просто?
Инспектор склонился ниже…
– В карманах – пусто, – усмехнулся следователь, – расческа, пара использованных билетов на метро…
– А где куплены?
– «Карне».
– Понятно…
«Карне» – это сразу десяток билетиков, там так и написано на каждом – «Карне», купить их выходит дешевле, нежели по одному, на которых в таком случае было бы указана станция, где располагалась касса, скажем – «Распай» или «Ден» – «Данфер Рошро».
