Василий Панов - Рыцарь бедный
Присутствовавший на матче А. Ромашкевич вспоминал: «Вечером я направился в шахматное общество, несколько запоздав к началу игры. Когда вошел в помещение клуба, то из-за массы публики еле-еле пробрался в зал, который был битком набит. В другой комнате с застекленными дверями стоял шахматный стол, за которым сидели Чигорин и Тарраш. Здесь же сидели и секунданты знаменитых маэстро, а также лица, передававшие в общий зал сделанные ходы, кои отмечались на демонстрационных досках и тут же разбирались и критиковались зрителями, расположившимися целыми группами за шахматными досками. В этой комнате царило страшное оживление, слышались горячие споры, даже крики с выражением то одобрения, то порицания… Михаил Иванович страшно волновался. Да, действительно, и Чигорин был далеко не тот Чигорин, которого я видел девять лет назад в полном расцвете сил. Прошедшие годы явно наложили свой тяжелый отпечаток на весь облик Михаила Ивановича. В волосах появилось кое-где серебро, на лице начали выступать морщинки, сам Михаил Иванович не то пополнел, не то обрюзг и стал как-то плотнее и массивнее. Нервы у Михаила Ивановича были взвинчены до крайних пределов, а когда ему приходилось разговаривать кой с кем, после того как он, сделав очередной ход, выходил в зал для публики, в голосе его слышались нотки раздражения.
Собравшаяся на матч публика, как я мог заметить, резко делилась по своему составу на две половины. Первая половина, состоявшая почти исключительно из русских, имела какой-то как бы смущенный вид вследствие опасного положения партии Чигорина; другая же половина, состоявшая главным образом из немцев, попыхивавших сигарами и папиросами, имела вид самодовольный и уверенный в победе Тарраша. Кой-где слышались уже иронические замечания по адресу Чигорина, не лишенные некоторой доли злорадства и ехидства, так как с глубоким сожалением приходится сказать, что у Чигорина в то время было немало личных завистников и недоброжелателей. По моему личному впечатлению, при создавшейся напряженной атмосфере Чигорину приходилось проводить матч в исключительно неблагоприятной обстановке, что – особенно если принять во внимание крайнюю нервность Чигорина – не могло не влиять и на самый исход матча».
Нечаянно или нарочно Тарраш тоже внес посильную лепту в нервирование русского чемпиона, используя один из классических трюков зарубежных мелкотравчатых профессионалов типа Мэзона. Пользуясь тем, что игра шла в маленькой комнате, Тарраш во время партии безостановочно курил копеечные немецкие сигары, обволакивая противника облаками стойкого вонючего дыма. Чигорин же сам не курил и поэтому не выносил табачного дыма, а здесь в течение долгих часов вынужден был дышать им, подвергаясь своеобразной химической атаке. А ведь Тарраш, как опытный врач, должен был прекрасно понимать самочувствие партнера.
– Черт знает, какою вонью дышишь! – жаловался Чигорин после первой партии матча, проигранной им грубой ошибкой. – Кури он еще настоящие сигары, какие я видел на Кубе, полбеды, а так… – и Михаил Иванович безнадежно махнул рукой.
Присутствовавший при разговоре табачный фабрикант решил помочь Чигорину. На следующий день перед началом игры он торжественно преподнес Таррашу ящик дорогих гаванских сигар. Тот пришел в восторг.
– Какие замечательные сигары! – воскликнул он. – Какой аромат! Как держится пепел! Я возьму их на родину и буду курить только по праздникам!
И Тарраш отставил ящик в сторону. Только когда табачный фабрикант вежливо объяснил цель подарка и вдобавок обещал обеспечить Тарраша гаванскими сигарами на все время матча, немецкий маэстро вынужден был «признать себя побежденным» любезностью хозяев, и газовые атаки стали более сносными. Вскоре партнеров, по требованию Чигорина, перевели в большее и лучше вентилируемое помещение.
Не стеснялись с Чигориным и русские квасные «ура-патриоты», о чьих шовинистических выходках так свидетельствовал «Шахматный журнал»:
«Помимо немалочисленных личных завистников М. И. Чигорина, несочувствие которых к нему не раз проявлялось и в течение матча, стоило только Чигорину проиграть одну партию, а тем более две подряд, как уже и за стенами клуба, в самом обществе, люди, ничего не понимающие в шахматах, громко и с апломбом высказывали свои порицания ему, говорили, что Чигорин, очевидно, играет слабо, что он проиграет матч и что это будет с его стороны виной относительно русского общества и т. д. Такие толки доходили, как мы это положительно знаем, и до Чигорина и, конечно, волновали его, и без того до крайности нервно напряженного состязанием. Мы знаем, что уже после первой проигранной партии какой-то господин прислал Чигорину укоризненное анонимное письмо».
