Андрей Васильченко - Нордические олимпийцы. Спорт в Третьем рейхе
Закат олимпийского ритуала, который можно было наблюдать в 60–70-е годы, не в последнюю очередь был связан с леваческими трактовками спортивных мероприятий. С точки зрения неомарксистов от социологии, олимпийские ритуалы являлись квазифашистским элементом, который якобы должен был использоваться для «угнетения рабочего класса». При этом представители неомарксизма, позволявшие себе подобного рода высказывания, почему-то никак не учитывали, что «социалистическая рабочая культура» отнюдь не была чужда этих ритуалов. Рабочие олимпиады, так же как обыкновенные Олимпийские игры, сопровождались зажиганием огня, церемониями, принесением клятвы, шествием знамен (преобладающе красными). Отличия были не столь уж велики, участники рабочих олимпиад клялись на верность не олимпийской идее, по рабочему социалистическому движению. Если принимать во внимание, что рабочие олимпиады проходили в 1925 и 1931 годах, то их с некоторыми натяжками можно считать предвестницами летних Олимпийских игр 1936 года. Если говорить о рабочей олимпиаде 1931 года, которая проходила в Вене, то она сопровождалась четырехчасовым шествием, которое принимали члены Социалистического интернационала (не путать с Коминтерном). Как вспоминал один из очевидцев: «Стадион был заполнен красными знаменами, маршевой музыкой и твердо ступающей молодежью… Сияющие здоровьем 35 тысяч дисциплинированных мужчин, женщин и юношей, собранных со всех частей Немецкой империи, производили весьма необычное впечатление». Открытие и закрытие рабочей олимпиады, которая проводилась под покровительством социал-демократической партии, сопровождалось исполнением песни «Когда вместе мы шагаем». Как ни покажется странным, но социал-демократические спортивные соревнования имели более ярко выраженный военизированный характер, нежели Олимпиада 1936 года, которую принято именовать «фашистской». Французский социалистический журнал «Народ» («Populaire») нисколько не стеснялся того, что на его страницах спорт был связан с военной дисциплиной: «Представьте себе бесчисленную армию юношей и девушек: сильных, здоровых, закаленных спортом, загоревших на солнце. И все они маршируют правильными полковыми порядками. Они все мобилизуются вокруг красных знамен. И эти бесчисленные батальоны маршируют несколько часов кряду. Сколько их было, этих солдат социализма и мира? Говорят, что 150 тысяч! Господин Мажино и его преемники едва ли могли собрать столько на праздновании 14 июля».
Олимпийские церемонии и отдельные их культовые составляющие однозначно указывают на трансполитическую связь этих явлений со свойственными для общества нормами поведения. В итоге ритуалы оказались частью так называемого рекордного спорта («результативного спорта»), который надо в первую очередь воспринимать как часть структуры общества. Первые устремления к результативности сначала на производстве, а затем и в спорте можно было наблюдать уже в Англии XVIII века. На континенте нечто подобное стало проявляться на рубеже ХVIII–XIX веков. Английский спорт и германская гимнастика формировались во времена «промышленной революцию) и бесчисленных политических революций 1789–1848 годов. Если на производстве оплата производилась в соответствии с количеством и качеством труда, то некоторое время спустя подобные принципы стали применяться и к спорту. В итоге он (спорт) стал держаться на трех образцах, которые пришли в него именно из сферы промышленного производства. Во-первых, использовался принцип повышения результативности, которая измерялась в сантиметрах, граммах и секундах, что дало начало так называемым с-г-с видам спорта. Во-вторых, предпочтение стало отдаваться видам спорта, в которых результат зависел от больших скоростей. В данном случае можно упомянуть всевозможные гонки, регаты, заплывы, кроссы, лыжные забеги т. д. В-третьих, в спорте проявилось пристрастие к турнирным решениям, которые могли иметь точное количественное исчисление: количество ударов в боксе, забитые голы в футболе, заброшенные шайбы в хоккее. В итоге в начале XX века всецело стал преобладать именно «рекордный спорт», принципы которого стали переноситься на будни школы и молодежную жизнь.
