Дмитрий Ясный - Здравствуйте, я Лена Пантелеева! (СИ)
Обзор книги Дмитрий Ясный - Здравствуйте, я Лена Пантелеева! (СИ)
Вернувшийся к рассвету - 2. Книга вторая. Здравствуйте, я Лена Пантелеева!
(Необходимое уточнение - некоторые исторические даты и события, 'подвинуты' в угоду автору).
Пролог.
Во рту насрали кошки. Нет, не так. Они здесь жили, мохнатые когтистые твари, ели, спали, спаривались и орали мартовскими днями. И они выпили всю воду. Правая рука упрямо нашаривала холодный пластик бутылки на поверхности прикроватной тумбочки и лишь бессильно хватала воздух. Да что такое! Где эта вода? Черт, как пить хочется и утро сегодня какое-то незадавшееся. То бредовый кошмар приснится, что переселился в младенца, а потом.... А потом и вспоминать не хочу. Не то, что не могу, а именно не хочу. Давит, руки к стали тянет. К любой - заточенной, острой, с пластиковой эргономичной рукояткой или вороненой с дарственной табличкой на рукоятке, а еще лучше, рифлёной, невесомой, с безгильзовым магазином. Рукоятку плотно обхватить, срез ствола в кожу, до пятна красного рубцового и судорогой палец на крючке. До звонкого клацанья затвора и кислого тумана порохового дыма. И безобразного пятна мозгов на стене. Ибо это они, серые предатели, самостоятельные нейроны, крутили нарезанный перед моими глазами кошмар из черно - белых кадров. Трудно жить, когда на тебе не один миллиард жизней. Твоими руками в землю. На два с половиной метра вглубь. Или в топку крематория. Пара миллиардов вместе с мамой, сестренками и твоим нежданным счастьем. Ангелом, мечтой, смыслом жизни. Любимой женщиной. Своими руками, сам, сознательно....
Вот и висит и тянет к земле непомерный груз, кислотной тучей ложится на глаза и понимаешь, жить-то нельзя с таким гнетом и уйти легко непозволительно, платить за такое надо. Всем, что у тебя есть. Платить долго, часами. Днями не выйдет, сердце не выдержит. Хреновенький мотор у меня, после ста семи лет пробега без капиталки.
По ушам больно бьет звуковая волна, треплет перепонки, превращается в незнакомый, с бархатной хрипотцой голос:
-На! Леха твой, заботливый расстарался. Гэйда, подруга, пальцы жим!
В ладонь суется что-то холодное, округлое, распространяющее давно забытый аромат с эффектом щипания носа. Пиво? Да ну, откуда...
Режим у меня, у старого пердуна. За меня и мое здоровье жизнью кое - кто ответит, если что-то случится - это преемник мой постарался. Вырастил, волкодава старый волк, как теленка в мультике, а он его и того, от должности отстранил....
Но, заботится обо мне Алекс, и хорошо заботится. Не забывает старика и учителя. Хотя, еще бы он не заботился! Первый старейшина после Серого финала, тот, кто пережил и помнит. Это я с маленькой буквы произношу, а у него не забалуешь. Не произнес с придыханием - три часа тебе на сборы и в Австралию, на рудники, остатки выживших негров контролировать. Месяца на три, для начала. Рассказывали мне, какие он драконовские порядки завел, жаловались, плакались, о былых заслугах напоминали. Зря жаловались, зря напоминали, я с ним полностью согласен - сейчас иначе нельзя. Это когда нас мало было, каждого выжившего оберегали, ценили, генофонд, мать его, берегли. Сейчас же расплодились, кроли двуногие, несокрушимым здоровьем и долголетием обзавелись, симбионты, мля. Огнестрельное ранение в живот как с добрым утром проходит, отмороженные пальцы новые вырастают. Регенерация на марше. Вот некоторых и заносит невесть куда. Поэтому Алекс прав, когда их с небес на землю роняет и потом еще раза два повторяет экзекуцию - моя школа, не ленится мальчик и это правильно. Ну да бог с ними, с бывшими моими общинниками, шевелиться надо, пить хочется неимоверно. Но не получается, давит что-то сверху на тело неподъемное.
Так, похоже, вновь дежавю, неожиданный повтор, дубль два. Сейчас я буду проверять, работают ли у меня пальцы ног, начну с мизинца и буду ждать включения визора. Одно, только, мешает - холодный высокий стакан с пивом в руке. Не было его тогда и реален он слишком. Почти ледяной, тяжелый, стекло толстое и совсем не стеклопластик по весу. И голос чужой в ухо сверлом лезет:
-Может тебе ведро поставить, подруга? Я дверь-то заперла, ельня ермолаевская не втырится - незнакомый голос потускнел, тон изменился на чуть покровительственно-презрительный - тьфу, забываю, что ты у нас из благородных, по-нашему не ботаешь! Короче, никто из мужиков не вопрется. А, семь архангелов! Не войдет никто, то есть. Блюй свободно, подруга, желчь ядовитая, оно лишнее в организме. Да и горе у тебя, тяжкое горе. Тошнит ведь? Наверняка с прибавкой, я чую. Засадил, Ленька, небось, оставил семя свое никак? Молчишь? Ну-ну, молчи, молчи. Я, же Леньку, кобеля, будто не имала по себе, будто не знаю его уговоров - 'Живем сейчас, и больше нет другого времени для нас'. То-то ты и бледная така, врачу бы тебя показать, что бы живот твой пощупал.
