Валерий Харламов - Моя автобиография. Три начала
Другими словами, работа, да и судьба молодого тренера зависели от игры ведущего звена. Так мог ли в этой ситуации тренер решиться противопоставить себя в чем-то лидерам? Тем более зная, например, характер моего друга Володи Петрова. Скорее всего, Локтев поступал практически верно, избегая ссор с ведущими хоккеистами, стараясь опираться на их помощь и привлекая лидеров к работе в тренерском совете команды.
Локтев много разговаривал с Петровым, возможно, они и спорили о чем-то, я не расспрашивал Володю об этих длительных дискуссиях, но перед командой они выступали с единой точкой зрения. Поскольку с Петровым и Михайловым считались как с равными, это подстегивало моих партнеров, заставляло их работать настойчиво и целеустремленно. Они и ребят увлекали, убеждали не подводить тренера.
Конечно же, Константин Борисович ругал нас за плохую игру, корил за промахи, но в конфликт входить все-таки не рисковал — могло получиться ведь и так, что возник бы неразрешимый вопрос: или мы, или он. При Тарасове такие мотивы не появлялись, старший тренер армейцев мог спокойно обойтись и без нас: тогда звено Анатолия Фирсова было в силах переиграть не только любой наш клуб, но и, пожалуй, любую сборную, приезжающую на очередной чемпионат мира. Теперь же, когда звено Петрова стало костяком в ЦСКА и сборной, скорее всего, именно мы могли бы одержать верх, наше мнение ныне имело решающий вес. Особенно в тех случаях, когда ни у кого из нас не было никаких «завалов», когда никто ни в чем дурном замечен не был. Поэтому Локтев принужден был лавировать.
Но я обратился к возможной критической ситуации, к конфликту, который мог бы омрачить жизнь команды. Ничего подобного в ЦСКА не произошло, и взаимных неудовольствий не возникало.
Гораздо важнее проблемы отношений в команде на «мирной» основе.
Я убежден, что если мастер тренируется честно, играет хорошо и ни в чем не подводит ни команду, ни тренера, то тренер должен считаться с этим хоккеистом, прислушиваться к его точке зрения: с годами опыт накапливается немалый, и спортсмен, не исключено, может увидеть и то, что не видит наставник команды.
Стремиться к созданию доброжелательных, товарищеских отношений в команде должны, очевидно, и старшие, и младшие. И все же решающее слово остается за тренером. И в силу его служебного положения, и потому, что он старше, опытнее, мудрее. Я думаю, что тренер всегда в состоянии найти ключ к каждому своему подопечному. И если все-таки вскипают страсти, если команду лихорадит, то главная вина за это падает на тренера. И когда пожар потушить уже невозможно, пусть наставник посмотрит, во всем ли он был прав.
Не утверждаю, что это правильно или тем более разумно, скорее всего, положение должно быть иным, но практически такое случается: ведущие игроки, два или три, могут сказать: «Мы не хотим играть с этим тренером, хотим с тем-то и тем-то», — и руководство клуба к пожеланию (или к капризу) ведущих мастеров прислушается. Судьба тренера печальна.
Снова и снова повторяю, что такое решение конфликта неверно, непедагогично, оно поощряет тех хоккеистов или футболистов, которые свои личные интересы ставят выше интересов коллектива, но пусть эти ситуации послужат тревожным звонком для всех тренеров, в том числе и самых благополучных и преуспевающих: стало быть, их коллеги что-то упустили, проглядели, что-то неверно оценили, без уважения отнеслись к своим подопечным.
Я, к счастью, работал только с теми тренерами, которые хорошо понимают психологию спортсмена. Спортивные наставники, которые приходили к нам «на новенького», не спешили, как правило, с реформами, с ломкой устоявшихся норм и традиций жизни ЦСКА, свою линию они проводили постепенно, и потому получалось так, что игроки их поддерживали.
Когда же наставниками армейцев становились недавние наши партнеры, то здесь неизменно возникала одна проблема — понять друг друга. Мы хорошо знали нового тренера, знали и сильные, и слабые его стороны, он знал все наши минусы, и успех дела зависел от обоюдного желания найти общий язык. Требовалось взаимное уважение, и, кажется, мы его находили.
Принято, что с более опытных, сложившихся игроков спрашивают строже. Я понимаю эту точку зрения. Но не всегда с ней согласен. Почему молодым прощается больше, чем ветеранам? Если не в молодости спрашивать с игрока, то когда же? С нас строго спрашивали за все промахи и ошибки с первых дней, может быть, потому мы и научились чему-то. Если же с молодого не спрашивают сегодня, то ведь тогда и завтра спросить будет трудно: он не приучен к этому спросу, к повышенным требованиям, к максимальным требованиям.
