Андрей Каспаревич - Верный способ избавиться от пьянства, курения, наркотиков
Я есмь хлеб жизни (Ин 6: 48).
Хлеб для сердца, для души – это любовь.
…если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни (Ин 6: 53).
Таинство Святого Причастия было установлено Господом на Тайной Вечере.
Иисус, взяв хлеб и благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело моё. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из неё все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов (Мф 26: 26–28).
Словом «Таинство» обозначается не какое-то «чудо», а реальность, постижение которой превосходит возможности нашего ограниченного разума. Таинство – это та область бытия, которая не поддается банальной эрудиции и подручным средствам измерения, коими являются весы, линейка или дензнаки.
Святое Таинство зажигает в нас Любовь, возносит к Богу сердце, зарождает в нём добродетели, сдерживает нападение на нас тёмной силы, оживляет душу и тело, исцеляет их, дарует силу против искушений, восстанавливает чистоту души.
Многие алкоголики, прошедшие лечение, задают вопрос: причащают ведь вином, не возникнут ли негативные последствия? Да, можно добавить, что Причастие принимается многими из одной ложечки, а ещё большее количество людей прикладываются к одной иконе. Но разве кто может назвать случаи заражений, которые возникли бы в связи с этим? Дай волю санэпидстанции, непременно выписано было бы предписание установить в алтарях тазы с хлоркой. Но на то Он и Господь, чтоб даже в таких малых и повседневных делах показать нам Своё присутствие среди нас, незрячих, ослепших душою. Никто не может привести случая, чтоб Причастие привело к запою, но наоборот, Таинство спасло многих. Если причастник не как Иуда своим предательским лобзанием, а чистыми духовными устами принимает частицу из чаши, то вино превращается в Кровь, а хлеб в Плоть Христову. Это тайна соединения человека с Богом.
Как подготовиться к исповеди и Причастию – можно прочесть в небольших книжечках, которые вы купите в лавке при храме. Однако многих пугает сама «процедура». Сознаюсь, что сам прошёл первое своё Причастие только с третьего захода. Каким-то непостижимым для меня образом батюшки два первых раза определяли моё легкомыслие и не допускали к исповеди. Тогда я взял в руки брошюрку, подготовился, и всё получилось. Мой труд был вознаграждён тем чувством, которое пришло после исповеди. Не стану его описывать, у каждого своя Встреча и своё великое Таинство.
А вот для боязливых, чтоб не пужались, приведём рассказ протоиерея Александра Торика, в котором он описывает прохождение так называемой генеральной исповеди, по всем грешкам. Это как генеральная уборка, в душе, конечно. Предыстория дела такова. Небедствующий москвич Алексей случайно встретил своего бывшего однокурсника, талантливого краснодипломника и просто красавца спортсмена Андрея. Но жизнь не топталась на месте, Андрюха, почувствовав призыв в сердце, стал отцом Флавианом, приходским священником в тихой российской глуши. Товарищ-батюшка пригласил Алексея в гости, но кто ж поедет за четыреста вёрст от первопрестольной столицы щи лаптем хлебать?
Однако не зарекайся – бизнес нежданно затрещал так, что Алексей вспомнил о приглашении иеромонаха. Да и в личной жизни бизнесмена вираж случился, с женой Ириной он расстался.
Итак, прошло несколько дней после того, как наш герой прибыл в гости к отцу Флавиану, он готовился к исповеди, все эти дни он чувствовал, как что-то просыпается внутри. Быть может, это душа восстала от глубокого сна.«Мы зашли в церковь. Входя, я подумал: интересно, испытаю ли я вновь то самое вчерашнее чувство присутствия Бога, которое столь неожиданно перевернуло всю мою душу?
Остановившись в притворе, я прислушался к своему сердцу…
Да! Оно пришло! То же самое вчерашнее ощущение – Бог здесь, рядом со мной! Это чувство сегодня пришло не так остро и не так ярко – тише, мягче, интимнее как-то. Но это было оно, и тихая радость наполнила мою душу: Бог не оставил меня, Он опять со мной. Он любит меня!
