Василий Панов - Рыцарь бедный
Но самой блестящей его идеей было привлечь к разработке своего гамбита Чигорина как крупнейшего специалиста в области гамбитов, победителя гамбитного турнира, и хорошо знакомого ему Ласкера, с которым он познакомился, когда чемпион мира гастролировал в США. Интересно, что еще 16 ноября 1900 года в Лондоне состоялась консультационная партия, игранная гамбитом Райса. Белыми играли «союзники» Ласкер и Райс, черными – Мароци и Гоффер. Выиграли белые, и это еще больше окрылило почтенного профессора-бизнесмена.
В «Новом времени» в июне 1903 года, вскоре после окончания гамбитного турнира в Вене, появилось следующее сообщение Чигорина:
«Вчера я получил от г. Эм. Ласкера письмо, которое привожу в извлечении.
„Известный вам профессор И. Райс очень желал бы, чтобы мы совместно исследовали практически одно положение, получающееся в гамбите Райса после 14-го хода белых. Мы сыграем шесть партий, играя их через день. Местом для нашего состязания, которое должно состояться между 16 июля и 1 августа нового стиля, предлагается Остенде или другой европейский купальный курорт. На наши расходы г. Райс ассигнует по 300 долларов (около 600 рублей) каждому.
Нью-Йорк. 4 июня 1903 г. Эм. Ласкер“.
Это лестное для меня предложение, разумеется, мною принято», – сообщил чемпион России.
Правда, Чигорин довольно скептически относился к новорожденному дебюту и к замыслу Райса окрестить дебют своим именем: «И жития-то „гамбиту“ всего-то без году неделя, – еще до письма Ласкера писал он. – Если вариант гамбита Кизерицкого именуют „гамбитом Райса“, то следует и в этом гамбите какой-нибудь вариант с „новооткрытым“ пожертвованием именовать тоже особо».
Но Михаил Иванович принял предложение Райса, за что его нельзя упрекать, так как, во-первых, это все-таки был поединок с чемпионом мира, во-вторых, это была возможность подышать свежим морским воздухом и несколько дней отдохнуть перед намечавшимся трудным чемпионатом России, в-третьих, Райс платил щедро, а Чигорин нуждался, в-четвертых (и это самое главное!), Чигорин брал гонорар не за фальсифицированную партию с Дадьяном Мингрельским или Райсом, а за напряженный аналитический труд.
Любопытно, как четверть века спустя Алехин отозвался о жертве коня, предложенной Райсом. «Она не имеет теоретического значения, – писал преемник Чигорина, – так как черные на восьмом ходу могут путем рокировки перейти в небезвыгодный для них вариант настоящего гамбита Кизерицкого или без большой опасности для себя взять коня, как это уже доказано многочисленными исследованиями (и прежде всего матчем Ласкер – Чигорин! – В. П.). Несмотря на это, – продолжал Алехин, – предложение Райса все же представляет интерес, так как ведет к исключительно сложным положениям и тем дает повод к поучительным аналитическим изысканиям, для которых особенно пригодны партии по переписке».
Итак, «гамбиту Райса», как оригинальному дебюту, была грош цена, но американскому миллионеру, возжаждавшему славы шахматного теоретика, он обошелся в тысячи долларов, которые были им брошены для исследования и рекламы его «изобретения». Душа фанатика – загадка!
Впрочем, нельзя Райса ставить на одну доску с фальсификатором и самодуром Дадьяном Мингрельским. Райс не присваивал себе чужих анализов, а просто хотел доказать правильность своей стратегической идеи – жертвы коня исследованиями крупнейших авторитетов. По обычной практике американских миллионеров, Райс просто «покупал чужие мозги». Райс, образно выражаясь, хотел, не крадучись, обманным путем, по методу Дадьяна Мингрельского, пробраться яко тать в нощи в шахматный Пантеон, а хотел въехать туда торжественно, при всем честном народе, под звуки бубен и литавр, в золотой карете, в упряжке которой были бы Чигорин и Ласкер, под купеческим лозунгом: «Знай наших!»
Аналитический матч Ласкер – Чигорин проходил с 3 по 14 августа 1903 года на английском курорте Брайтоне и закончился победой чемпиона России со счетом +2, –1, =3.
Как видно из письма Ласкера, исследование «гамбита Райса» к моменту встречи корифеев уже далеко шагнуло вперед. Были найдены и многократно проверены лучшие ходы за белых и за черных после жертвы фигуры на восьмом ходу, – вплоть до четырнадцатого хода черных, так что Чигорину и Ласкеру приходилось начинать игру с очень поздней дебютной позиции.
