Елена Озерецкая - Олимпийские игры
— Каллий! Каллий! — в ужасе кричал Лин, пряча лицо на плече брата.
— Тише, мальчик, тише, — успокаивал Каллий, сам взволнованный до глубины души.
— Сегодня еще не так плохо! — вмешался опять старик. — Все-таки из десяти пятеро уцелели. А две Олимпиады назад в живых остался только один!
— Но ведь так бывает не всегда, — сдержанно возразил Каллий, глядя на перепуганного братишку.
— Нет, конечно, — спокойно ответил старик. — Я помню немало бегов и с благополучным исходом…
— Пойдем скорее, Лин, — сказал Каллий, — пора на стадион. Сегодня во второй половине дня начинаются состязания по пятиборью. Пожелай мне счастья, братишка…
Олимпийский стадион находился очень близко от ипподрома, у южных отрогов холма Кронос. С одной стороны места для зрителей были устроены на естественном горном склоне, с другой — на специально сделанной насыпи. Здесь, как и на ипподроме, все места были заняты еще до рассвета, но для Лина сберегли местечко друзья Каллия.
— Видишь медные статуи вон там, в углу? — спросил Теллеас.
— Вижу. А что это за статуи?
— Они поставлены на штрафные деньги. Если атлет опоздал или употреблял неправильные приемы, с него брали штраф. На каждой статуе написано, кого оштрафовали и за что. Но дело не в этом. Около статуй подземный вход на стадион. Смотри внимательно, все выйдут оттуда…
Первыми торжественно шли распорядители. Одетые в пурпур, с лавровыми венками на головах, они важно занимали предназначенные для них места. За распорядителями показались атлеты. Медленно, один за другим, сохраняя определенную дистанцию, они обходили круг стадиона, а глашатай объявлял имя каждого из них, имя его отца и город, гражданином которого он был.
— Вот и наш Каллий! — закричали юноши. — Каллий, Каллий, мы приветствуем тебя!
— Каллий, Каллий! — кричал и Лин. Впрочем, кричали все зрители. Ведь у каждого был среди участников или земляк, или родственник. Но глашатай поднял руку, и все стихло.
— Спрашиваю всех вас, собравшихся здесь, — громко сказал глашатай, — нет ли возражений или отводов против участия кого-либо из допущенных к состязаниям? Если кто-нибудь из вас знает дурное об атлете, пусть скажет!
Трижды повторил глашатай эти слова, но зрители отвечали только приветственными возгласами, и атлеты вошли в специальное помещение, чтобы раздеться и натереться маслом. Выйдя снова, уже обнаженными, они приступили к жеребьевке.
Двадцать участников бега разделились по жребию на группы из четырех человек, и победитель получал право участия в окончательном состязании. Таким образом, когда бег всех пяти четверок заканчивался, в финал выходило пятеро победителей, которые должны были оспаривать звание олимпионика, состязаясь между собой.
Вытащив из серебряной кружки распорядителя маленькие, с боб величиной, жребии с надписями, четверо атлетов выстроились у старта беговой дорожки. Каллий попал в первую четверку.
— Занять место нога к ноге! — закричал глашатай.
Бегуны поставили ноги ступня к ступне между специальными желобками, сделанными в нескольких сантиметрах друг от друга, и замерли. Это исходное положение было очень неудобным, но олимпийские правила славились своей суровостью. «Того, кто стартует слишком рано, надо бить», — гласило одно из них, и значение желобков состояло в том, чтобы затруднить нарушение правил при старте. Судьи стояли наготове, держа в руках солидные рогатины…
Затаив дыхание, напряженно ждали сигнала и участники, и зрители. Пропела труба, и бегуны рванулись вперед. Дистанция равнялась одной стадии, то есть 183 метрам, но бежать приходилось по глубокому песку. Снова поднялся многоголосый крик. Кричали, подбадривая себя, бегуны, кричали им в ответ зрители, и атлеты мчались с непостижимой быстротой.
— Каллий, Каллий! — надрывался Лин.
Он весь дрожал от волнения. Да и все на стадионе волновались не меньше мальчика. Яростные болельщики кричали, махали своим друзьям и любимцам, вскакивали с мест, размахивали плащами, обнимали соседей или ссорились с ними.
Как молния промчался Каллий мимо своих друзей и первым достиг финишного столба. Грудь юноши тяжело вздымалась.
— Каллий победил! Каллий прибежал первым! — в восторге кричал Лин.
— Он бежал прекрасно. — серьезно ответил Теллеас. — Но самое трудное еще впереди. Ведь ему предстоит состязаться с лучшими из лучших!
Еще четыре раза выстраивались у старта. Еще четырежды захлебывались от восторга зрители, приветствуя победителя.