Надо признать подлинной удачей, что в такой обстановке Чигорину удалось свести матч вничью со счетом +9, –9, =4.
Тарраш играл весь матч очень осторожно и расчетливо. Интересна его дебютная тактика: белыми он почти все партии (кроме одной, игранной дебютом ферзевых пешек) начинал испанской партией, черными на неизменный первый ход Чигорина королевской пешкой отвечал французской защитой, явно избегая королевского гамбита, на который рискнул пойти лишь один раз во второй половине матча, имея перевес в два очка.
Чигорин, играя черными, из десяти испанских партий проиграл пять, выиграл четыре при одной ничьей – результат неплохой, соответствующий дебютной статистике и наших дней. Играя белыми, Чигорин в ответ на французскую защиту избирал собственную оригинальную систему, уже на втором ходу ставя ферзя перед королем. Эта система ныне называется «дебютом Чигорина», но почти не встречается на практике, так как белые сразу отказываются от преимущества выступки и дают противнику возможность легко уравнять шансы. Но в матче с Таррашем эта еще никому не известная система давала возможность избежать заранее подготовленных, «книжных» вариантов, до которых немецкий маэстро был великий охотник. Завязывалась сложная позиционно-маневренная борьба, и постепенно Чигорин создавал фигурную атаку на королевском фланге. Из десяти французских защит, игранных его новой системой, Чигорин выиграл пять, проиграл три при двух ничьих.
Полгода спустя после матча Чигорин в статье о французской защите объяснил происхождение этой оригинальнейшей теоретической новинки. Дав оценку обычных, классических продолжений, Михаил Иванович писал: «Но есть такие вторые ходы во французской партии, которые способны изменить самый характер, присущий ей в ее обычном течении. Таков, например, ход 2. Фe2, которым мне пришлось воспользоваться в матчевых партиях с д-ром Таррашем. Я должен сказать, что происхождение этого хода нужно приписать в значительной мере случайности. Я почти шутя указал на него в частном разговоре в кружке шахматистов. Но позже, рассматривая этот ход, я заметил, что он далеко не заслуживает шуточного отношения к себе. Мне бросилось в глаза некоторое отдаленное сходство создавшегося положения с тем, которое было в одной из моих партий со Стейницем… На этом и возник у меня первоначальный план развития игры, впоследствии разнообразившийся… Думаю, что случайность играла и вообще не раз значительную роль в развитии дебютов. Ход 2. Фe2 в первых четырех матчевых партиях с д-ром Таррашем совершенно лишал французскую партию ее обычного характера; придавал он известную своеобразность и в остальных».
Дебют ферзевых пешек принес поражение Чигорину, игравшему черными, а примененный им белыми гамбит коня дал лишь ничью.
Как же протекал матч?
После поражения в первой партии, игранной белыми, Чигорин одержал победы в следующих двух, после чего последовали три его проигрыша подряд. Потом Чигорин вновь одержал две победы, девятую партию выиграл Тарраш, и лишь в десятой партии была зафиксирована первая ничья. Одиннадцатой партией, выигранной Таррашем, завершилась первая половина матча со счетом +6, –4, =4 в пользу немецкого чемпиона.
После семнадцатой партии у Тарраша был перевес уже в три очка! Он писал позже в одной из своих книг: «Все считали, и я больше всех, что матч уже решен в мою пользу». Однако на финише Чигорин полностью мобилизовал себя и совершил чудесный рывок: из последних пяти партий он выиграл четыре и лишь одну проиграл, уравняв счет и сведя матч вничью.
Любопытно, что по окончании матча московский шахматный кружок пригласил обоих чемпионов сыграть новый матч из пяти партий. Чигорин согласился, но Тарраш не пожелал рисковать своим почетным результатом.
Русская и немецкая шахматная пресса была разочарована тем, что их отечественные чемпионы не добились победы, но отдавали должное и «несчастным случайностям» в партиях Чигорина, и выдержке Тарраша, и искусству игры обоих маэстро, и высокому творческому качеству большинства партий матча.
Все партии матча в том же году вышли в Германии отдельным сборником, в предисловии к которому говорилось: «Со времени великого матча Стейниц – Цукерторт 1886 года ни один шахматный матч не вызывал такого интереса со стороны шахматного мира, как матч между признанным сильнейшим немецким игроком доктором Таррашем и русским чемпионом М. Чигориным. Оба маэстро имеют не только большую известность как практики и теоретики и добились больших успехов в шахматах, но, кроме того, они еще не играли друг с другом ни одной партии. Нет поэтому ничего удивительного в том, что все с необычайным напряжением ожидали исхода матча и были уверены, что в нем будут показаны исключительные достижения».
