Лууле Виилма - Диабет
Жалость к себе бывает:
острая и кратковременная,
менее острая, но постоянная, хроническая,
комбинированная.
А. Острая жалость к себе выражается в виде резких приступов слабости, вплоть до обморока. От одной лишь мысли, что у всех все прекрасно, а у меня хуже некуда, человек может свалиться с ног. Вынужденное стояние в душном помещении может вызвать обморок от одной лишь мысли, что здесь придется стоять долго. У иного человека настолько велик комплекс страха замкнутого пространства, что от одной мысли ему становится дурно. Вместе с тем этот же человек будет с таким восторгом стоять в очереди за неким вожделенным товаром, что начисто забудет про душное замкнутое пространство, в котором приходится находиться. Важно не напоминать ему об этом. От одного лишь пугающего знания можно упасть в обморок.
Б. Хроническая жалость к себе делает человека слабым, разуверившимся, немощным. У него нет ни желаний, ни сил, ни возможностей. Но стоит ему очень захотеть, как все у него получается. Чаще всего встречается такой вид хронической жалости к себе, при котором человек утверждает, что ни желаний у него нет, ни сил, ни возможностей, однако своими действиями противоречит своим же словам. Это – исступленная жалость к себе, которая притягивает людей такого же склада и из-за которой происходят ожесточенные ссоры. Именно это и нужно жалеющему себя, ибо он получает возможность какое-то время снова честно плакать – появляется для этого повод. Ведь его обидели. Жалеющий себя человек видит все сквозь призму жалости к себе и потому никогда не признает, что его слова и дела противоречат друг другу.
Своими слезами он провоцирует ближнего на жалость и выкачивает из него всю энергию, словно вакуумом. Ближний согласен на все – главное, чтобы плачущий перестал плакать. Хронически жалеющий себя способен, подобно пауку, опутать паутиной жалости всех своих близких и, словно вампир, высосать из них все жизненные соки. Сам он этого не делает – ни осознанно, ни намеренно. Это делает его жалость к себе. Те, кто поддались на провокацию, вынуждены по незнанию страдать, подобно мухам.
В. Комбинированная жалость к себе состоит из острой и хронической. Хроническая жалость к себе время от времени перемежается приступами острой жалости, вызывающими у ближних испуг. В этот миг жалеющий себя добивается желаемого. Это может быть внимание к себе, участие, порицание обидчика, а также материальные вещи, которыми ближние искупают свое чувство вины. Страх перед жалеющим себя человеком может настолько подчинить себе человека большого и сильного, что стоит первому произнести: «Ой, мне плохо», как второй уже летит на всех парах – спешит что-то принести, подать, купить, подарить, не сознавая того, что он усиливает жалость к себе ближнего как оружие и собственную зависимость от этого оружия.
Жалеющий себя вечно плачет о том, что ни в ком нет чувства сострадания, ибо в других он видит себя. Жалость к себе не ведает сострадания. В жизни двух событий разом не происходит, все идет своим чередом. Плачущий только льет слезы и не в состоянии одновременно ощущать что-либо еще. Чем чаще человек льет слезы, тем безжалостнее становится, поскольку истребляет в себе сострадание. Зато чужие недостатки, в том числе отсутствие сострадания, видятся ему теперь гораздо отчетливее. Те, кто не плачет, воспринимаются им как страшные люди. О плачущих он говорит: чего они хнычут, у них же все хорошо. Жалеющий себя человек считает себя самым великим страдальцем.
Люди неплачущие, способные мужественно превозмогать слезы, могут спрессовать свои слезы в подземное море, что постепенно обращается в драгоценные камни, и сами страдать от этих камней. У хорошего человека, как и у дерева, внешний слой нежен и чувствителен. Не так-то просто докопаться до вины дерева (читай: чувства вины). У плохого человека, как у камня, сердцевина нежна и чувствительна. Внешние удары ему нипочем, но кто нащупал сердцевину и желает ее поразить, то нацеливает свою мысль либо слово, подобно лазерному лучу, и камень распадается на тысячу осколков. Его не стало, поскольку он спровоцировал ближних своим уязвимым местом.
Жалостливые люди жалеют себя и требуют сочувствия от окружающих.
Нежалостливые сочувствуют другим, но не сочувствуют себе.
