Александр Белов (Селидор) - Славяно-горицкая борьба. Изначалие.
Вариант орнамента и инкрустации меча Х века с типовыми русскими клеймами.
Русский воевода XIII — XVII веков в зимней одежде.
Доминирующая идея боевого искусства на примере каратэ и сечи:
[вверху] — в каратэ отсутствие оружия компенсировало специальную подготовку рук и ног бойца, силу и скорость ударов;
[внизу] — в сече численное превосходство противника побуждало бойца к непрерывности движения и максимальной заполнености пространства ударами.
На стяге Национального Клуба древнерусских ратоборств, который я имею честь возглавлять, третура берсерков, означающая: «Один со всеми; один за всех; один против всех!»
На талом, раскисшем снегу тягались полураздетые мужики. Мальчишки, стоящие рядом, привороженные и молодильным боем, и буйством мартовского солнца, и набегами еще юного бокогрея, вели заговор:
О-е, мати-матушка!
Ты, родима древица,
Ты — молодна силушка,
Буди сила-силищей!
В стороне от них бабы рядили дерево, готовясь к празднику, а по небу раскатился, ошалевший от скорой весны, буйный грачиный переполох. Четырнадцатое марта, Евдокия…
Молодильному бою сила не под стать. Это опознать нетрудно, если внимательно понаблюдать за противоборцами.
Сапоги хлюпают по талой снеговой раскисели. Тот, что покрупней и поосанистей, вот горбатится, изворачиваясь от напористых рук своего соперника:
— Не цапляй, не цапляй, не возьмешь…
Однако широким, разлапистым обхватом соперник увлекая его на себя, еще усилие… и здоровяк, кряхтя и придыхая, валится в снег. Всей спиной. Он утопает в бурлящей под ногами мартовской накипи, сопровождая свое падение буйным волнением полураздетого тела. Дыхание перехватывает. Мальчишки, стоящие рядом, не справляются со своим ребячьим восторгом. Удачливый соперник, еще не отведавший снежной каши, мнется, притопывая ногами. Сапоги расползаются по топкой склизе. Здоровяк силится встать и снова плюхается лицом, и руками, и грудью в талую воду. Он вытягивается, утопая уже с головой, и вдруг, зацепив своего противоборца за ногу, рывком обращает его в такое же положение. Мужики то и дело вскакивают и топят друг Друга в снегу.
— Будя, будя…— не выдерживает кто-то из них. Унимаясь, разбрызгивая искрящуюся воду, они предают распаленные свои телеса тулупам.
Бабьи тайнодейства сокрыты от посторонних глаз. Молодильной купелью у женщин тянут бесплодие, тянут, как злую червоточину, немоту и напасть
Поокунав как следует молодую бабенку в поплывшем, прихваченном солнцем снегостое, сельчанки валят ее в нагретую солому. Изможденное от перестуда и кровогона тело угнетается сухой и душной соломенной шубой. Забирай, забирай силушку живомерную…
Одно с другим в этот день соединимо по духу. Минет неделя, и подступит великий славянский праздник Масленица, праздник, слитый с животворными силами Природы, с ее весенним пробуждением. Размечена годовая круговерть больших и малых перемен по солнцу, по солнцу и Масленица метится, и потому сливается она с днем весеннего равноденствия. Христиане, правда, числят ее по Пасхе, но это уже иной обычай, и идея в нем не та. На Масленецу тоже борются. Борются ряженые. Вот ведь как получается — борьба вроде и не борьба, так, утехи раде, здоровья ради, да по обычаю, а ведь все-таки поединок. Конечно, победителя в нем нет. Но всегда ли только ради победы сходятся борцы? Нет, не всегда. С молодильным боем понятно, тут силушку жизнетворную «тут, здоровятся, кровь молодят. А на Маслену? На Маслену по языческим поверьям приходит молодой бог Ярило, чтоб отвести чары Мора — Мороза, вернуть Земле извечное и святое качество — материнство. Привораживают и влекут Ярилу символом, заговором, особым действиям, всем тем, что ему понятно и легко им узнаваемо. Так, сотворив малую картинку происходящих в Природе явлений, притягивают Великую силу Перемен, знаемую и чтимую в славянском сознании под образом того или иного языческого бога. Оттого и борются ряженые, что само действо борьбы и персонажи, в нем участвующие, разыгрывают сценки из Спектакля Перемен, назначая и указуя всякой силе на отведенную ей роль: Зиме — погибель скорая, Яриле — торжество.
Вот ведь как получается — поединок поединку рознь. Можно разобрать правила боя, его техническую «начинку», однако все это будет некое следствие, то есть провидение предварительной идеи. И потому исходить будем от идеи, от того, что и двигало общественным сознанием при сотворении конкретики форм и действий.
Поединок у славян соединился с тремя измерениями бытия: воинским, земледельческим и общеродовым.
