Дэвид Бекхэм - Моя команда
Мы прекрасно провели в Америке лето 2003 года — даже невзирая на то, что нам пришлось разбить там бивак посреди пустыни, поскольку иначе мы не могли хоть немного уединиться и побыть частными лицами и семьей. По причине всех пересудов о моем переходе в мадридский «Реал» я понимал, почему вокруг нас в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе вертится так много журналистов и фотографов. Произошло и несколько публичных событий, отчеты о которых появлялись в телевизионных новостях: вручение премий MTV и день, в течение которого я тренировался с национальной женской футбольной командой Америки. Я хорошо понимаю, что невозможно включать и выключать общественное внимание, как лампочку. Именно поэтому в том, что касается меня, я никогда не жаловался на действия СМИ, помещавших меня в центр внимания. Нет вопросов, бывали в моей жизни периоды, когда это помогало мне, особенно в самом начале моей карьеры как молодого профессионала в составе «Юнайтед». Да и в последние годы, особенно после того как события вокруг чемпионата «Франция-98» остались позади, пресса на мои взгляд, относилась ко мне очень даже неплохо и ее высказывания по моему поводу гораздо чаще носили позитивный характер и были отмечены щедрыми оценками, нежели наоборот. Журналисты, пишущие о футболе, реально помогли мне почувствовать себя на месте в роли капитана английской сборной. Другое дело, что газетами заправляют главным образом мужчины, и, возможно, именно этим объясняется часть той жалкой липы, вранья и злобствований, которые писались и говорились о Виктории. Это полностью достает меня. И ее тоже. Но, в конце концов, моя жена — человек взрослый и может сама позаботиться о себе. Единственное за чем, по моему мнению, СМИ действительно должны более внимательно следить, — это не выставлять на всеобщее обозрение лица тех детей, которым довелось иметь знаменитых мам и пап. Бруклин и Ромео не выбирали себе в качестве родителей Пош и Бекса. Меня очень злит — больше того, меня весьма печалит, — что я не могу взять с собой мальчиков в парк или на пляж без эскорта сопровождающих нас фото- и видеокамер. Это портит для меня все удовольствие, но суть не в том. Я помню прогулки в нашем районе вместе с мамой и папой, вечера после школы, проведенные на «Чеиз Леин Парк». И хотя мои сыновья не знают о своей непростой участи — пока еще не знают — их в любом случае обкрадывают, лишая некоторых радостей детства, потому что пресса и прочая журналистская братия не могут оставить их в покое.
Я высоко ценю роль, которую сыграли СМИ в том, что я имею теперь возможность наслаждаться самыми разнообразными благами. Они — неотъемлемая часть любой карьеры, раскручивающейся на глазах у публики, и если не считать красной карточки в Сент-Этьенне, со мной, думается, обходились довольно-таки справедливо. В данный момент меня действительно радует, что большинство людей любят меня и с уважением относятся к тому, что я делаю как футболист, муж и отец. Впрочем, успев столкнуться с тем, какая буря разыгралась вокруг меня после чемпионата мира 1998 года, я где-то в подсознании понимаю, что все это хорошее может в какой-то момент резко измениться. Причины тут могут быть разные — и некий мой собственный поступок, и что-либо, никак не связанное со мной и вызванное просто переменой общественных настроений, даже чьим-то капризом. Когда речь идет о славе и обо всем, с чем широко известный человек сталкивается на своем пути, то становится понятно, что ты не в состоянии постоянно держать события и обстоятельства под контролем.
Если ситуация резко изменится, я не думаю, что смогу остановить этот процесс. Все, что я могу сделать, это подготовиться к такому повороту событий (если он когда-либо случится) и постараться достаточно гибко перестроить соответствующим образом свою жизнь. В этом состоит еще одна причина, почему для меня настолько важна забота о том, что я считаю самым верным и надежным, — о моей семье. Я хочу, чтобы моя жена и мои дети были вместе со мной. Хочу, чтобы Виктория, Бруклин и Ромео знали, что я всегда рядом с ними и живу ради них. И если в моей душе живет любовь к близким, а я сам укутан в кокон их любви, то абсолютно уверен, что смогу справиться с любыми превратностями судьбы.
Я рос в обстановке семейной любви. Без мамы и папы не случилось бы ничего из того, о чем здесь идет рассказ. Как и любой другой сын, я бы не вырос в того человека, каким стал, если они не передали бы мне своих ценностей. На мой взгляд, брак и родительские обязанности — это самые важные вещи в жизни любого из нас. Они доставляют самое большое удовольствие и несут с собой самую большую ответственность. Я очень много почерпнул на сей счет от своих родителей и благодаря детству, прожитому в том доме, который они создали для меня, Линн и Джоан. Этим объясняется, почему раскол между моими родителями был, вероятно, самым трудным эпизодом в моей жизни из всех, какие мне довелось пережить. Честно говоря, я и теперь все еще нуждаюсь в немалом мужестве, чтобы продолжать это делать.
