Александр Саверский - Особенности национального лечения: в историях пациентов и ответах юриста
При этом нигде не сказано, что отказ от информации означает отказ от лечения. Так что даже в стационаре, прежде чем читать прогнозы всяких ужасов, от чего, замечу, у некоторых людей бывают инфаркты, – подумайте, хотите ли вы это знать и не лучше ли написать заявление об отказе от информации в предложенном объеме, но с сохранением права задавать вопросы по мере их появления и получать ответы.
Очевидно, что сам по себе термин «информированное согласие» подразумевает вопрос о том, сколько должно быть информации, чтобы считать ее достаточной для дачи пациентом согласия. Очевидно, что эту достаточность может определить только сам пациент, что и предполагает модель живого диалога с врачом.
Можно, конечно, руководствоваться тем, что хочет обычно знать обычный человек о подробностях медицинского вмешательства, однако при таком подходе возникает целый ряд «но».
Первое: как быть, если пациент совсем отказался от информации? Ведь в таком случае медицинское вмешательство невозможно, поскольку унифицированного информирования не произошло, а они законом связаны.
Второе: объем информации для всех пациентов невозможно унифицировать, поскольку совокупность заболеваний, состояний и ситуаций у людей довольно-таки велика.
Третье: считать ли пациентов, получивших унифицированную информацию, информированными, или же у них сохраняется право на получение дополнительной информации. А если сохраняется, то нет разницы между алгоритмом получения информации в ходе диалога, описанного выше.
Остается только вопрос, с которого я начал: как врачу доказать, что он информировал пациента в достаточном объеме? Может быть, надо вести диктофонные или видеозаписи в качестве средств доказывания (как и пациенту)? Это проще, чем носиться с простынями информированных согласий, которые неизбежно будут расти в объеме, достигая тысяч страниц, как это показывает практика зарубежных стран.
Или надо говорить об унифицированном (базовом) объеме информации, оставляя пациенту право получать дополнительные сведения и отказываться от базовых.
Вывод: и в поликлинике, и в стационаре задавайте врачу вопросы, которые у вас есть, и вам станет более ясна и его квалификация, и его человеческие качества, и многое о состоянии вашего здоровья.
...Перед операцией по удалению аппендикса мне дали подписать бумажку из одного абзаца о том, что я согласен на любые последствия оперативного вмешательства, включая летальный исход. Это нормально? (Иван)
Стационары сейчас, как правило, используют унифицированные расписки, в которых отражаются юридически значимые последствия медицинского вмешательства.
Расписка общего характера, как в вашем случае, говорит не в пользу врачей, а против них, поскольку согласно закону (ст. 31 Основ законодательства об охране здоровья граждан) важны детали: диагноз, риски, прогноз, альтернативные способы вмешательства и т. п. И если всего этого не указано, то по вашей расписке суд легко поймет, что информирования в объеме, отраженном в законе, не произошло.
Здесь нужно понимать, а что вы хотели знать? И эти вопросы вам и следовало задать врачу. Расписка нужна врачу, а вам нужна информация… наверно.
По вашей просьбе вас должны были проинформировать о том, каковы могут быть осложнения оперативного вмешательства. В идеале эта информация должна быть научно обоснованна. То есть из медицинских источников (желательно с указанием на них) должны быть взяты проценты исходов: столько-то перитонитов, столько-то осложнений анестезии и т. п. – это риски.
Также там должна быть информация о том, сколько позитивных исходов (прогнозы), иначе, как понять, что лучше делать операцию, чем ее не делать. Должна быть информация об альтернативных вариантах лечения, а если их нет (как в вашем случае), то указание на безальтернативность. Также должны быть указаны рекомендации по подготовке к операции, общая (обычная) продолжительность операции, вид наркоза и иные существенные детали, а после нее рекомендации по поведению в реабилитационный период.
Это – требование закона к объему информирования в силу закона, а не в силу вашего мнения, но…
В ситуации, когда у вас нет выбора (а при воспалении аппендикса, считайте, что его нет, потому что речь идет о состоянии, угрожающем жизни, когда может помочь лишь хирургическое вмешательство), ненадлежащая информированность никакой ответственности для врачей за собой не влечет, несмотря на то что закон нарушается.
