Ю. Соколов - Выбери жизнь!
Закончив весь курс, Виктор Васильевич буквально прорвался на преподавательские занятия в наш научно-методический центр, где готовят профессиональных преподавателей и руководителей курсов в системе «Оптималист» и других организациях, занимающихся вопросами трезвости, противокурения, здоровья. К сегодняшнему дню на курсах Виктора Васильевича побывало уже около тысячи человек, большинство из которых теперь ведет трезвый, здоровый образ жизни. Вот оно, это письмо:
«Я очень хочу, чтобы печальную повесть моей жизни в прошлом, да и не жизни вовсе, а жалкого существования, знали те, кому предстоит еще познакомиться с идеями «Оптималиста».
Рос я в очень благополучной семье: отец был полковником, мать — крупным научным работником. Я — единственное дитя их поздней любви. Мне в доме разрешалось все. Мои желания исполнялись мгновенно. Подрастая, я стал испытывать потребность во всеобщем внимании. И меня сажали за стол, за которым взрослые солидные люди выпивали водку и коньяк, курили, а потом начинали проявлять ко мне усиленное внимание. Я читал какой-нибудь стишок, выученный с мамой накануне, все аплодировали, восхищались, и я принимал это за чистую монету. Как-то я решил попробовать, что же за напиток такой пьют эти солидные дяди и тети. В холодильнике стояла начатая бутылка коньяка. Я точно помню — это был коньяк. И мне тогда было шесть лет, я уже умел читать. Я вспомнил, как папа выпивал рюмку этой (теперь-то я знаю!) отравы, часто причмокивал и говорил: «Хорошо! Каждая кровиночка по жилкам огнем!»
Налил я тогда не в рюмку, а в пластмассовую кружечку, которую нашел в своих игрушках. Запах меня не отпугнул — я, видимо, уже адаптировался к нему во время частых застолий. В общем, я выпил. Боже, что тут было! Меня тошнило! Меня выворачивало! Мне показалось, что я умираю. Я очень сильно жалел себя и плакал. И не заметил, как уснул. А может, как говорят, вырубился.
Конечно, эта история не осталась незамеченной. Мама и папа мне долго и нудно объясняли, какой вред для растущего организма представляет алкоголь. Особо напирали на то, что маленьким никогда нельзя выпивать и курить. Я плакал. Я очень горько — раскаивался. Но… слезы эти были неискренними.
Буквально через несколько дней я снова выпил чуть-чуть коньяку. И хотя вновь возникло чувство тошноты, но уже не так сильно. Потом я стал выпивать понемногу часто. Не заметил даже, как стал покуривать.
С чувством огромного превосходства посматривал я на одноклассников, которые еще ни разу не пробовали коньяк или водку, а на тех, кто тайком не покуривал, я вообще смотрел как на маменькиных сынков — пришибленных, больных ребят.
Высокое положение отца, научный авторитет матери защитили меня от педагогических форм воздействия на предмет отучения от алкоголя и табака. В четырнадцать лет я уже в открытую курил. И отец только горестно вздыхал, выдавая мне очередную сумму денег на сигареты.
На выпускном вечере я упился, иного слова не найду, до такой степени, что завалился в собственную блевотину и мочу под лестницей, возле туалета. Это, кстати, спасло меня от неминуемой гибели — ведь мы с ребятами собирались в эту ночь совершить заплыв на дистанцию в два километра. Он состоялся без меня, этот заплыв, во время которого двое «разгоряченных» одноклассников, увы, так и не доплыли до намеченной отметки. Я должен был быть третьим…
Из института меня выгнали с треском со второго курса: не спасли, не смогли спасти родители, до такой степени я оскандалился из-за беспробудных пьянок.
Дальше жизнь как в тумане. Иногда где-то пристраивался на работу, но она меня никогда не вдохновляла. И я очень быстро сам уходил, уже изрядно «засветившись» со своей пьянкой, или же меня увольняли.
Родители водили меня к разным светилам. Лечили меня, гипнотизировали, кололи иголками, кодировали… А я, лишь появлялась малейшая возможность, пил. О том, чтобы прекратить курение, и речи быть не могло. Отец, да и мама все время заботились о том, чтобы у меня всегда были впрок сигареты.