Все партии, по желанию Райса, Ласкер играл белыми, а Чигорин – черными. Одно это условие свидетельствовало о том, как Райс слабо разбирался в шахматах. Он не понимал даже собственных интересов! Ведь чтобы «гамбит Райса» оправдал себя и вошел полноправным членом в семью гамбитов, надо было доказать, что белые взамен пожертвованного коня получают неотразимую атаку. Райс по-обывательски рассудил, что, стало быть, белыми все партии должен играть чемпион мира как сильнейший. На самом же деле белыми следовало играть именно Чигорину, непревзойденному мастеру атаки.
Спустя несколько недель после победы над Ласкером Чигорин отправился в Киев на Третий всероссийский турнир, но по дороге на два дня остановился в Москве. Михаил Иванович был встревожен тем, что на этот раз в первенстве империи от его любимого города – древней русской столицы участвовал только один представитель, да и то только что переехавший в Москву из Петербурга. Это был некий Владимир Юревич, широко известный в столице как типичный представитель петербургской богемы, сильный шахматный профессионал, наряду с ежевечерним «дежурством» у «Доминика» редактировавший шахматные отделы в газете «Новости» и в журнале «Живописное обозрение».
Однако, несмотря на уговоры Чигорина, от Москвы почему-то больше никто в турнире не стал участвовать. Только неутомимый Бобров поехал в Киев в качестве члена организационного комитета и корреспондента собственного журнала «Шахматное обозрение».
Троекратный чемпион РоссииТретий всероссийский турнир, проходивший в Киеве в сентябре 1903 года, собрал сильный и разнообразный состав, свидетельствующий, насколько далеко за четыре года шагнуло шахматное движение в стране. Кроме представителей Петербурга, Москвы и «хозяев поля», в турнире участвовали шахматисты еще семи городов.
Среди девятнадцати участников чемпионата было только два старика – Чигорин и Шифферс, которым предстояло встретиться с целой плеядой молодых талантливых шахматистов, возглавлявшейся только что получившим звание маэстро от Германского шахматного союза Осипом Бернштейном. Он выступал в турнире как представитель Житомира, но на самом деле приехал из Берлина, где учился на юридическом факультете местного университета. Бернштейна расценивали как главного конкурента Чигорина.
Опасными противниками были Юревич, Левитский, Дуз-Хотимирский, Абрам Рабинович и два представителя шахматного центра – Лодзи: опытный шахматист Георгий Сальве и начинающая знаменитость, в будущем – крупнейший международный гроссмейстер и чемпион России (после смерти Чигорина) двадцатилетний Акиба Рубинштейн, который познакомился с шахматами лишь за четыре года до этого, да и то чисто случайно.
Бедному приказчику в местечке Стависки как-то попался учебник шахматной игры на древнееврейском языке. Юный Акиба изучил основы игры, потом поехал в Лодзь и там вызвал на матч местного чемпиона Сальве. Они сыграли семнадцать партий. Каждый выиграл по шесть партий при пяти ничьих. Восхищенный Сальве рекомендовал Рубинштейна устроителям Третьего всероссийского турнира, и это соревнование лучших шахматистов России явилось лишь вторым серьезным испытанием для Рубинштейна.
Будущие крупные мастера, а пока что зеленая молодежь: Левитский, Рубинштейн, Дуз-Хотимирский, Рабинович, Зноско-Боровский относились к Михаилу Ивановичу с глубоким уважением, как к наставнику и учителю.
Типичные же представители богемы, мелкие шахматные профессионалы Лебедев и Юревич вели себя по отношению к Чигорину неуважительно и порой даже вызывающе.
Да и не только к нему, но и к другим участникам и даже… к шахматному искусству вообще! Сильный и интересный чемпионат России был омрачен таким печальным «подвигом» двух друзей. Назначен был приз за самую красивую партию турнира. Лебедев и Юревич в ночной тиши сочинили фальшивку со многими «эффектными» комбинациями и жертвами, а потом торжественно разыграли ее на турнире. Руководители турнира, несмотря на протесты остальных участников, все же выдали Юревичу приз за красоту игры, – дабы не выносить сора из избы, и тот по-братски поделил его с Лебедевым.
Позже Михаил Иванович по просьбе читателей «Нового времени», прослышавших о некрасивой истории, напечатал эту «партию» со своими комментариями, разоблачавшими фиктивность «красивых» замыслов партнеров. Особенно убийственно прозвучало вводное примечание: «Это начало будущей „блестящей партии“ предупредительно показывали мне за несколько дней до того, как она была сыграна».
