Василий Панов - Капабланка
Те, кто хотят совершенствоваться, должны смотреть на свои проигрыши как на уроки и учиться по ним: чего избегать в будущем. Надо также быть решительным! Если вы считаете, что ход хорош, делайте его! Опыт — лучший учитель. Многие, задумав маневр и считая его хорошим, боятся проводить его в жизнь. Напрасно! Надо без колебаний делать то, что кажется хорошим и правильным".
Капабланка подчеркивал: «Если задумали определенный план, надо проводить его неукоснительно».
О новаторстве и плановости игры Капабланки Рихард Рети писал в своей известной книжечке «Новые идеи в шахматной игре»: «Вдумываясь в партии Капабланки, я наконец понял, что он... следует принципу: в каждом положении руководиться планом, соответствующим данной позиции. Каждый ход, который не способствует плану, есть потеря темпа, даже в том случае, если он развивает фигуру».
Практическое приложение всех этих творческих и спортивных принципов к конкретной стратегической обстановке читатель найдет в приводимых ниже избранных партиях Капабланки.
Взгляды на шахматное искусство, творческие установки Капабланки, его замечательные партии и в наше время нисколько не устарели и ныне являются ценнейшим пособием для работы шахматиста любой силы над самосовершенствованием.
Экс-чемпионы мира Смыслов и Петросян и многие другие советские гроссмейстеры, сильнейшие зарубежные шахматисты — многократный чемпион США Роберт Фишер и «звезда венгерских шахмат» Лайош Портиш и другие, чемпион мира среди юношей Анатолий Карпов, двадцатилетний чемпион Москвы 1970 г. Юрий Балашов, «надежда» бразильских шахматистов Энрико Мекинг — испытали сильнейшее творческое влияние игры Капабланки и в какой-то степени являются учениками и последователями гениального кубинца.
Но нельзя обойти молчанием одну ошибочную спортивную установку Капабланки, которая была мало ощутима в зените его славы, но потом все больше и больше давала себя знать. Он явно недооценивал роль психологического элемента в шахматной борьбе — в противоположность великому спортивному психологу Ласкеру. В одном выступлении в Ленинграде Капабланка заявил: «Когда садишься за партию, надо думать только о позиции, но не о противнике. Рассматривать ли шахматы как науку, или искусство, или спорт, все равно психология к ним не имеет никакого отношения и только стоит на пути к настоящим шахматам».
Это, конечно, неправильно. Творческая личность противника, его вкусы, теоретические взгляды, дебютный репертуар уже давно учитываются мастерами и гроссмейстерами при подготовке к встрече на турнире или в матче с тем или иным противником. Да и сам Капабланка не раз становился жертвой такой психологической подготовки коварного партнера.
НЕУДАЧНЫЕ ПЕРЕГОВОРЫ О МАТЧЕ С ЛАСКЕРОМ
По окончании турнира в Сан-Себастьяне Капабланка совершил небольшое турне по Германии, а затем отправился на длительные гастроли в Южную Америку.
Оттуда Капабланка снова приехал в Европу и совершил гастрольную поездку, давая сеансы одновременной игры и встречаясь в показательных партиях с сильнейшими шахматистами Голландии, Германии, Дании, Австро-Венгрии, Франции и Англии. Из Англии Капабланка отплыл на Кубу.
В конце 1911 г. он отправил чемпиону мира Эмануилу Ласкеру, находившемуся в США, официальный вызов на матч за мировое первенство. Для Ласкера вызов, конечно, не был неожиданностью, но на него, видимо, произвела сильное впечатление новаторская и блестящая игра кубинца, и он отнесся к вызову без всякого энтузиазма и подлинного желания вступить в борьбу.
Перед тем как излагать обстоятельства переговоров между чемпионом мира и наиболее опасным претендентом на это звание, надо коснуться основной причины, почему эти переговоры всегда представляли тяжелую и длительную процедуру и неизменно вели к резкому ухудшению личных взаимоотношений между соперниками. Так было между Стейницем и Ласкером, между Ласкером и Капабланкой, между Капабланкой и Алехиным, между Алехиным и Эйве.
Этой причиной были деньги, золото, Желтый Дьявол, по образному выражению Горького.
Конечно, мироощущение шахматных чемпионов определяло отнюдь не стремление к «наживе», тем более что самые высокие заработки у знаменитых шахматистов были гораздо меньше, чем у мастеров других видов искусства. Нет! Для великого шахматиста важнейшим жизненным стимулом были не деньги, а предельно яркое выражение своего дарования и связанная с этим слава! Слава побед в турнирах и матчах, завоевание новых лавров, восхищение современников во всех странах мира, гордое убеждение, что он — самый могучий и талантливый из всех шахматных корифеев, и прежде всего — радость творчества!
