Рушель Блаво - Притчи, приносящие здоровье и счастье
Все казалось Ермолаю, что вокруг люди живут лучше, чем он. А самую большую зависть испытывал шавгун Ермолай к рыбаку Николаю. Идет ли утром Николай к своей лодке, вечером ли возвращается с моря в хижину – Ермолай затаится за деревом и смотрит злыми глазами. Чинит ли сеть Николай, рыбу ли вялит, выловленную намедни, – за всем этим наблюдает Ермолай из укрытия и сердится на то, что любая работа у сверстника его Николая спорится. Вот кажется, что тому же Ермолаю мешает перестать быть шавгуном, найти себе лодку старую, каковых много по берегу моря брошено, починить ее да и ловить рыбу, как всякий труженик в нашем селе. Однако же нет – даже мыслей таких не приходило в голову шавгуну Ермолаю. Да и верно ведь: проще бродить по селу и завидовать всем встречным и поперечным, нежели начать работать; проще быть шавгуном, чем тружеником. Так что же тогда завидовать, раз сам не хочешь трудиться? Ответа на этот вопрос, пожалуй, не найти. А только завидовал шавгун Ермолай рыбаку Николаю – и все тут. И однажды зависть завела шавгуна Ермолая очень далеко.
Лето было в самом разгаре. Стояли как раз те денечки, когда в море можно было наловить больше всего рыбы. И рыбак Николай этим пользовался – ранним утром уходил в море и возвращался только поздним вечером. Летом в наших краях не бывает темноты, а потому трудолюбивые люди могут работать чуть ли не круглые сутки напролет. Николай же был как раз очень трудолюбив, а вот зависть шавгуна Ермолая делалась в такие дни еще более сильной – казалось, Ермолай был готов на все, чтобы только сделать рыбаку Николаю хуже. И вот как-то раз, когда только лодка Николая отчалила от берега и направилась в открытое море, шавгун Ермолай подошел к ветхой хижине, что досталась Николаю от деда его, осмотрелся, чтобы никто его, Ермолая, не видел, да и поджег жилище несчастного рыбака Николая. Огонь моментально охватил всю хижину.
Увидал Николай из лодки своей, как валит дым, стал править к берегу. Однако пока причалил, пока добежал по каменистому склону до хижины своей, та выгорела уже дотла. Народ, заметив огонь, сразу сбежался, стал тушить, но проку от этого не было – сгорело жилище рыбака Николая. Догадались наши селяне, чьих рук это дело, пошли к шавгуну Ермолаю. Тот пытался отнекиваться, говорил, что, дескать, спал и ничего не видел, да только народ у нас умеет добиваться правды, коли таковая где-то есть. Вот и сейчас старик Кузьма так все расписал перед шавгуном Ермолаем, что вынудил того признаться во всем. Покаялся ли Ермолай в содеянном? Да ничуть! Совести-то у этого шавгуна давным-давно не было, а может, и никогда не было, то есть от самого рождения шавгун Ермолай напрочь был лишен того, что называют совестью.
Старик Кузьма, все наши поселяне стали бранить Ермолая, а тот сидит себе, улыбается и в ус не дует. Такой вот он человек, шавгун Ермолай. Случись нечто подобное где-нибудь на Юге, так несдобровать бы поджигателю, давно бы его побили, и это в лучшем случае. У нас же на Севере народ добрый, потому бить Ермолая не стали. А еще народ наш северный очень стариков уважает. Потому ждали все, что старик Кузьма скажет. Кузьма же подумал и сказал:
– Пока ты был простым шавгуном, Ермолай, мы тебя на селе терпели. Нынче же совершил ты проступок, после которого не жить тебе здесь. Потому уходи-ка ты подобру-поздорову.
Тут уж делать нечего, каким бы наглым ни был бы шавгун Ермолай, а раз старик Кузьма сказал, раз народ на селе так решил, то тут уж так тому и быть. И пошел Ермолай прочь из села. А куда пошел и где жил потом, о том никто у нас не знает и не ведает.
Одно только правда – с той поры никто в наших краях шавгуна Ермолая не видел. Когда же Ермолай ушел, старик Кузьма подозвал к себе опечаленного Николая, отвел его в сторону и сказал:
– В мире нашем, рыбак Николай, ничего случайного не бывает. А все что ни делается, то, как говорится, к лучшему. Так что не печалься, что сгорела твоя хижина. Раз сгорела, то был в том высший промысел. Сделать же тебе следует вот что.
Нынче по вечерней заре, то бишь когда солнце к вершине горы опустится, чтобы вскоре начать обратный путь наверх неба, подойди к берегу, к самому заливу и разведи там костер. Там возле залива найдешь ты высохшую сосну – она и послужит тебе дровами. Как только костер разведешь, садись и жди.
Рыбак Николай, как и всякий в нашем селе, старших уважал, а раз так, то, дождавшись наступления вечера, то есть того часа, когда солнце опустилось к самой вершине горы, направился, как и велел старик Кузьма, к берегу, на самый залив. Там и правда обнаружил рыбак Николай старую, давно уж высохшую сосну. Из нее и развел он костер. Огонь был жаркий-прежаркий и яркий-преяркий.