Сколько лет этой непрошеной матери Терезе? Полста? Двадцать? Сорок? Голос то молодой, то седой от прожитого. И вообще, кто она и где я? На прошлый кошмар не похоже - чувствую, что не просто все шевелится, а бурлит желанием наклониться к ведру или присесть над тянущей по нежным местам стылым сквозняком пахучей дыркой. Странно. Не мои это желания, чужие, от чужой личности, это я уже различаю, спасибо прошлому кошмару. Опыт, мля. Пропить его никак не получится. Пропить? Вот-вот, пропить. А не пьяный ли я до изумления? Что-то все мои симптомы схожи с тяжелым отравлением алкоголем. Значит, нужно избавить организм от токсинов, выровнять баланс жидкости, а остальным займется серый вирус и сам организм. Они, в паре, способны на разные чудеса. Страшноватые, правда, чудеса, но факт остается фактом, способны.
Тело послушно согнулось над ведром, запачканные рвотной массой губы шевельнулись, выталкивая из пустыни рта слова вопроса:
-Поссать где можно?
-Так в ведро и ссы. Я и вынесу, одна гадость. Я знаш, чё за ранетыми на японском фронте носила? Ох, не приведи Господь тебе то увидеть! Несешь, а ноги мягкие, а в глазах от запаха двоится и даже титьки обвисают! На карачках, бывало, неопытные волонтерки, шлюшки добровольные, с непривычки, до канавы ползли. А что делать? Выносить надо. Антисанитария! Доктор, из благородных, как и ты, заяснил - бактерии там, в гное, тело жруть и гнить мясо у солдатушек заставляют. Вот и несли. А если не несли, то я им помогала. За ухо хвать, по жопе раз и бегут тут же! Плевать я хотела, что 'полосатка' георгиевская у ей на платье, знаю я, как их давали - пуля вж-ж за сто аршин и нате медальку. Белые ангелочки, сучки! Пикнички с офицерьем и енералами под музыку! Ох, прости, Господи, понесло меня что-то.... Так что давай, не стесняйся, я и за тобой понесу-вынесу - голос дрогнул, что-то прозрачное, живое было сейчас в нем - доча.
И что сейчас делать? Искать свой нежно-салатного цвета любимый туалет с подогревом и автоматическим ароматизатором или послушаться неизвестного голоса? На хрен! Не донесу. Привычные движения, ткань пальцами мнется, дергается, а результата все нет. Голос со стороны комментирует, цинично, расхлябисто, насмешливо:
-Дурочка с переулочка! Подол-то подыми, подруга, да стаскивай бельишко! Забыла, чай, што штаны свои коверкотовые сдернула вчера сама, после первой стопки, вальхирия! Ты же вчера Ленькино любимое платье надела - поминки, память, символ, дык, говорила. Нас всех аж слезой пробило, а Леха твой Сирому стволом зуб передний выбил за ухмылку поганую. Ты с Лехой-то решай давай, подруга.... То есть, счас нет, облегчись сперва, а вот потом надо. Или и Сирый в расход уйдет, как и Маза. Ты же сама, подруга, знаешь, мужики оне все как один волки - грызутся всегда. А Леха твой кошак лесной, росомаха. Не 'серый' он, всех пожрет и не подавится. Чужой он нам и сам знает это. Да только вот ты его зацепила, не уйдет он никуда. Ленька-то жив был, молчал нерусь, а вот убили мужа твово, и он себя счас зверем с каждым кажет, кто супротив тебя или смотрел плохо. Так что решай.....
Голос бурчал, взрывался маленьким грязевыми фонтанчиками в голове, серой ватой обкладывал голову. Я старался не слушать это непонятное, шумное, пахнущее низкокачественным табаком и мерзким алкоголем темное, шевелящееся пятно. Я искал, искал, искал и не находил. Его не было. Нет, не так. Все с большой, мать его дребезжащей от напряжения буквы. Его не было! Млять.....
Другое там было. Падение вниз изящных, не моих, пальцев, блядское, неудержимое скольжение по шелку аккуратно подстриженной шерстки, впадинка, влажный бугорок, жаркая развилка. Дальше двигаться страшно. Не буду. Хватит. Уже все понял. Стоя? Давай, пописаем стоя, разумеется - все ноги сырые будут, индианка из трущоб Бомбея, блин. Приседай на корточки, 'подруга', давай, шевелись, а вот после падай, так как ноги уже не держат и только переполненный мочевой пузырь их строит, заставляя исполнить естественную надобность женского организма. Вот так. Я женщина. Кого спросить почему? Туда, вверх, я и слова не обращу, не ответят. А вот вниз.... Твоя шутка, рогатый? Начало кругов ада? Можешь молчать - все и так понятно - просто умереть, для меня, выпустившего в мир нильский вирус, было бы слишком просто. Согласен.
