Сергей Белов - ДВИЖЕНИЕ ВВЕРХ
Течение времени вдруг останавливается. Пропадает ощущение пространства. Ревущие трибуны и беснующаяся американская скамейка исчезают. Я, Сергей Белов, 28 лет, офицер Советской Армии, сибиряк с петербургскими корнями. Какое все это имеет значение сейчас, когда я оказался в этой точке мироздания, за которой — либо слава, либо небытие?
За моими плечами — 16 лет занятий баскетболом, выращенная с детства страсть к победе и олимпийская мечта, тысячи часов тренировок, миллионы бросков, сотни игр, в которых я сжигал миллиарды нервных клеток. Позади — три выигранных чемпионата Европы и один чемпионат мира, победы над самыми разными соперниками. Позади — неудачный олимпийский дебют в Мехико. Позади — тяжелейший олимпийский цикл и восемь очень разных, но выигранных игр в Мюнхене, которые привели нас сюда, в этот кипящий, как котел, зал «Баскетболхалле», где разыгрывается золото Олимпиады, и у моей страны впервые есть реальный шанс это золото выиграть. Есть или был?..
За моими плечами — 19 очков, добытых для моей команды в этом олимпийском финале. Большинство из них набраны дальними бросками, которые, как кинжал, ранили хваленых напыщенных американцев и уже почти добили их. Бросками, убийственная точность которых обеспечена литрами пота, пролитого на тренировках, сотнями километров кроссов, тоннами железа, поднятого в зале штанги, пока я — один из немногих — закачивал ноги для своего знаменитого броска в прыжке.
В 1968-м на Олимпиаде в Мексике я был, несмотря на наличие выигранных годом ранее титулов чемпиона мира и чемпиона Европы, все-таки новичком сборной. За прошедшие четыре года, которые я провел от первого до последнего дня в советском суперклубе ЦСКА и сборной Союза, я стал четырехкратным чемпионом СССР, двукратным обладателем Кубка европейских чемпионов, победителем Всемирной универсиады, еще дважды вместе с товарищами по сборной стал чемпионом Европы, выиграл бронзовые медали и звание лучшего игрока на чемпионате мира 1970 года. Я стал не просто неотъемлемым звеном знаменитой «Красной Машины», а одним из ее важнейших элементов.
Тренеры сборной, как бы им ни было сложно иметь дело с моим неуступчивым характером и манерой игры, стали полностью доверять мне. При всей не простоте моих отношений с Александром Яковлевичем Гомельским, основным и незаменимым игроком сборной я стал под его руководством. Смена тренерского штаба сборной после поражения на чемпионате мира 1970 года не изменила ситуацию — постоянным игроком старта я остался и с приходом Владимира Кондрашина.
Я накопил опыт психологической устойчивости в стрессовых ситуациях. Не раз и не два, а постоянно я брал на себя ответственность в решающие минуты концовок тяжелых игр. Я научился бросать штрафные без промаха, как автомат. На тренировках я забивал 80 штрафных бросков из 80. В экстремальных игровых ситуациях у меня было умение оставаться самим собой и сохранять стабильность броска. Меня нельзя напугать давлением и агрессивной игрой. Мне четыре раза ломали нос в борьбе под щитами.
Я привык бороться за свое место на площадке, за свое право на решающий бросок. Я прошел школу свердловского «Уралмаша», ЦСКА и национальной сборной, когда более опытные игроки и тренеры пытались это право оспаривать. В «Уралмаше» «старики» гоняли меня первые полгода, как щенка, — во втором сезоне они стали моими верными соратниками и «подносчиками снарядов». На первой моей тренировке в национальной сборной Модестас Паулаускас умышленно засветил мне мячом в лицо, — в скором времени и на долгие годы он стал моим лучшим другом в сборной. А сколько мне пришлось доказывать тренерам, что моя «индивидуалистичная» манера игры, столь противоречащая канонам советского спорта, приносит команде суперрезультаты! К счастью, я всегда доказывал это не словами, а 20-30-ю очками за игру, которые я методично набирал раз за разом.
Мое мастерство полностью отшлифовалось, я обрел полную психологическую уверенность в себе. Сформировался мой фирменный стиль — взрывная игра с резкими сменами темпа и направления движения, а главное — знаменитый бросок в прыжке. Избавляясь от опеки соперников, чтобы выйти на прыжок с последующим броском в кольцо, я освоил собственную манеру игры: после движения «вниз», что на баскетбольном языке означает «по направлению к кольцу соперника», я вдруг резко останавливался и шел «вверх», обретая свободное пространство с выходом на атакующую позицию. Раз за разом оттачивая это движение «вверх» на тренировках и применяя его в играх, я добыл сотни очков и десятки побед для своих команд.
