ХРОНИКИ ДАО - Deng Ming-Dao
Тут он решил, что никогда до этого не обдумывал уже прожитое. Он позволил Великому Мастеру и дедушке выбрать для него жизненный путь; и он честно следовал предложенным путем. Теперь же его душа разрывалась между двумя противоположностями: между богатством и бедностью, между обязанностью и желанием, между отшельничеством и блеском светской жизни. Он закрыл свой разум для всех социальных проблем, предаваясь либо обучению, либо развлечениям, которые мог себе позволить в качестве члена родового клана Гуань. Там, в Хуашань, он познал жгучий вкус нового знания; возвращаясь домой, он бросался к красивой одежде, холеным скакунам, окунался в роскошные празднества, наслаждался внимательной предупредительностью слуг, коллекциями произведений искусств и редкого оружия. До сегодняшнего дня он совершенно равнодушно относился к противоречиям своего восг'тания, к требованиям родителей и чувству ответственности перед остальными представителями клана. Честно говоря, он просто уходил от ответственности.
Сайхун присел на берегу пруда, перед бельведером – там, где в свое время он часто сиживал с дедом и бабушкой. Но странно: ни воспоминания, ни вдохновение от картин прошлого не появились у него в душе. Видно, ему действительно нужно было избрать свой собственный путь. Поразмыслив над возможными вариантами, Сайхун решил покинуть имение семьи Гуань.
Он знал, что дедушка и бабушка будут поддерживать его духовно и материально; более того, он любил их обоих, но вместе с тем понимал, что их время клонится к закату. Не сомневался Сайхун и в том, что родители не одобрят его решение; но это не волновало его, потому что он уже давно нашел их жизненные позиции неприемлемыми для себя. Что же касалось его дядьев и теток, то он просто устал от их дрязг и отвратительных межродственных интриг, так что распрощаться с ними было бы настоящим удовольствием. Сайхун заранее представлял, какой кавардак поднимется при известии о его решении. Он был уверен, что дедушка и бабушка скорее всего согласятся со сделанным выбором, но неодобрение остальных членов клана Гуань было неизбежно.
Обет отшельничества, вступление в религиозный орден не поощрялись. Слово «отшельник» в Китае дословно обозначало «тот, кто покинул собственную семью», и поступать так в конфуцианском обществе (одним из принципов которого была обязательная сыновняя преданность) считалось большим грехом. Человек, который принял обет отшельника, становился действительно никем, ибо все, что было связано с ним, – имя, упоминания в родовых летописях, молитвенные записи в семейном храме – короче, все следы с ненавистью стирались. Отшельник автоматически лишался возможности наследовать достояние клана, воспитывать потомков и заботиться о приумножении богатства своей семьи. Терял он и социальный статус.
Потом Сайхун решил проведать деда. Войдя в библиотеку – ту самую, где он впервые встретился с двумя служками, – он тихо объявил о своем решении.
Услышав слова внука, Гуань Цзюинь откинулся на стуле и задумчиво потрепал себя за бороду. Он долгое время молча смотрел на внука, а потом неторопливо заговорил, с особой тщательностью подбирая каждое слово:
– Я отправил тебя на гору, чтобы ты учился, развивал свою силу, привык к самодисциплине, обрел нерушимые жизненные принципы и железную волю; но я надеялся, что ты вернешься в лоно своего рода.
Сайхун молчал. В это время он думал о своих товарищах по учебе, которые также закончили свое обучение в Хуашань и теперь действительно вернулись к обычной жизни, чтобы стать учеными, художниками, знатоками боевых искусств или просто эксцентричными паломниками. Безусловно, каждый из них представлял собой незаурядную личность, но мало кто решился оборвать все связи с миром. Среди тысяч тех, кому выпало учиться в священных горах, лишь единицы могли (или имели такую возможность) выбрать в качестве жизненного пути аскетизм. На мгновение Сайхун заколебался.
– Ты являешься членом великого и древнего клана, – продолжал дедушка. – Богатство, слава и власть принадлежат тебе по праву рождения; можно даже сказать, они вменяются тебе в обязанность. Ты можешь наслаждаться всем этим. Пока ты здесь, тебя не одолеют жизненные заботы. Действительно ли ты хочешь отречься от всего этого?
В этот миг Сайхун физически ощутил всю вековую славу этого имения – огромного дракона, раскинувшегося у подножия горы. Тогда он подумал о своей судьбе еще раз, но вместо чувства сожаления с удивлением обнаружил в себе лишь странное чувство скуки, а еще удивительный душевный подъем. Он посмотрел себе под ноги и, не поднимая головы, тихо произнес:
– Да.