Воинское начало, как правило, утилитарно. В нем большая часть усилий и забот обращается профессиональным навыком. Хотя для человека непосвященного многое в такой системе покажется причудами и театральщиной. Особенно это касается специфических степеней совершенства. Жизнь не должна быть однородной, каждый ее шаг человек стремится подчинить узнаваемости и самобытной свойственности. Отсюда и смена степеней развития обставляется пышно и как особое таинство. Таинства эти принято называть инициациями, другими словами — началом, или предварением чего-либо. Ребенок в воинских родах, родах, еще поклоняющихся языческой идее, то есть имеющих свое собственное обожествленное воинское начало, свою родовую воинскую этику и мораль, свою систему кодирования и передачи знаний, гак вот, ребенок в этих родах обращен к инициациям с младенчества. Безусловно, о важности обрядового действия здесь говорить не приходиться. Инициация в большинстве случаев — условность. Однако все то, что она собой предваряет, будет формировать мировоззрение, поведенческие нормы юноши и, безусловно, дает ему право на приобщение к профессиональному опыту своего племени.
Искусство поединка среди родового воинства Руси обожествлялось. Нашему сознанию сейчас уже не под силу распознать, в чем глубинное различие между воинственными образами славянских богов — Руевитом, Ярым, Трояном, и Перуном. Только ли родоплеменная теология разводит их, единых в своей идее? Не будем предаваться глубокомысленному разбору, поскольку он сродни рассуждениям о вкусности плодов, которые сам никогда не ел. Так или иначе, действие борьбы, поединка соединялось с тканью самого обожествленного образа или, по меньшей мере, одухотворялось им.
Соответственно, какие-то ритуальные формы посвящались самому богу, в прославлении или призывании его. Подобные поединки проводились перед великими, судьбоносными битвами, поединщики символизировали полярные силы: добро и зло. Вспомним упоминавшиеся масленичные бои ряженых для привлечения весеннего солнца. Этот же поединок часто переносился и на поле брани, предваряя битву, где каждый соперник уже представлял свой народ. Об идейном влиянии исхода подобного поединка говорит тот факт, что он иногда приносил победу одному из воинств без кровопролитной битвы. Так было в 993 году, когда киевский кожемяка выиграл сражение с печенегом, так было и в 1022 году, когда князь Мстислав Владимирович, убив в рукопашном поединке Редедю, обратил в суеверное бегство войско косогов.
Ритуальный поединок, свойственный чисто воинской культуре, прочно соединился с погребальным обрядом — тризной, переняв и само название обряда. Шумное похоронное действо пронизывает всю историю человечества, углубляясь в древний каменный век — палеолит. Поединок в данном случае призван опять же не выявлять сильнейшего, а выразить общее мнение об умершем. Чем ярче действие, тем больший статус придавался покойнику, и тем достойнее его место в загробной стране героев. Сознание народа сохранило тризну, вытеснив архаизмы и заменив погребальный курган снежной горой. До сих пор еще детвора играет в «Царя горы» и не предполагая, что стоит за этой игрой. Кстати, именно «Царем горы» обратил я когда-то внимание специалистов к проблеме славянского ритуального поединка. Было это на II Виноградовских чтениях, проводимых Академией педагогических наук. Нашлись потом и продолжатели… приписавшие идею себе, как некто Туманов из Челябинска, способности которого не позволили ему хотя бы изменить текст журнала «Клуб», впервые напечатавшего уроки славяно-горицкой борьбы.
Воинские начала состязательного боя, безусловно, не ограничиваются только ритуальными формами. Предположение здесь подкреплено здравым смыслом: рукопашная сходка — основа боя при ограниченности конных соединений, что свойственно для Древней Руси. Особая роль, стало быть, отводится навыку рукопашного боя, индивидуальной подготовленности каждого; степень подготовленности должна постоянно контролироваться, для чего и служат состязательные поединки. Вполне логично, что мастер-профессионал будет всегда стремиться к сравнению собственного уровня с тем, что чтится в иных пределах. Борьба не может являться системой, замкнутой сама на себе, ибо по идее своей она создана для противодействия, то есть для поединка, и иного критерия мастерства в ней не существует. Стало быть, есть вполне реальные основания считать, что проводились некие спортивные поединки, вовлекавшие в себя «гостей со всех концов». В этом случае возникает вполне оправданное сомнение, поскольку идея спорта не подтверждается ни летописно, ни археологически. Впрочем… не будем спешить с выводами. Если брать за основу античную модель спортивной постройки — стадион, с его каменными трибунами, тоннелями и прочей архитектурой, то действительно ничего подобного своего на Руси пока неизвестно. Но кто сказал, что нужно рассматривать здесь спорт именно как античную модель? Отсутствие каменного градостроительства, например, являлось следствием труднодоступности камня как строительного материала. Да и мореный, окаменевший Дубовый ствол, составлявший основу строительной крепи русских городищ, ничем не уступал камню, в том числе и по прочности. Другое дело — пришла мода на кирпич. Ну, так мода есть мода. Кирпич — вещь дорогая, рукотворная, на курином яйце замещенная. Его не во всякую постройку пускали. Да и почему постройка? Не проще ли собрать людей на великий холм, а у подножия провести состязание? Ведь достоверно известно (например, из структурного анализа грунта), что возле великих холмов таких, как Медвежья гора близ Кашина, в древности бывало большое скопление народа. Конечно, это лишь предположение, но, думаю, оно может дать хороший толчок к результативной исследовательской работе.