Я очень хорошо подготовился к Олимпиаде в Мюнхене. У меня есть опыт, собственный стиль, здоровая спортивная наглость, отменная физическая форма.
Всему этому будет грош цена в случае нашего проигрыша. Никто не вспомнит о спортсмене Белове, который набрал сколько-то там очков в финале мюнхенской Олимпиады, который русские опять «слили» американцам, и выиграл несколько других соревнований, на которые сильнейшие американские команды не приезжают. В какой- то степени этот финал — тест всего моего предыдущего жизненного пути и во многом предопределение пути будущего. Поэтому гораздо важнее не то, что позади, а то, что впереди у меня.
А впереди у меня — два штрафных броска и 55 самых страшных, самых важных, решающих секунд этой кошмарной игры, победа в которой уже была у нас в кармане. Впереди в случае поражения — долгие годы трагических воспоминаний об этой упущенной возможности и новые, еще более тяжелые тренировки в надежде все-таки покорить олимпийскую вершину. Когда меня после спрашивали, что бы я сделал, если бы после допущенных мной в финале ошибок команда проиграла, я всегда твердо отвечал: «На следующий день пошел бы в зал тренироваться». В случае победы — триумф, равного которому нет в спорте и нет в жизни. Триумф, который изменит жизнь двенадцати игроков и их тренера навсегда.
Но пока что мне просто нужно дважды попасть в кольцо с линии штрафных. Сколько раз я делал это в самых разных играх, в разных ситуациях. Нет, без ложной скромности, я действительно умею бросать штрафные. Не раз их хладнокровное и безупречное исполнение приносили моим командам победы на последних секундах матчей. Правда, в самом важном матче моей жизни — в олимпийском финале в Мюнхене — я уже умудрился один раз промазать штрафной — в самом начале второго тайма. Это не должно повториться. Я не думал об этом, перед исполнением штрафных вообще ни о чем нельзя думать — верный шанс, что промажешь. Я просто был уверен, что забью два из двух. Подсознательно я уже был в игровой ситуации после начала отсчета времени.
Наконец, пауза в игре завершилась. Команды вернулись на площадку, и судья передал мне мяч для исполнения штрафных бросков. В случае их стопроцентной реализации наше преимущество составит 4 очка за 55 секунд до конца, значит, у нас будет последняя атака и минимум «+2». Это хорошие шансы на победу, которую мы заслужили.
Привычным, доведенным до автоматизма движением я бросаю мяч в кольцо.
Я промахиваюсь.
Бог наказал меня за самоуверенность. Мой промах не был срывом, потерей концентрации, отказом от борьбы, ведь через пару секунд я уверенно забил второй штрафной, что сохранило нам шансы на борьбу и победу. Видимо, просто было суждено, чтобы мы пережили все последовавшее.
Ждать оставалось недолго. Чудовищно точный бросок Форбса, отчаянная неразбериха под щитом соперника, дикий по своей нелепости пас в никуда Сашки Белова, перехват и отрыв Коллинза, фол Саканделидзе. Ликование американцев, невероятное напряжение с запуском и перезапуском последних трех секунд. Золотой пас Вани Едешко и золотой бросок Сашки. Скандал, устроенный американской командой, напряженная ночь ожидания переигровки. Великолепный по своему драматизму финал, завершившийся свержением с трона его многолетнего обладателя.
В этом матче — вся моя жизнь. Думаю, что также и жизнь других игроков советской сборной, впервые в ее истории ставших олимпийскими чемпионами. Впрочем, все это настолько важно для меня, что я попробую рассказать обо всем подробнее и с самого начала.
Глава 2
ВО ГЛУБИНЕ СИБИРСКИХ РУД.
Россия — уникальная страна. Уже Москвы и Санкт-Петербурга хватило бы с лихвой для величия и славы могучей и самобытной державы. Но ведь это далеко не все, хотя нашим столичным жителям порой и кажется, что жизнь ограничивается третьим транспортным кольцом! За его пределами — центральная полоса, воспетая Некрасовым и Паустовским, потрясающий Русский Север, плодородные воронежские черноземы, Кубань и Ставрополье с их особенным жизненным укладом. На восток — великая Волга, прибрежные просторы которой переходят в оренбургские степи и предгорья Урала, а затем и сам он — седой уральский хребет, разделяющий материк на Европу и Азию, природная кладовая и царство знаменитых русских мастеровых.
