Роберт Хесль - Проблемы пищеварения. Какие задачи скрываются за желудочными и кишечными симптомами
Теперь борьба возможна только на клеточном уровне и в сознании, что дает больному неплохие шансы. Тот факт, что тело, испытывая недостаток энергии, отсутствие аппетита и подавленность, уже значительно отстранилось от жизни, подчеркивает, насколько важна задача, стоящая перед человеком на духовно-душевном уровне. Это тот самый последний шанс, который еще остался у пациента. Ему необходимо полностью сконцентрироваться на нерешенном вопросе. Перемещение борьбы с уровня органов на уровень клетки показывает, что теперь в зачет принимаются только шаги, предпринятые на высшем уровне – то есть на уровне сознания. Время борьбы в семейном и социальном кругу прошло – теперь здесь от человека требуются только преданность и самоотдача, о чем тело и сообщает на свой лад. Казалось бы, это противоречит основному требованию болезни. Но дело в том, что время, отведенное для первых шагов, уже истекло, а на втором этапе нужно играть по другим правилам.
Общая картина болезни как бы подчеркивает это обстоятельство. Фаза самоотдачи и покорности как часть архетипического пути человека имеет мало смысла, если не реализована задача предыдущего этапа, и человек так и не восстал против наложенных на него ограничений (в нашем случае – против законов родного гнезда). Если первый шаг не сделан, то второй повисает в воздухе. Но даже сейчас освобождение еще возможно, хотя и сопряжено с большими трудностями из-за отсутствия необходимых предпосылок, которые должны были сложиться на первом этапе пути.
В случае отказа от добровольных шагов решать проблему вынуждено тело. Может ли пациент взорвать свою тень и сломать прутья собственной золотой клетки, или же это символически сделает тело? Во втором случае раковые клетки взрывают перегородку слизистой оболочки и вторгаются в желудок. В следующей за этим фазе кахексии тело проживает полную самоотдачу и преданность. Даже на этой стадии остается шанс сделать решающие шаги для развития, ведь смерть, оканчивающая этот путь, является великой метаморфозой[72].
Интересно то, насколько ясно архетипические образцы отражаются в общественных структурах. Например, рак желудка в Японии встречается в десять раз чаще, чем в США. Японское общество во многом регламентировано наличием групп и семьи. На память о рождении ребенка японцы сохраняют часть пуповины, в то время как мы храним первые башмачки. Даже эти памятные знаки обнаруживают фундаментальные различия на уровне национальной культуры. Пуповина символизирует связь, зависимость; первые туфельки, напротив, – первые шаги в мир (= отделение от семьи). Японцы не склонны к тому, чтобы покидать свое гнездо. Они меняют гнездо семьи на гнездо школы, университета и затем фирмы. О них повсюду заботятся, их социально обеспечивают. Их группа не только платит им, но и кормит; они проводят вечера с коллегами по работе, а в отпуск едут только с семьей или с делегацией «родной» фирмы. Индивидуальность и самостоятельность не ценятся. Нигде в мире нет такой тесной связи между работником и предприятием, как в Японии. Японцы не только работают в фирме, они отождествляют себя с ней. Поэтому пожертвовать своим отпуском на благо фирмы для них не проблема. В такой тесной связи со своим гнездом и коренятся причины желудочных проблем.
Если учесть, что японцы к тому же не любят показывать свои чувства, то можно сказать, что одна нация соединила в себе две основные причины желудочных проблем. Вошедшая у нас в поговорку «азиатская улыбка» в первую очередь связана именно с традициями японской вежливости. Эта ничего не выражающая, автоматическая улыбка – очень прочный фасад; ни в какой другой стране мира не считается настолько важным любой ценой сохранить лицо. Не важно, собрались ли люди, чтобы увидеть смертельный полет камикадзе или чтобы провести вечеринку по поводу дня рождения, – эта улыбка будет «надета» на каждом лице. Нам же требуется определенное усилие, чтобы сохранять улыбку, поскольку наша мимика честнее выражает чувства. Мы сами выражаем их, не предоставляя это желудку. При выборе между интересами фирмы и нашими собственными мы идем по эгоистичному пути. Особенно ярко появляются различия при сравнении японского коллективного менталитета и американского индивидуализма. В стране, где человек, «сделавший себя сам», почитается превыше всего, опасность быть вытесненными в желудок угрожает темам самостоятельности и самореализации в значительно меньшей степени.