Запомните, что в минуту жалости мы все жалельщики, а в минуту безжалостности мы все безжалостны. Эти энергии имеются в каждом из нас. Последствие определяется величиной конкретного стресса. Поэтому всегда спрашивайте у себя: «Что означает для меня этот стресс?» Делайте вывод и отпускайте стресс на волю. Жалость к себе чрезвычайно велика у плаксивых женщин. А также у ожиревших людей.
Плаксивая женщина желает активно, т. е. обвиняя других, демонстрировать окружающим свое несчастье.
Ожиревший человек желает высказать свое несчастье, пассивно ощущая себя виноватым.
Фактически они оба всего лишь обороняются, поскольку из-за стрессов сделались беспомощными. Они стараются выторговать у жизни наказание полегче.
Короче говоря, у жалеющих себя людей меньше застоявшейся энергии жалости к себе, нежели у тех, кто себя не жалеет. Подавление печали может быть столь чрезмерным, что человек страдает из-за неспособности плакать. Иной раз бывает жизненно необходимо выплакаться, выкричаться, поголосить, но нет слез. У такого человека печаль обернулась жестокостью. Если Вы из числа подобных людей, то, возможно, желаете возразить мне, дескать, никогда не испытывали жестокости к кому бы то ни было. Даже букашки не обидели. Да, других Вы не обижаете. Зато обижаете себя. Толстый человек способен абсолютно по-садистски подавлять себя и свои потребности – главное, чтобы было хорошо окружающим.
Постоянно принося себя в жертву, Вы проявляете жестокость по отношению к себе. Боитесь слез и не выносите их, потому и стараетесь предугадать, кто именно пожелает поплакать у Вас на груди и использовать Вас в своих интересах. Вы из кожи лезете, чтобы с видимым спокойствием и легкостью удовлетворить в зачатке его желание. А в итоге? В итоге он не просит Вас об услуге – ее Вы уже оказали. Он требует от Вас новую услугу. Причем непременно тогда, когда Вы думаете, что уж теперь-то у него все должно быть в порядке. Если он немедленно не получает желаемого, то считает себя вправе плюнуть Вам в душу. А душа у Вас хрупкая.
Человек, опустошающийся беготней и суетой, чувствует себя больным. Он нуждается в отдыхе и тишине, чтобы заняться собой, но если он трудоголик, то такая мысль и в голову ему не приходит. А если даже и придет, он не осмелится позволить себе отдохнуть. Этого не допускает чувство вины. Испытываемый им смертельный страх, который он подавляет в зародыше, чтобы казаться всем, и самому себе, смелым, вынуждает его действовать. Если он еще не полностью отрицает свой смертельный страх, то не исключает полностью вероятность заболевания и отправляется к врачу. Врач осматривает его и назначает обследование. В лучшем случае обследование будет всесторонним. В наше время это не проблема.
Обследование показывает, что человек здоров. Об этом больному сообщают бесстрастно и без эмоций, либо радостно и ободряюще, либо сурово и требовательно – в зависимости от отношения врача к жалобам больного. Отношение врача определяет сам больной. Поскольку проблема связана с трудоспособностью, то врач успокаивает: «Не волнуйтесь. Со здоровьем у Вас все в порядке. Продолжайте спокойно работать». О том же, что человек истощен духовно, умолчал и сам пациент, и врач. На другой день или немного позже пациент умирает. Почему? Ведь он был здоров.
Потому что человек ждал сочувствия и понимания.
Ждал, что люди заметят его доброе расположение.
Ждал, что другие проявят о нем такую же заботу, какую он проявлял о них.
Ждал, что врач скажет ему решительно: «Милый человек! Ты устал, ты превратился в автомат. Сбавь обороты. Жизнь никуда от тебя не убежит, если ты сам от нее не убежишь. Тебе нужен отдых».
Даже самый сильный и волевой человек, сам раздающий ближним подобные советы, является при всем при том маленьким, беспомощным ребенком, который нуждается в решительном конкретном и бескорыстном приказе, исходящем от другого человека. Острый приступ жалости к себе, вызванный тем, что такого приказа не последовало, способен, точно порывом ветра, задуть свечу его жизни. Иными словами, когда в минуту кризиса надежда на то, что ты небезразличен, что тебя любят, что тебя во что-то ставят, терпит полный крах, тогда уже не имеют значения ни слава, ни позор. Тогда приходит конец.
