Рушель Блаво - Притчи, приносящие здоровье и счастье
Поняли сразу, конечно, что озеро это Орел наплакал. Ну, естественно, откуда еще тут озеру и взяться-то. Но вот какое имя ему дать? Это болото обходилось вполне без имени, озера же без имени не бывает. То есть озеро-то вроде бы и есть, да только без имени его как бы и нет вовсе. Примерно так рассуждали в те поры наши крестьяне. И были, разумеется, правы. (Белорусские крестьяне, они ведь всегда и во всем правы.) Увидали тут Орла, спокойно сидевшего на прибрежном камне – отдыхающего после долгого полета и нескольких месяцев плача. И тогда самый старший из крестьян, Андрей, обратился к Орлу с речью:
– Уважаемый господин Орел, царь всех птиц, царь всей выси заоблачной, хотим просить тебя об одолжении одном для всех нас – хотим мы, чтобы славное имя твое стало именем нашего нового озера…
Все прочие крестьяне, стоявшие тут же, их жены и дети их малые разом согласно закивали, радуясь тому, сколь ловко Андрей смог разрешить столь трудную проблему, как дать имя озеру. Андрей ж продолжал:
– Хотим мы, уважаемый господин Орел, чтобы озеро это отныне и навсегда носило имя озеро Орел. Согласен ли ты, господин, на это?
Орлу, признаться, идея эта сразу понравилась. Как всякий правитель, любил он лесть (ну, чего уж тут греха таить?). Закивал Орел согласно, умильно стал любоваться крестьянами, но вовремя опомнился. Дело в том, что в отличие от многих правителей, был Орел мудр, а потому довольно-таки быстро смекнул, что имя его в имени озера иным понравится, а иным – особливо недругам и просто противникам – покажется (и справедливо покажется) проявлением гордыни его Орлиной. Смекнув так, Орел довольно грозно крестьянам отвечал:
– Что с того, что это озеро родилось из слез моих? Не велика заслуга – проплакать несколько месяцев. Не желаю посему, чтобы озеро это прекрасное и большое носило мое имя. Придумайте-ка, голубчики, что-нибудь другое, чтобы это озеро назвать. А мое имя пусть уж будет только при мне. Ведь я хоть и царь, а все ж таки олицетворяю скромность.
Сказал так Орел, взмахнул крыльями своими огромными и улетел высоко-высоко в небеса, за самые облака, где и находился верховный престол его царства. А крестьяне остались возле новорожденного озера – вновь стали думать, как им озеро назвать, справедливо полагая, что просто дать имя – это мало, то есть полагая, что имя должно непременно что-то значить. Чуть ли не до вечера судили да рядили крестьяне, позабыв и о труде, и об отдыхе своем. Вот уж и солнце стало подходить к самому краю озера, чтобы на ночь укрыться от глаз праздных в водах этих, пока что безымянных, а крестьяне так ничего придумать и не могли что-то. Ну никак не находилось ничего такого, что могло бы понравиться сразу всем. Имя ведь давалось не абы как, а на века, потому каждый участник разговора чувствовал ответственность за то, какое имя будет в итоге озеро это носить. За спором не сразу и заметили крестьяне, как воды озера стали вдруг нехорошо как-то шевелиться, как пошли на берег волны, а когда заметили это крестьяне, то в ужасе ринулись прочь от нового озера – ринулись прочь, как только увидали причину появления этих волн. Причина же была, чего уж тут скрывать, и правда страшная – недалеко от того места, где чуть ли не весь день крестьяне решали, как им озеро назвать, из водных глубин вдруг появился огромных размеров Змей.
Змей был цвета зеленого, словно порождение того болота, что еще сутки назад господствовало тут. Голова Змея была вся в каких-то колючках и водорослях. Однако глаза отливали нездоровым красным блеском. Змей, извиваясь под водой всем зеленым телом своим, стал подплывать к берегу, подгоняя перед собой гигантскую волну. Крестьяне же наши, подхватив кричащих жен своих и визжащих своих детей, бежали прочь от озера, бежали в панике. Хорошо еще, что Змей этот зеленый, с головой колючей и глазами красными, оказался Змеем водяным, то есть не мог вылезти целиком на сушу, чтобы преследовать бедных крестьян. Пошумел возле берега, погонял волну да и скрылся обратно в водах нового озера. Крестьяне же с женами и детьми попрятались в избах своих, до самого утра сидели взаперти, а утром, едва солнце показалось над новым озером, собрались все вновь. Только теперь предусмотрительно не пошли на берег, а присели на опушке леса, чтобы вновь, как и вчера, обсудить название для озера. Слово взял самый старший из крестьян – тот самый Андрей, который, помнится, предлагал назвать озеро Орлом. Теперь Андрей – понятное дело – придерживался иной точки зрения:
– Что ж, земляки, хотим мы того или нет, а подлинный озеру хозяин – это давешний Змей. Злой он или же добрый, плохой или хороший, то время покажет, нам же с вами, мирным крестьянам, одно остается: дать озеру новому, что появилось тут вчера, имя в честь хозяина его, то бишь назвать озеро это именем «Змей».