Давно подмечено, что при любом тренере — и новом, и старом, и опытном, и начинающем — играют лучше те, кто привык серьезно относиться к делу, кого к этому приучали долгие годы. Тарасов повышенной своей придирчивостью приучил нас работать старательно, чтобы не давать повода для критики. Потому мы и сейчас играем так, чтобы пальцами в нас не тыкали.
К ветеранам команды надо относиться с уважением — мысль эта, разумеется, не нова. И не только на льду, но и в быту, и в жизни, если говорить шире. Уважать я призываю не только и не столько мастерство, сколько возраст, вклад партнера в успехи команды, пусть и не сегодняшний вклад, а вчерашний или позавчерашний.
Не нужны крайности — опасна наглость молодых, но не нужно и заискивание, слишком подобострастные отношения, «старикам» и не требуется вовсе, чтобы молодые перед ними ходили на задних лапках.
Хоккейная команда — такой же обычный коллектив, как и тысячи других. Как заводская бригада. Как студенческая группа. Как школьный класс. И если на заводе начинающий рабочий, выпускник ПТУ, уважает старшего товарища, наставника, то и в спорте отношения должны строиться точно так же.
Не столь принципиально, как обращаются молодые к этому заводскому наставнику — просто или по имени и отчеству, важно отношение уважительное, важно взаимопонимание старших и младших.
Когда я пришел в команду ЦСКА, где было много игроков великих и прославленных, все там называли друг друга по имени, только Александра Рагулина именовали Палычем да Вениамина Александрова дядей Веней. Так Александрова называли даже не столько дебютанты, сколько его сверстники: видимо, производила впечатление ранняя лысина этого выдающегося форварда.
Во время игры некогда назвать партнера по имени и отчеству, пока выкрикнешь «Вениамин Вениаминович!», соперник успеет подъехать к тебе. А быстро крикнешь «Вовка!» или «Толя!», и шайба прилетит к тебе вовремя, пока рядом никого нет.
Уважать человека, который старше тебя, который больше прожил в команде, просто необходимо, если хотим мы создать внутри коллектива атмосферу дружескую и творческую, если хотим создать то настроение, которое и позволяет команде бороться до конца, не опускать руки и в самой трудной ситуации.
Это уважение может проявляться по-разному. И в том, что прислушиваешься к мнению ветерана, и в том, что раньше старшего по возрасту партнера по нападению помчишься при потере шайбы назад, в оборону, на помощь защитникам, и в том, наконец, что уступишь Цыганкову или Михайлову место в автобусе, если не все могут сесть.
У нас обычно много лет подряд у каждого в автобусе свое место, и когда приходят молодые, им объясняют, подсказывают, что это, мол, место Викулова, а это Третьяка или Лутченко. Петров и Михайлов сидят впереди, я — на одном из последних рядов, кто где привык, как досталось от старших. Это ведь не только традиция, но и примета. Однако иной дебютант начинает спорить, доказывать, что здесь не плацкартные места, проданные заранее, и бубнит, и бубнит, доказывая свое. Махнешь рукой, пусть сидит, может, потом поймет, что к чему.
Не нравятся мне эти новички, которые, когда сунешь им пальчик, чтобы помочь удержаться, тут же откусят руку по локоть. И если одного новичка просишь помочь захватить клюшку, то к другому и обращаться неохота. Лучше Володю или Бориса попрошу — те не видят в этом ничего предосудительного, знают, что в следующий раз я захвачу амуницию партнеров или что-то за них сделаю.
В ЦСКА давние традиции доброжелательного отношения к молодежи. Это расположение ветеранов к молодым я сам почувствовал когда-то много лет назад, хотя, может быть, в то время соперничество за право попасть в основной состав было острее. Конечно же, ветераны понимали, что младшие спешат им на смену, но тем не менее они помогали новичкам окрепнуть, поверить в свои силы. Вениамин Александров опекал и Бориса Михайлова, и Володю Петрова, и меня, хотя именно мы, он это знал, скорее всего, и займем его место.
Но помощь и опека — это вовсе не создание тепличных условий новичкам.
Не думаю, что молодым нужно потакать во всем. Пример Бориса Александрова напоминает нам об этом. Не молодые тренеры Локтев или Фирсов, но сам Тарасов к нему относился слишком мягко. Понравился Борис Анатолию Владимировичу своей одаренностью, вот и делали тренеры ему поблажки, многое, слишком многое прощали.