6. Рак кишечника
Почти пятьдесят процентов всех злокачественных новообразований локализуется в желудочно-кишечном тракте. Из них более половины приходится на кишечник. При этом тонкий кишечник редко бывает вовлечен в болезненный процесс. Тому есть две причины. Во-первых, пища проходит по нему достаточно быстро. А во-вторых, на стенках тонкого кишечника отсутствуют складки и ниши, а значит, в нем достаточно мало участков потенциального застоя. В верхних отделах толстой кишки также почти не бывает злокачественных новообразований, но в его конце они встречаются часто. Почти семьдесят процентов всех случаев рака кишечника приходится на прямую кишку. В свою очередь, в семидесяти процентах таких случаев опухоль можно нащупать пальцами, то есть она находится в самом нижнем отделе – вблизи ануса. Уже исходя из этого можно сделать вывод о том, что в центре конфликта стоит тема способности отпускать, а также проблема болезненного перехода из одного мира в другой.
В роли длительного раздражения в данном случае обычно выступает либо хронический запор (более часто), либо хронический понос при язвенном колите. И в том, и в другом случае предыстория болезни соответствует классической схеме, описанной в предыдущих главах. Рак символизирует последнюю попытку организма привести застывшую ситуацию в движение.
Как и при раке желудка, при раке кишечника в большей степени поражается зона застоя, расположенная непосредственно перед выходом. Большое количество заболевших в возрасте старше пятидесяти лет указывают на то, что у болезни была долгая предыстория. Кроме хронических запоров и язвенного колита, фактором риска является и преобладание в рационе маловолокнистой пищи (что в принципе свойственно «цивилизованному» европейскому рациону). Переваривание такой пищи соответствует принципу: «Чем мягче то, что поступает внутрь сверху, тем тверже будет то, что выйдет наружу снизу». Говоря проще, такой стиль питания приводит к хроническому запору. По мнению гастроэнтеролога Герхарда Реттенмайера, неперевариваемые балластные вещества в кишечнике необходимы для связывания воды и в качестве пищи для кишечных бактерий. Если балласта нет, вода удерживается в кишечнике и стул обезвоживается. Вследствие этого отходам пищеварения труднее скользить, и их прохождение через кишечник вызывает механическое раздражение. Кроме того, такое замедленное прохождение дает голодным (из-за недостатка балластных веществ) бактериям дополнительное время для агрессивного воздействия на слизистую оболочку кишечника. Таким образом, полчище «кишечных демонов» ведет свою разрушительную и раздражающую работу, подтачивая стены собственного дома.
Каким же образом типичная ситуация запора перерастает в проблему рака кишечника? Основной страх человека, страдающего запором, это страх перед «наводнением» – то есть перед неукротимым хаотичным потоком. Поэтому он превращает собственную преисподнюю (= мир бессознательного) в сухой и тесный мирок. С помощью бесчисленных правил, предписаний и законов ему удалось осушить опасное подземное болото и получить контроль над женской стихией поглощения. Он изо всех сил поддерживает статус-кво, боясь сделать любое неосторожное движение, которое может привести в волнение скованное подземелье. В сущности, это классическая картина нормопатии, ведь нормы для такого человека – важнейший гарант безопасности.
Другой способ обезопасить свою жизнь заключается в накоплении материальных богатств. Символически этому соответствует запор, ведь кал отождествляется с деньгами. Человек становится экономным до скупости. Он не хочет ничего отдавать, расставание с имуществом каждый раз бывает болезненным и даже мучительным. Это касается и денежных расчетов, и акта дефекации. Это жизнь под девизом: «Лучше брать, чем отдавать». Но то, что практически изъято из оборота, исключается и из естественного обмена. Кал не превращается в удобрение, а остается всего-навсего «дерьмом». И то, что было ценным, становится опасным. Из застоявшегося кала вместо витаминов организм извлекает токсины (яды). По мере убывания воды (духовного элемента) спрятанное «сокровище» становится все более твердым и опасным, а запертые в нем бактерии все настойчивее раздражают стенки кишечника. Жизнь показывает, что для скупого человека, сосредоточившего жизнь вокруг своего богатства, деньги также со временем становятся опасными.