Но увы! Чемпионы мира по шахматам жили не на сказочной планете Икс, где можно питаться утреннею росою и цветочною пыльцою, а в суровом, жестоком, беспощадном капиталистическом обществе, где ценность человека измерялась только способностью «делать деньги», умением выгодно продать свой мозг или свое тело. Не случайно в американском быту общепринята, например, оценка дельца: «Он стоит десять миллионов долларов» — или оценка красавицы: «Она выглядит как миллион долларов».
Немудрено, что в глазах буржуазного обывателя, не видевшего особой разницы между шахматами и домино, чемпион мира по шахматам «стоил» чего-то лишь до тех пор, пока он удерживал свое звание, а после его утраты «котировался» куда дешевле. Поэтому такая сенсация, как проигрыш матча на мировое первенство, представляла собою жестокий удар не только по самолюбию и авторитету побежденного чемпиона, но и по его карману и ставила под угрозу все его будущее. А еще бессмертный Бальзак сказал, что «раны самолюбия неизлечимы, если разбередить их денежной кислотой».
Что такое «чемпион мира»? Это блестящий шахматист, человек, завоевавший огромную славу, первый из немногих избранных, в котором нуждаются и устроители шахматных турниров, и шахматная публика всех стран мира.
Что такое «экс-чемпион мира»? Это блестящий шахматист, человек, завоевавший огромную славу, один из немногих избранных, в котором никто особенно не нуждается и без которого сравнительно легко обойтись.
Учтем и разницу между шахматным маэстро и деятелем любого другого вида искусства. Есть много замечательных артистов, художников, скульпторов, певцов, писателей, музыкантов, которые в равной степени пользуются любовью публики и материальным успехом, и, например, художнику или певцу вовсе не обязательно доказывать, что он лучше своих коллег. Иначе обстоит дело в шахматах и вообще в спорте. Там мало отлично играть, а надо непременно публично превзойти соперника и, следовательно, невольно поставить под угрозу его средства к жизни.
Все это, конечно, относится лишь к условиям капиталистического строя. В Советском Союзе и других социалистических странах спортивное соперничество развивается в рамке тщательно продуманных норм и традиций, и при отсутствии власти Желтого Дьявола потеря чемпионства материально ничем не грозит.
В капиталистическом же обществе, где человек человеку — волк, деньги и в спорте решают все, а бессребреники в любом виде искусства, как бы они ни были прославлены в свое время, в жестокой атмосфере капитализма часто — о, как часто! — кончали жизнь в нищете, а то и самоубийством, как, например, многократный чемпион Англии Фред Ейтс или немецкий маэстро Рудольф Свидерский.
Ласкер все это прекрасно понимал и с первых же лет своего чемпионства при получении приглашения на турнир всегда требовал экстра-гонорар, то есть вдобавок к призам еще значительную сумму. И ему ее давали, так как имя Ласкера и вообще любого чемпиона мира было магнитом, который притягивал публику, что часто окупало расходы по организации турнира.
Ласкер впервые стал требовать очень большую сумму и при вызовах на матч за мировое первенство.
Его часто упрекали за эти требования, обвиняли в алчности, рвачестве, говорили, что из-за них срываются задуманные соревнования и пр. Но справедливы ли были такие упреки? Сам Ласкер убедительно возражал так:
«Я был готов играть матч с любым претендентом, лишь бы шахматный мир пожелал видеть этот матч и готов был подтвердить это желание не только словами, но и жертвами со своей стороны (т. е. достойно финансировать соревнование. — В. П.). Я отнюдь, конечно, не желал быть объектом эксплуатации. Мне угрожала участь шахматистов, которые либо умирали с голоду, как Кизерицкий, Цукерторт, Мэкензи, либо, подобно Пильсбери и Стейницу, попадали на общественное призрение и, опустившиеся, в душевном расстройстве, кончали свою жизнь в больнице. Я готов был отдать мое искусство и мысль шахматному миру и тем оживить его, содействуя развитию игры, но я требовал, чтобы он взял на себя ответственность за это и нес ее до конца».
Ласкер был прав! К его скорбному синодику знаменитых некогда шахматистов можно прибавить десятки имен, и прежде всего — имя великого русского шахматиста Чигорина, к концу жизни лишившегося всякой общественной поддержки и умершего покинутым, в нужде.