Дело в том, что судья может задать вам единственный вопрос: вы отказались бы от операции, если бы знали, что она может привести к тяжелым последствиям, учитывая, что отказ от операции неизбежно приводит к смерти? Как вы понимаете, ответ заложен в вопросе, а значит, ненадлежащая информированность в данном случае ничего за собой не влечет. Суд будет исходить из предположения (и обоснованно), что обычно люди соглашаются в таких случаях на операцию, чтобы спасти свою жизнь, даже если бы жизнеспасающим был только 1 % операций, а здесь он заведомо выше.
...У меня была операция по исправлению близорукости. На левом глазу было минус 15, на правом – 18. После операции на левом стало минус 4, а второй не видит.
♥ Могу ли я обратиться в суд с требованием о возмещении мне вреда?
Надо сказать, что перед операцией я подписал согласие о том, что сознаю риск утраты зрения в результате оперативного вмешательства. (Дмитрий)
Дмитрий, здесь прежде всего надо использовать правило логики: если не можешь решить проблему в целом, разбей ее на части. На левом глазу, как я понимаю, цель операции достигнута, и о нем с юридической точки зрения можно до некоторой степени забыть (он важен лишь для расчета исковых требований, если операция была платной: вы можете требовать возврата лишь половины суммы по договору, поскольку вторая половина услуги достигла своей цели).
Чтобы понять, можете ли вы предъявить иск, вам надо найти дефект медицинской помощи, ставший причиной слепоты. Почему есть основания думать о дефекте? Потому, что на одном глазу зрение улучшилось, а на втором ухудшилось. Должны быть объективные объяснения этому различию. Это либо дефект медицинской помощи во время операции, либо какое-то неизвестное до начала операции отклонение в состоянии глаза, то есть опять же дефект услуги – недооценка вашего состояния.
Если врачи в этой ситуации заявляют, что на правом глазу имелось отклонение, которого не было на левом, но они не могли его видеть до начала операции, у вас есть все основания считать, что и ваше информирование было не полным. Тогда оно не действительно. Вы не можете дать согласие на то, чего не знали, потому что если бы получили полную информацию, то вашим правом был бы отказ, сохранивший хотя бы то зрение, которое было.
Информация должна быть своевременной, достаточной, достоверной и доступной. Здесь она явно была недостаточна для принятия решения. Поэтому ваше информирование не в счет. А в счет – юридические последствия некачественной медицинской помощи. Формально цель операции на ослепшем глазу не достигнута и причинен вред здоровью по сравнению с изначальным положением. Прежде всего надо выяснить, поправима ли слепота. Если да – вы вправе требовать от исполнителя переделки операции бесплатно или требовать возмещения расходов на операцию у третьего лица (в другом центре). Если нет, то, кроме возврата уплаченных вами по договору денег (половины), вы вправе требовать возмещения морального вреда и утраченного заработка (если таковой имеется).
Законом «О защите прав потребителей» предусмотрены штрафы за несоблюдение в добровольном порядке требований потребителя и за нарушение сроков исполнения требований потребителя (ст. 13, 29, 31).
...Перед операцией по удалению желчного пузыря меня просят подписать согласие, где среди прочего указана кровопотеря в результате повреждения крупных кровеносных сосудов.
♥ Но ведь это – врачебная ошибка или как? (Дмитрий)
Да, Дмитрий, вы правы. Повреждение крупных сосудов во время назначенной вам операции не является нормой, хотя проникнуть внутрь человека, что-то удалить, не повредив вообще ничего, невозможно, как вы понимаете.
Перед вами сложный выбор. С одной стороны, дефект медицинской помощи не должен быть предметом согласия на медицинское вмешательство, потому что это лишено смысла. Дело в том, как отнестись к тому, что врач честно написал, что может допустить дефект медицинской помощи, и информирует вас об этом. Сначала хочется сразу убежать к другому врачу, который вам этого не напишет, но разве это может застраховать вас от того, что он не пересечет сосуд? Ошибаются все… Тогда получается, что первый врач сказал «горькую, но правду…», и он-то, по крайней мере, честнее своего второго коллеги. А кто информирован – уже вооружен: у вас появляется повод поговорить об этом риске с врачом.