Напомнил этот огонь Николаю, как утром полыхала изба его, что досталась от деда. А как вспомнил Николай сегодняшний пожар, то чуть было не заплакал – так горько ему сделалось от того, что негде теперь ему жить, некуда привести хозяйкою красивую и добрую Нину. Такая вот печаль стала одолевать бедного рыбака Николая. Костер же между тем пылал все ярче. Огонь был таким красным, словно солнце на вечерней заре. И на этот красный огонь из моря вдруг приплыла большая красная рыба. Никогда прежде таких больших рыб Николай не видел. Рыба подплыла к самому берегу и молвила, обращаясь к Николаю:
– Зачем звал ты меня, добрый рыбак?
Николай не знал, что ответить большой красной рыбе, ведь он ее и не звал, а только, когда солнце опустилось к самой вершине горы, развел костер на берегу у залива из высохшей сосны, как велел ему старик Кузьма. Рыба поняла замешательство Николая, а потому сама продолжила речь:
– По давно заведенному закону, если случается с человеком горе великое, если печаль какая большая или несчастье, то тогда человек этот в час, когда солнце опускается к самой вершине горы, разводит костер на берегу у залива из высохшей сосны. Я, красная рыба, из глубин морских вижу красный огонь костра и спешу на помощь всякому страждущему.
– Спасибо тебе, добрая красная рыба, – сказал тогда Николай, – что приплыла ты по зову моему, но чем, скажи, можешь ты помочь мне?
– Обладаю я, Николай, великим могуществом, данным мне морскими волнами и северными облаками, каменистыми скалами и суровыми лесами, веселыми птицами и хищными зверями. И могущество мое для помощи добрым людям безгранично. Знаю я, какое горе приключилось с твоей хижиной. И знаю, чем помочь тебе, рыбак Николай. Ни о чем сейчас не думай, а посиди здесь возле костра до наступления нового дня, то есть до того часа, когда солнце отдохнет на вершине горы и отправится снова в путь на небосвод. Дождись, Николай, этого часа и тогда только ступай домой.
– Спасибо тебе, добрая красная рыба, – сказал Николай, – только вот не знаю, куда идти мне, ведь нет теперь дома-то у меня, сгорел мой дом…
Ничего на это не сказала большая красная рыба, а только глубоко вздохнула, махнула красным хвостом своим и исчезла в холодных морских волнах. Николай же, как и велела рыба, остался сидеть возле костра. Так и просидел до самого того часа, когда солнце, отдохнув на вершине горы, отправилось снова в путь на небосвод, отправилось, чтобы начать новый день. К тому времени высохшая сосна сгорела вся, костер потух. Да и море стало тихим-тихим, как часто бывает в утренний час. Встал рыбак Николай и пошел назад в село. Не думал теперь он, куда именно ему идти следовало – ноги сами несли его туда, где прежде стояла ветхая хижина, доставшаяся рыбаку Николаю от деда и сгоревшая стараниями шавгуна Ермолая. И что же взору Николая открылось вскоре?
Бедный рыбак едва не потерял дар речи, когда увидал, что на месте, где еще сутки тому назад было старое его жилище, высится красавица изба, изба-богатырица, все три окна которой смотрят на морские волны. А как только бросил взгляд Николай на море, то удивился еще пуще: там, где некогда была привязана утлая лодчонка его, теперь красовался самый настоящий рыбацкий баркас, равных коему не было, уж точно, на всем берегу. Понял тогда Николай, о какой помощи говорила давеча ему большая красная рыба, и радостно переступил порог новой своей избы. С той поры, правда, жизнь рыбака Николая внешне изменилась мало: трудился он, как и прежде, то есть по утрам выходил на новой лодке в море; как прежде вечером возвращался домой. Только вот дом Николая был теперь не пустым: вместе с добрым рыбаком жила теперь там и его молодая жена, добрая Нина.
А потом пошли у Николая и Нины дети, следом за детьми внуки. И все-все были счастливы.
Счастья можно достичь добротою своей.
Надо только жить в сердце с радостью.
Если зависть съедает, то стань добрей.
И тогда проживешь ты счастливым
до старости.
Стань добрее, душевней, спокойнее.
Мир тогда приоткроет в себе все прекрасное.
Жизнь начнется тогда даже очень достойная.
Все плохое исчезнет, останется только
лишь ясное.
Зеленый дворец (Узбекская притча)
Саид был богат и жил в зеленом дворце. Окружали дворец этот чудесные фонтаны; по саду что расположился возле дворца, гуляли павлины; специально прибывшие по воле Саида индийские музыканты играли такую прелестную музыку, что случайно услышавший ее прохожий или проезжий застывал на месте и никуда не уходил, пока музыканты не заканчивали игру. И все вокруг дворца Саида утопало в зелени. И сам дворец был тоже зеленого цвета – потому-то и прозвали его зеленым. И Саид носил зеленые одежды, что казалось ему довольно-таки красивым и в придачу гармонировало с цветом дворцовых стен.