И наконец, на поле осталось только пять человек. Кто из них станет первым олимпиоником? Кому суждена победа?
Лин со страхом смотрел на четверых юношей. Все они далеко опередили соперников, каждый в своей четверке, и все они выглядели такими могучими, что стройный Каллий казался хрупким рядом с ними. Удастся ли ему победить их!
— Какие атлеты! — крикнул кто-то среди наступившей напряженной тишины.
В пятый раз пропела труба. Пять бронзовых тел так молниеносно рванулись вперед, что судьи с рогатинами поспешно отскочили от стартовой линии. И сразу же, к ужасу Лина, Каллия опередил Феаген — самый опасный из соперников, Феаген, о котором рассказывали, что он обгоняет зайцев.
— Феаген!
— Феаген! — кричали зрители.
— Что же это, Ликон? — задохнулся Лин, судорожно ухватившись за руку юноши.
— Ничего еще не известно! — пытался успокоить его Ликон, который сам весь дрожал от волнения и страха за друга.
— Феаген! Феаген! — звенели в ушах Лина крики зрителей. Он закрыл глаза руками, чтобы не видеть поражения брата. Но вдруг…
— Каллий! Каллий! — услышал мальчик и опустил руки.
— Феаген!
— Каллий!
— Феаген!
Стадион неистовствовал. Каллий и Феаген бежали рядом, но ежесекундно то один, то другой вырывался вперед. Сердце Лина билось с такой силой, что удары его отдавались во всем теле.
— Феаген!
— Каллий!
— Феаген! Феаген!
До финиша оставалось совсем немного, когда Феаген заметно обошел Каллия.
Казалось, исход борьбы уже предрешен, и слезы невольно выступили на глазах Лина.
Но внезапно отчаянным броском Каллий рванулся вперед и, оставив позади Феагена на последних нескольких метрах дистанции, первым пересек финишную линию.
— Победил Каллий, сын Арифрона, афинянин! — громко объявил, выйдя на середину стадиона, глашатай.
— Подойди ко мне, сын мой! — сказал почтенный, пожилой распорядитель.
Каллий почтительно склонил перед ним голову, и распорядитель возложил на потемневшие от пота волосы венок из веток дикой оливы, срезанных золотым серпом с дерева, которое росло у храма Зевса.
Друзья, земляки, знакомые и незнакомые поклонники с громкими приветственными криками бросились к новому олимпионику. Они окружили его, засыпали цветами и, наконец, торжественно понесли на руках к помещению атлетов, где он должен был немного отдохнуть и приготовиться к следующему состязанию.
Лин хотел остаться с братом, но тренер бесцеремонно выставил всех вон.
— Молодец, Каллий! Молодец! — восторженно сказал Ликон. — Он достойный преемник Фиддипида, Агея и Лады. Ты, конечно, знаешь о них, Лин?
— Н-нет, — неуверенно ответил мальчик.
— Вот так так! Брат олимпионика не знает знаменитых олимпиоников!
— Расскажем ему! — предложил Датон. — Говори, Теллеас!
— Ну, слушай, Лин. Фиддипид пробежал за два дня от Афин до Спарты. Агей, когда победил в беге здесь, на Олимпийских играх, сбегал домой в Аргос, рассказал там о своей победе, а ночью вернулся в Олимпию, чтобы участвовать в соревнованиях следующего дня. А Лада пробежал дистанцию с такой быстротой, что у него даже не оказалось соперников. Он обогнал всех больше чем вдвое.
— Ты, конечно, видел статую Лады, работы знаменитого скульптора Мирона? — вмешался Ликон.
— Кажется, видел…
— Кажется! Ему кажется! — возмутился Теллеас. — А ты знаешь, что зта статуя своей красотой вдохновляет поэтов, Вот послушай, какие чудесные стихи написал о ней один из них:
Словно в эфире парящий ногами, стремится он к цели,
Сильно вздымается грудь, верой в победу полна…
Вот таким-то тебя здесь поставил, Лада, сам Мирон.
Легкий, как воздух, летишь с поднятой вверх головой.
Полон надежды ты. Губы чуть тронуты свежим дыханьем.
Жажда к победе в груди взносит желания вверх.
Вот он, легкий, как воздух, сейчас с пьедестала соскочит,
Чтобы венок получить… Он не из камня — живой!
— Тише! — прервал Теллеаса Датон. — Служители уже выровняли землю в скамме, а вот идут и флейтисты!
Углубление длиной более пятнадцати метров, в которое прыгали на Олимпийских играх, называлось скаммой. На тщательно выровненной, мягкой земле ясно отпечатывались следы ног, и если по отпечаткам было видно, что одна нога ступила впереди другой, прыжок не засчитывался.