Валентин Бубукин - Вечнозеленое поле жизни
По средам и пятницам в клубе машиностроительного завода играла радиола. В субботу выступал полузапрещенный тогда живой джаз. «Радиола» стоила тридцать копеек, «джаз» – пятьдесят. Мать все время выкраивала деньги из семейного бюджета. А если не было, то занимала у соседей, потому что танцы считались культурным времяпровождением. И танцевал я подходяще. В танго у меня пять-шесть переходов было. Вальс, фокстрот, падеграс, падепаданер, «девочка Надя», вальс Бостон, краковяк – все танцы освоил. Лысеть я начал довольно рано, но тогда еще у меня была залихватская волна на голове. Девчата все не верили, что волосы такие от природы, думали, что завиваюсь. Пришлось один раз облиться водой и продемонстрировать им высохшие кудри. Самым серьезным делом было – правильно на танцы нарядиться. Бедные девушки в любую погоду приходили в нейлоновых чулках. Эти чулки прилипали, у них ноги мерзли, но надо было держать фасон. А у нас обязательно были кепки «восьмиклинки» – из восьми кусков. Вот сейчас все хотят быть крутыми, а раньше все хотели быть блатными. Раз блатной, то никто не тронет. И ходили: сапоги хромовые, обязательно немного «жуковатые» гармошкой, фикс должен быть золотой.
Мы на заводе делали фиксы из латуни и надраивали их до блеска пастой ГОИ. Еще, конечно, нужна была тельняшка, но она дорого стоила. Мы тельняшку в складчину человек на десять-пятнадцать купим, вырежем по куску и пришьем на верхнюю видимую часть рубашки. Так и идем в сапогах хромовых, кепке, тельнике, с двумя фиксами по бокам и улыбаемся в разные стороны, чтобы все видели. Из-за этой чертовой кепки я уши себе зимой отморозил, когда Зою провожал. Опухли, даже вода пошла, но красота требует жертв.
Зоя жила подальше, у санатория «Лебедь», и между нашими домами был небольшой лесок. Возвращался я как-то со свиданки часа в три-четыре утра. Подошли четверо, хотели меня раздеть, но узнали и пропустили. А утром мама мне рассказала, что на том месте ночью троих ограбили. Это, наверное, одна из положительных сторон популярности. Я уже в «Крыльях» был «звездой» районного масштаба, а хулиганами верховодили знакомые по расшибалочке Петька Цыган и Юрка Шмидт. Почему, «наверное»? Да потому что лет через пять я в аналогичной ситуации чуть не попал в довольно неприятную историю.
«Локомотив» отправлялся на матч в Ленинград. Поезд отходил часов в двенадцать ночи. Я выехал за час, сел на двадцать третий трамвай до Сокола. Вагон полупустой – человек семьвосемь, а у меня с собой было тысячу двести рублей – прихватил, чтобы купить в Ленинграде телевизор КВН. И вдруг с задней и передней подножек заходят по два бандита с ножами и начинают отбирать деньги. Ко мне подошли, и один вдруг и говорит подельнику: «Не трогай, это свой». Болельщиком оказался. Остановки через три они выскочили. У них там своя поделенная сфера действия была – четыре пролета. Как подъехали к Соколу, меня милиция и схватила. Потерпевшие показали, что я чуть ли не наводчик, что их обобрали, а «своего» не тронули. Слава богу, на месте оказался какой-то начальник, посмотрел мое удостоверение, билет, словом, быстро разобрался. Если бы задержали до выяснения обстоятельств, опоздал бы на выезд. А тогда с этим делом строго было…
Так прошла моя юность. В начале 1952 года я не явился на ответственную встречу по баскетболу, потому что в это же время играл за «Крылья». Тренер, Наталья Константиновна, выслушала мои объяснения, и к ее большой чести сказала:
– Да… Я вижу, душа у тебя лежит к футболу. Пойдем.
И повела меня на стадион «Красный Балтиец», на улицу Владика Волкова, где тренировалась команда ВВС…
3. Сталинский сокол
Было это ранней весной, в начале марта. На «Красном балтийце» нас встретил сам Гайоз Иванович Джеджелава – старший тренер ВВС. Он просматривал молодежь перед отъездом на сборы в Сочи. Тренировка проходила в зале, но то ли сквознячок дул, короче, Джеджелава выглядел очень эффектно. В кедах, трусах, гетрах и своем полковничьем кителе. Грузин все-таки, любил показаться. И опять судьба мне помогла, проверяли меня на ударах. Поставили в ворота молодого парня, а Джеджелава взял несколько мячей и стал накатывать с интервалом в две-три секунды, чтобы я бил по воротам. Затем удар с полулета, затем с отходом назад и разворотом… Закончился просмотр тем, что я сбил оконную решетку – такую рейчатую, как стеллаж в бане, под душ. Тренер, посмотрел на обломки и сказал:
– Ну что ж. Пускай ходит ко мне.