Крестьяне почесали затылки и лбы, посопели, и хоть не больно им нравилась эта идея назвать озеро Змеем, да возразить против мудрости Андрея было им нечего. На том и порешили крестьяне наши: пусть отныне и всегда озеро это зовется Змей. Порешили так и разошлись по работам своим, коих накопилось достаточное количество, ибо вчерашний день, прошедший в спорах об имени нового озера, отнюдь не стал тем днем, в кои труд подчиняет себе все остальное. Но и за трудами все не покидала крестьян наших мысль о поспешности, с которой новорожденному озеру дано было это имя – Змей.
Шли дни. И все пуще с каждым таким прошедшим днем крестьяне наши убеждались в том, что имя озера стало его сущностью. Что же их в этом убеждало? Да то, что Змей, чье имя и носило это озеро, стал одолевать всю округу. На сушу, конечно, не выходил, но вполне успевал озорничать возле берега. Люди были, разумеется, осторожны – не подходили близко к воде (хотя, что это за жизнь, если рядом с деревней есть такое большое и красивое озеро, а в нем ни покупаться, ни поплавать на лодке, ни рыбу поудить), однако же животным домашним не объяснишь, что Змея стоит бояться. Животные домашние они ведь только притворяются умными, сами же ни умом, ни сообразительностью похвастаться, если уж говорить честно, не могут. Вот и стали чуть ли не каждый день пропадать питомцы добрых наших крестьян.
Сначала кошка старухи Маланьи исчезла, в очень скором времени семья Зыгмантовичей оплакивала пропавшую собаку, а уж когда не вернулась домой корова самого Андрея, то тут крестьяне призадумались всерьез. Следы и кошки Маланьиной, и собаки Зыгмантовичей, и коровы Андрея вели к берегу озера, потому в причине их пропажи ни у кого сомнений не было. Собрались крестьяне наши на краю села и стали думать да гадать, что делать с этим Змеем, который хозяйничает и в озере, и на берегах его. Вот извести бы Змея этого. Но как? Ответа на этот вопрос не знал никто, не знал даже сам Андрей.
Однако как раз в ту пору, когда наши крестьяне сошлись вместе на краю села, по большой дороге, что проходит как раз возле места сельского схода, случилось проезжать одному молодому воину или, как в славянском мире таких называют, Витязю. Витязь же этот хоть и юн был совсем годами, а умом отличался недюжинным. Постоял Витязь, послушал, что говорят про меж себя крестьяне, подивился нерешительности здешнего люда, ничего не сказал ровным счетом, а только сел на коня своего буланого да поехал по направлению к озеру.
Крестьяне наши посмотрели Витязю вслед, руками махнули только и спор свой продолжили. Так бы верно до самого вечера и рядили бы наши крестьяне, если бы только не услыхали вдруг от озера шум и треск, рокот и грохот, скрежет и гвалт. Что же это? Не сговариваясь бросились крестьяне наши к берегу озера, а пока добежали до места, то увидали лишь окончание битвы Витязя проезжего со Змеем, чье имя носило озеро, с тем Змеем, который успел уже съесть и кошку старухи Маланьи, и собаку Зыгмантовичей, и корову самого Андрея. Застали крестьяне только тот момент, когда Витязь мечом своим двуручным отсек Змею его колючую голову с красными глазами. Зеленое тело Змея враз обмякло и повалилось в воду, а из тела Змеева вышли ладком да рядком целы и невредимые и Маланьина кошка, и собака Зыгмантовичей, и даже Андреева корова. Вслед за телом Змея и голова колючая исчезла в озере. Разошлись круги, и разом все стихло. Витязь меч свой двуручный вытер о траву и в ножны убрал, затем влез на коня буланого, который весь поединок мирно простоял в сторонке, коня этого пришпорил, уздечкой подстегнул, рукою махнул на прощание крестьянам нашим и поскакал куда-то дальше по своим делам. Крестьяне же наши настолько растерялись, что ни поблагодарить Витязя, ни имя его или прозвище спросить не сообразили даже. Пока соображали, уже даже и пыль от копыт коня буланого улеглась. И тогда только самый старший из крестьян, Андрей наш, столь счастливо вернувший себе корову, сказал:
– Что ж, друзья, и спасибо-то молвить нам некому. Однако же имя озера нашего теперь уж точно не может быть то, что прежде. Не зваться отныне озеру именем Змей, а зваться ему отныне и на века в честь спасителя нашего и в честь победителя страшного Змея…