Флавиан завёл меня в уголок за иконами к аналойчику – высокой тумбочке с наклонной верхней крышкой, покрытой застиранным бархатным покрывальцем с вышитыми на нём крестами. На покрывальце лежала небольшая толстая книга в потёртом медном переплёте с выдавленными на нём изображениями святых. Евангелие, догадался я. Справа от Евангелия лежал явно старинный, почти чёрный, с прозеленью, бронзовый литой крест. Флавиан, пока я оглядывался, надел на себя фартук, состоящий из двух соединённых круглыми медными пуговками бархатных лент, расшитых крестами, и широкие, с крестами манжеты на запястьях, стянутые шнурами. Заметив мой любопытный взгляд, он пояснил: это называется епитрахиль и поручи. Облачившись в эти „доспехи“, Флавиан взял с подоконника книжку в затёртом кожаном переплёте со множеством засаленных ленточек-закладок, раскрыл её в нужном месте и, заложив пальцем, обернулся ко мне.
– Алексей! То, к чему ты сейчас приступаешь, называется таинством покаяния. Состоит это таинство из трёх этапов, или составных частей. Первое: кающийся должен умом понять, осознать, в чём он согрешил против заповедей Божьих, чем оскорбил Божественную к нам любовь. Собственно, покаяние с греческого и переводится как изменение ума. Следующий этап: умом осознав свои грехи, христианин должен „опустить их в сердце“, где, собственно, и происходит само таинство покаяния – сжигание греховной скверны в огне искреннего сердечного сокрушения. Сердце должно покаяться, то есть переболеть, оплакать свою нечистоту, умилиться всепрощающей Божьей милости и вынести из себя твёрдое решение вести непримиримую борьбу с врагами – греховными страстями и помыслами. Третий и завершающий этап – исповедь. Исповедовать в переводе с церковнославянского – значит открыто признавать, открывать. Осознанные умом и оплаканные сердцем грехи христианин исповедует, открыто признаёт перед Господом при свидетеле-священнике, являющемся одновременно и тайносовершителем, имеющем власть от Бога прощать и разрешать человеческие грехи. Разрешать – переводится как „развязывать, освобождать“. В древности, когда раба или пленника отпускали на свободу, его освобождали от оков – разрешали. Подобно тому человек, попав в плен какой-либо страсти (или многих страстей), становится рабом навязанного этой страстью греха. Священник же, будучи уполномочен на то Церковью, силой и властью Господа Иисуса Христа, освобождает кающегося грешника от этого душепа-губного рабства. Впрочем, всё зависит от искренности и сердечности покаяния самого кающегося. Бывает, что после непрочувствованной, формальной, хладносердечной исповеди, несмотря на произнесённые священником слова „прощаю и разрешаю“, Христос, невидимо стоящий перед кающимся в момент исповеди, может сказать: „А Я не прощаю“, и отойдёт человек от исповеди не только не очистившимся, но ещё более помрачённым. Помни, Алёша, что с нами третьим сейчас будет Христос, и именно к Нему обращай свои мысли, слова и сердце. Начнём.
Флавиан раскрыл свою книжку, вздохнул, перекрестился широким размашистым крестом и произнёс: „Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков!“
Пока он читал какие-то то длинные, то короткие молитвы, я немного „отплыл“ мыслями куда-то в сторону. Вновь, как ночью, передо мной встало несчастное заплаканное лицо Ирки, и сердце сжалось от внезапно нахлынувшей жалости. Ирка, Ирка! А ведь как я тебя называл когда-то – Иринушка, Иронька, Ирочек. Скотина я, сколько я тебя обижал. Прости меня, что ли.
„Се, чадо, Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое, – звонко врезался в мои размышления торжественный голос Флавиана, – не усрамися, ниже убойся, и да не скрывши что от мене: но не обинуяся рцы вся, елика соделал ecu, да приимеши оставление от Господа нашего Иисуса Христа. Се и икона Его пред нами: аз же точию свидетель есмь, да свидетельствую пред Ним вся, елика речеши мне: аще ли что скрывши от мене, сугуб грех имаши. Внемли убо: понеже бо пришел ecu во врачебницу, да не неисцелен отыдеши“.
„Странно, – подумал я. – Молитва на церковнославянском, а я всё понимаю! Кроме „убо“ – это слово надо будет не забыть спросить“.
– А теперь, брат Алексий, становись на коленочки, вот сюда, на коврик перед аналоем с Евангелием, и вспоминай от детства всё, в чём тебя совесть упрекнёт.
Я опустился на колени. Перед моими глазами тусклым старинным золотом поблескивал вышитый на бархатном аналойном покрывале крупный крест с какими-то копьями по бокам, окружённый со всех сторон вышитыми же буквами. Флавиан сидел слева от меня, на стареньком, поскрипывающем под его тяжестью венском стуле, с равномерными промежутками времени перехватывая большим и указательным пальцами левой руки узелки затёртых веревочных чёток. Слегка повернувшись ко мне, он приготовился слушать.