Не мое дело рассказывать здесь историю о том, как брак между мамой и папой закончился разводом. Однако я не в состоянии вести рассказ о себе, не говоря о том, какие чувства вызвал у меня — и все еще продолжает вызывать — развод моих родителей. В ходе моей карьеры мне приходилось преодолевать разные трудные периоды, и я считаю, что всегда был способен справиться с этим. Теперь я сам несу ответственность за собственную жизнь, а я всегда реагировал на вызовы тем, что принимал их. Я всегда ощущаю необходимость держать события под контролем и пытаюсь не плестись у них в хвосте, брать ответственность на себя и в любой ситуации действовать в позитивном духе. Тем не менее, при разводе моих родителей я был не в состоянии вести себя таким образом. Я был вовлечен в эти события, но все происходящее было практически полностью вне моего контроля. И это испугало меня — в первый и единственный раз я испытал тогда подобное чувство применительно к тому, что делалось вокруг меня. На протяжении тех нескольких лет, когда все разваливалось, я не мог заставить себя поговорить с ними об этом. Вообще, взрослые разговоры с родителями оказались тем, что мне давалось труднее всего.
Быть может, всякий, кто сам прошел через печальный опыт расторжения родительского брака, поймет мои эмоции. В семье вроде нашей мама с папой и их пребывание вместе — это как солнце, которое восходит каждое утро. Это из того, что дано навсегда. Ты никак не можешь вообразить их порознь — даже после того как покинул родительский дом и начал самостоятельную жизнь. Вероятно, труднее всего совладать с появляющимися у тебя — или внушаемыми тебе — мыслями о том, что этот раскол в какой-то мере произошел по твоей вине. Я помню, сколько времени и энергии они оба вложили в меня как своего сына и многообещающего футболиста. Возможно, вместо этого им следовало уделить друг к другу ту часть внимания, которое они посвящали мне? В ту пору я никогда не думал об этом. А они? Теперь, когда я мысленно возвращаюсь назад, уже слишком поздно что-нибудь предпринять в этом направлении.
И сколько бы лет тебе ни было в тот момент, дети родителей, находящихся в разводе, всегда чувствуют себя виновными или обнаруживают, что кто-либо старается вызвать у них чувство вины. По моему убеждению, все, что случается между мужем и женой — разумеется, не на поверхности, а глубоко внутри, — происходит только между ними двумя; даже их дети не могут повлиять на конечный результат. Мой отец как-то сказал мне, что частью их с мамой проблемы было наличие у меня собственной семьи, в результате чего я не проводил со своими родителями достаточно много времени. Тут я задался вопросом, неужто мои прогулки с папой и наши с ним разговоры могли что-нибудь изменить? Может, мне следовало сидеть там у них в качестве связующего, удерживающего их вместе? Я не мог не думать над такими вопросами. Но у меня практически не было возможности приезжать к ним чаще, поскольку основную часть недели я проводил в Манчестере, а тот день или два, которые удавалось выкроить, мне надлежало быть с Викторией и мальчиками. Но даже если бы я уделял им больше времени, то разве, находясь рядом, я смог бы изменить ситуацию и взаимоотношения между ними? Оглядываясь назад, я так не думаю.
Даже теперь, после того как это произошло и мама с папой развелись, мне все еще трудно с этим смириться. Линн и Джоан тоже трудно. Не обязательно ставить перед собой последующий вопрос с помощью длинных слов, но в таких ситуациях он всегда встает — на чьей же ты стороне? Для меня и моих сестер тут не о чем не то что говорить, но даже думать. Они — наши родители, и ни о какой «стороне» не может быть даже речи. Но я вижу, что у них такая позиция порождает неуверенность. Им обоим очень больно и трудно чувствовать себя виновными в случившемся, и они нисколько не хотят, потеряв мужа или жену, вдобавок потерять еще и всю семью. Я помногу вижусь с мамой, поскольку она помогает нам заботиться о мальчиках, и понимаю, что папа может воспринимать это обстоятельство как некое предпочтение, отдаваемое мною маме. Думается, единственный способ когда-либо преодолеть проблему под названием «на чьей ты стороне» состоит в том, чтобы мама и папа смогли найти возможность снова общаться друг с другом, отыскали новую форму отношений, при которой между ними установится хоть немного доверия. Я от всей души надеюсь, что это произойдет.