Тяжело вздохнув, Гуань Цзюинь кивком дал свое согласие на решение внука.
Новость о решении Сайхуна быстро облетела все поместье. Сайхун пытался как можно больше времени проводить в спокойной тиши сада, но все равно то и дело чувствовал на себе неодобрительные косые взгляды.
С родителями же дело дошло до откровенных стычек, продолжавшихся изо дня в день. Они понимали бесполезность собственных аргументов – ведь сам патриарх клана одобрил решение юноши! – но все равно пытались протестовать. Мать огорчало то, что Сайхун не желает стать ученым; отец приходил в ярость при мысли, что его наследник никогда не будет солдатом. Они не перестали возмущаться даже в день отъезда Сайхуна из дому.
– Вы нисколько не думаете обо мне как о человеке, – не выдержал наконец Сайхун. – Вы желаете мне другой участи лишь потому, что это придаст престижа вам и остальным членам рода.
– Я как раз имею в виду твою обязанность как личности, – буркнула мать. – Неужели ты настолько лишен сыновней преданности, что совершенно забыл о том, каковы твои обязанности? Ты должен быть настоящим членом общества, работать на благо его и во имя своей семьи. Подумай о своем пренебрежении обязательствами!
– Да-да! Хорошенько подумай об этом! – не сдержался отец. – Вместо того чтобы выполнять свои священные обязанности, ты намерен удрать и превратиться в презренного монаха! Интересно, что хорошего ты нашел в тупом следовании за каким-то дряхлым стариком, который бродит по голым горам? Что, черт побери, делает этот священник кроме того, что сиднем сидит весь день напролет, создавая видимость, что бормочет под нос священные тексты? Все эти священники просто дурачье, они свинцовым грузом висят на ногах общества. Нищие лентяи, не желающие работать! Ты задумывался о том, что они напыщенно несут свою печать духовности, злоупотребляя трудом и терпением остальных? Они живут, паразитируя на результатах общественного труда.
– Твое отречение ради религиозной жизни покрывает нашу семью позором, – продолжала мать. – Если не хочешь иначе, то подумай о возвращении в семью хотя бы потому, что это твой долг в оплату за все, что сделали мы, выращивая тебя с пеленок.
Сайхун вскочил на ноги. Его родители не шевельнулись; они продолжали сидеть в напряженных, каких-то официальных позах. Сайхун попытался высказать им все, что чувствовал: тщетно, у него не находилось ни разумных доводов, ни простых и доходчивых возражений. Давление этого дня все росло у него в голове, пока не взорвалось напряженными и резкими словами прощания:
– Послушайте, я зашел лишь для того, чтобы попрощаться. Если бы я был столь же черств, как вы или мои братья, то даже не вошел бы в ваш дом и уж, конечно же, не попрощался. Я бы сам решил свою судьбу, а вы, проклятые оппортунисты от этого мира, покатились бы к черту! Но все же я пришел. Разве это не доказывает, что я выполняю свою последнюю сыновнюю обязанность? Мой разум готов. Я ухожу!
И он поспешно бросился из комнаты; вслед ему неслись сердитые выкрики разъяренного отца. Паническое чувство волной охватило Сайхуна: ему вдруг захотелось немедленно покинуть имение. Но он все еще находился в келье из собственных обязанностей. Предстояло пройти еще через одни врата испытаний, поговорив с той, кого он должен был предать.
Когда Сайхуну было пять лет, его помолвили с девочкой на два года старше его. Когда девочке исполнилось девять лет, будущие свекры забрали ее в дом клана Гуань, чтобы воспитать ее как невесту своего сына. Это было распространенным явлением, которое позволяло добиться полного согласия будущей невесты с членами семьи мужа. Когда Сайхун зашел к ней, чтобы попрощаться, слезы уже блестели на глазах девушки.
– Если ты покинешь меня, я стану старой девой, – безостановочно всхлипывала она.
Сайхун посмотрел на нее. Одетая в свою лучшую рубашку, с волосами тщательно причесанными и украшенными цветами, девушка отдела посреди прекрасной гостиной. Сайхун видел, что весь ее мир не простирался дальше женской половины дома. Его невеста была дочерью очень влиятельного генерала, и этот предполагаемый брак должен был упрочить узы двух семей. Он знал, что девушка только о том и мечтала, чтобы стать его женой, – иначе для чего ее так долго воспитывали?