Неделю я посещал вечерние тренировки, потом прибегал домой, поем, посплю чуть-чуть и, тоже бегом, на завод в ночную смену. Через неделю Джеджелава подозвал меня и тихо сказал: «Я тебя беру с собой на юг, на сборы, но если ты кому-нибудь скажешь, то вместо тебя поедет именно он». Я, конечно, был вне себя от счастья. Мне тогда и потом снился кошмарный сон, как на зеленом газоне вдруг появляется здоровая заводская стружка. Вскакивал в холодном поту. Написал заявление, чтобы мне дали отпуск за свой счет на месяц по семейным обстоятельствам. Так бы не отпустили: режимное предприятие.
Дней через десять, явился, как и было велено, в так называемое здание Варшавского договора на Ленинградском проспекте, где была резиденция Василия Сталина. Собралось много народу, но, к своему ужасу, я не увидел Джеджелавы.
Начальник политотдела открыл собрание и представил Всеволода Михайловича Боброва как нового старшего тренера команды. Гайоза Ивановича Василий Сталин освободил. В Сочи должны были поехать шестьдесят человек, включая основной состав. Мы как-то сразу сошлись с Толей Исаевым. Он был такой же молодой и скромный, в военной гимнастерке и яловых сапогах, его только что призвали в армию с завода «Красный пролетарий». Сели вместе и стали слушать Боброва. Он зачитывал списки тех, кто через день отправлялся на сборы. На пятидесятой фамилии мы уже разуверились во всем. И вдруг в последней десятке звучит: «Исаев, Бубукин!». Да еще и в одном купе.
Место для сборов было выбрано прекрасное – среди гор, прямо на аэродроме для пограничных кукурузников. Жили тут же в военной гостинице. Прямо на взлетной полосе были нарезаны поля для каждой команды. Полеты не прекращались и во время тренировок, так что ворота были сделаны разборными, и как стрельнет зеленая ракета, все бежали готовить полосу для приземления. Я, Володин, и Исаев хватали перекладину, кто-то боковые штанги. Самолет зарулит – дают отбой, мы снова – стойки в лунки, и поехали.
Тренировались очень много и тяжело. Со вторым составом работал Щербаков Иван Иванович. Раньше он играл полузащитника, и поговаривали, что был порядочным лентяем, филонил на тренировках. А если ленивому человеку дать в руки команду, он уж отрывается «за себя и за того парня». Основной состав уже завтракает, а мы все пресс качаем. Я, кстати, на самом деле, очень ему благодарен за большие нагрузки, потому что переносил их легче, чем другие, что давало дополнительную уверенность. В город отпускали по субботам. Да нам, собственно, и выйти-то было не в чем. Благо, тогда в командах была такая дружелюбная обстановка, что «основные» Сережа Коршунов и другие – свободно давали нам «на выход» свои летные кожаные куртки. Им полагалась форма как инструкторам первой и второй категории.
И вот недели через две начались контрольные игры. Вся нервотрепка заключалась в том, что после сборов в команде должно было остаться только двадцать восемь человек. Перед каждым матчем играющий тренер Всеволод Михайлович называл состав дубля, запас к нему, запас к «основе» и, наконец, основной состав. Те, кого не упомянули, собирали вещи и вечерним поездом отправлялись назад в Москву. Естественно, каждое утро, когда происходила такая перекличка, мы с Толей дрожали от страха. Особенно я, потому что его-то с самого начала несколько раз выпустили в стартовом составе. Каждый день отчисляли по несколько человек. И вот в один из дней я не услышал своей фамилии. Внутри все упало – целый месяц вкалывал до седьмого пота, а теперь не видать мне большого зеленого поля стадиона «Сталинец»… От обиды практически ничего не слышал, только увидел радостное лицо Исаева и почувствовал, как он хлопает меня по плечу. Это казалось настолько невероятным, что я просто отключился до того, как огласили одиннадцать главных фамилий. Я выхожу в стартовом составе на встречу с куйбышевскими «Крыльями»! Левым краем! Справа играют Волков и Федоров инсайда. Центральный нападающий – Сережа Коршунов, и рядом со мной Бобров!
В первом же моем дебютном матче вышла довольно комичная ситуация. Дело в том, что авторитет Всеволода Михайловича был столь высок, что практически не было такого игрока, который не отдал бы ему пас на бобровское «Дай!» И в хоккее, и в футболе. И дело не в какой-то боязни, просто партнеры знали его манеру: он мельтешил, делал вид, что устал, но вдруг мгновенно взрывался, и не отдать ему в этот момент преступление… Только не для такого молодого и зеленого, как я. В один из моментов я всем корпусом показал ему, что буду играть в стенку, он даже двинулся навстречу, защитник поймался на движение, я легко обвел его, вышел к воротам и ударил. Мяч попал в штангу, отскочил прямо на голову Боброву, который и добил его в сетку.