Мне перестали дома давать деньги. Я стал уносить вещи и книги. Страшно вспомнить теперь, сколько всего я перетаскал в эту ненасытную сивушную яму! А сколько пролили слез и потеряли здоровья родители! Отец совсем поседел. Гости у нас стали очень редко показываться, да и то с опаской поглядывали на меня, словно я мог на них наброситься. Были тому и другие причины: я запросто мог обшарить карманы их пальто и плащей, поковыряться в сумочках, даже украсть шапку…
Когда терпению родителей наступал предел, они оформляли меня в ЛТП. Так прямо и заявляли, что хотят отдохнуть от моего присутствия. Я отбывал свой срок в ЛТП, родители отдыхали. А потом все повторялось: больницы, профессора, были даже какие-то безликие бабки. А я пил и курил…
Про «Оптималист» я услышал впервые у пивного ларька. Стоял в очереди, а рядом пьяный мужик со слезами каялся: вот, мол, почти год не пил после занятий в «Оптималисте», да сам виноват — не выполнил там чего-то, вот и сорвался. И теперь ему стыдно пить и стыдно в клуб идти. Не знаю почему, но я спросил у него адрес клуба…
Извините, это письмо я пишу спустя восемь месяцев после окончания курса занятий. Я отписал в течение полугода дневники и с благодарностью продолжаю их писать. Я начал жить. Из того мерзкого существования, в котором я пребывал, Вы помогли мне выбраться на бескрайние, чистые просторы, где я дышу полной грудью. Что я пишу?! Я пью жизнь и хмелею от этого похлеще, чем от любого химического зелья. Этот жизненный хмель заставляет меня буквально за шиворот тащить в клуб своих бывших собутыльников. Теперь я сам «созрел» для того, чтобы стать преподавателем курса по избавлению людей от пьянства, алкоголизма, курения, переедания. Пусть это мое письмо-исповедь будет и заявлением для поступления на преподавательский курс.
Ну а в заключение несколько слов о моей семье, которая только после прочтения Вашей книги поняла, что с малолетства воспитывала во мне будущего алкоголика, курильщика, обжору. Моя мама, доктор медицинских наук, просто мечтает освоить метод Г. А. Шичко. Отец, который ходил со мной на занятия (я его уговорил), не курит и не выпивает ни капли. Совершенно отказался от мяса и сладостей. Почти не ест мучного. Сбавил в весе 17 килограммов. Ну а я — всего девять. Но мне больше и не надо.
Скоро у меня свадьба. Женщина имеет уже семилетнего сына, муж у нее умер от опоя.
Вот такая вышла у меня печальная повесть. Можете ее зачитывать на занятиях, называя меня полностью, но под фамилией матери — отец очень известный человек и не хочет, чтобы его фамилия фигурировала в темном деле, хотя особо и не возражает. Но… сами понимаете…
Виктор Г.
Я не случайно прочел вам это письмо, ибо в нем заключена как раз та тема, о которой хочу сегодня поговорить. Речь пойдет об удивительном, гениальнейшем открытии Г.А.Шичко — о запрограммированности человеческого сознания.
Психологическое программирование — из каких элементов оно складывается, каким образом осуществляется?
Мы знаем, что человек поступает так или иначе в силу сложившихся убеждений. Ведь если ты убежден, что синильная кислота — сильнодействующий яд, ты ее не употребляешь. Или, например, для людей с нормальной психикой неприемлем до омерзения, до глубокого отвращения каннибализм. Так? В качестве иллюстрации расскажу жуткую историю, несколько лет назад произошедшую в Подмосковье.
Шло следствие по делу кладбищенского сторожа, который обвинялся в многочисленных убийствах. По этому делу проходило множество свидетелей, которые пользовались различными услугами сторожа. И, в частности, покупали у него мясо. Когда следователь этим свидетелям говорил о том, что они покупали и потребляли человеческое мясо, всех буквально всех начинало тошнить. Пришлось даже поэтому под стул заранее ставить специальный тазик.
Заметьте: ранее свидетели охотно брали у сторожа мясо, убежденные в том, что это нормальная убоина. Но стоило им узнать, какое мясо они ели, организм сразу реагировал рвотными спазмами, то есть в данном случае убеждения вступали в противоречие с фактом. И организм реагировал на это подобающим образом
Что такое убеждение? Это сплав жизненного опыта с приобретенными знаниями. Иными словами — программа действий.
Прошу внимательно следить за моей мыслью.
Представьте себе маленького человечка У него только еще проклевывается сознание. Мы ему внушаем: вот это огонь — очень горячо; вот это лед — холодно. Так делать хорошо, а вот так — плохо Пить, курить — это вообще очень плохо! А сами? Вспоминайте. К нам пришли дядя Петя с тетей Катей — у нас бутылка на столе, закуски — море, да самой что ни на есть лучшей, на наш взгляд Вот папа с дядей Петей оторвались от застолья, засели за шахматы — и пустили по комнате облака табачного дыма
«Ага, — мыслит маленький человечек — Маленьким вино и табак нельзя, а вот большим это можно употреблять».