Именно в этих условиях в 1896 году олимпийское движение попыталось придать спорту универсальные рамки, задать ему определенный ритм, сформировав целый комплекс соревнований и состязаний. Нельзя сказать, что подобные тенденции не вызвали сопротивления. В первую очередь это касалось немецких гимнастических союзов, которые еще в 80-х годов XIX века настаивали на создании «народной физкультуры», которая должна была стать частью «возвращения к природе». Новые спортивные организации, которые ориентировались в первую очередь на результативность, «старики» обвиняли в «материализме», «бездушной механизации», «рекордном сумасшествии». Несколько позже эти требования приобрели отчетливо выраженный политический характер, так как стали звучать обвинения в «эгоизме», «неэстетичных судорогах», «потворстве немецкому влиянию». Некоторое время подобная позиция вполне устраивала национал-социалистов, по крайней мере пока они не пришли к власти.
Критика «рекордного спорта» могла звучать и из диаметрально противоположного политического лагеря. Основанный в 1893 году социал-демократами «Рабочий гимнастический союз» принципиально отказывался от «результативного спорта». Стремление к рекордам в этой организации рассматривали не только как неэстетичное, но и как вредное для здоровья. Кроме этого «рекордный спорт» воспринимался как калька с капиталистической конкуренции, а потому он провозглашался подрывающим международную солидарность трудящихся. Аналогичные позиции занимали и представители советского спорта 20–30-х годов, который представлял собой смесь физкультуры, военных маневров, политической демонстрации и массовых игр.
Вообще отношение к спорту в целом или отдельным его церемониям нельзя оценивать взглядами, присущими одному или другому политическому лагерю. Как уже было указано выше, сходные мнения могли высказывать те, кто являлся политическими противниками, а идеологические союзники во взглядах на спорт могли существенно расходиться. В качестве примера можно привести отношение к боксу. Немецкие фёлькише, консерваторы и националисты считали его однозначно не-немецким видом спорта, который подогревал у публики самые низменные инстинкты. Однако Гитлер, а затем и все национал-социалисты стали придерживаться совершенно иного мнения. Гитлер в «Моей борьбе» писал: «При этом ни в коем случае не следует отказываться от одного важного вида спорта, на который, к сожалению, и в нашей собственной среде иногда смотрят сверху вниз, — я говорю о боксе. В кругах так называемого образованного общества приходится слышать на этот счет совершенно невероятные тупости. Если молодой человек учится фехтовать и затем целые дни занимается фехтованием, это считается чем-то само собой разумеющимся и даже почетным. А вот если он учится боксу, то это кажется чем-то очень грубым. Спрашивается: почему? Мы не знаем никакого другого вида спорта, который в такой мере вырабатывал бы в человеке способность наступать, способность молниеносно принимать решения и который вообще в такой мере содействовал бы закалке организма. Если два молодых человека разрешают тот или другой конфликт при помощи кулаков, то это ни капельки не более грубо, чем если они разрешают его при помощи отшлифованных кусков железа».
С другой стороны, столь же противоречивое отношение к боксу мы могли бы наблюдать и в среде «рабочего спорта». Например, заявлялось: «Двое противостоят друг другу на ринге. Их лица в крови, поломаны кости, и тысячи самодовольно следят за этим. Они гогочут, шумят, визжат, даже повторяют движения боксеров. Это исключительно демонстрация физической силы, которая оплачивается тысячами и даже сотнями тысяч человек. Ни одна серьезная вещь в этом мире не могла бы вызвать столь живого интереса, какой вызывают чемпионаты по боксу». В то же самое время Бертольд Брехт, известный своими левыми взглядами и попытками провести «спортивно-театральную» реформу, восхищался боксом. Он даже написал биографию боксера Самсона Кёрнера, в которой восхвалял «борьбу, рекорды и риск». В «нездоровом спорте» и в боксе, в частности, Брехт видел бушующие человеческие массы, которые он мечтал перенести с арены на подмостки театра. Брехт и Гитлер были политическими антагонистами, но это не мешало им восхищаться (каждому в собственных целях) «рекордным спортом», который стал своеобразным символом XX века.
Глава 10
Берлинские старты
2 августа 1936 года в 10 часов 30 минут начались олимпийские состязания. Первым видом спорта была легкая атлетика. Вначале собравшимся в Берлине спортсменам предстояло посоревноваться на дистанции в 100 метров. Когда проходили предварительные квалификационные забеги, то темнокожий атлет из США Джесси Оуэнс еще не знал, что ему суждено стать одной из звезд Олимпиады.
