Стив Фридман - Ешь правильно, беги быстро. Правила жизни сверхмарафонца
«Великий Марафон» проходит не только по святым местам горы Хиэй, но и по улицам города Киото. Монахи бегут мимо лавочек с лапшой, стрип-клубов, останавливаются, если кто-то из горожан просит их благословения.
Все книги говорили об одном: награда за подобные усилия лежит за гранью физических возможностей человека, она не измеряется рамками скоростной работы или добытыми победами.
Пока я превращался из обычного парня из Миннесоты в двукратного победителя Western States и «выпускника» школы сверхмарафона, к нам в магазин время от времени захаживала одна женщина-массажист. Она говорила, что веганство – это, конечно, хорошо, но если я действительно хочу до конца раскрыть свой потенциал и стать абсолютно здоровым, я должен перейти на сыроедение. Гидеон тогда было за сорок, но она выглядела как двадцатипятилетняя девушка, ее глаза сияли особым ярким светом. Когда-то она жила в коммуне и каждый раз, заглядывая к нам, говорила, что если я перестану готовить еду, то буду чувствовать себя настолько же лучше, как когда отказался от мяса. Она дала мне почитать книгу «Сила сыроедения»[19] Экхарта Толле. И хотя в целом мне эта затея показалась достаточно унылой, кое-какие идеи по части салатов меня заинтересовали. Я, став веганом, дважды подряд победил в Western States. Может, сыроедение принесет больше побед?
В общем, я решил опробовать этот подход. Я ел салаты с грецкими орехами, много миндального соуса и молодых кокосов. Я готовил сыроедные лепешки тако и ел их с «мясной» начинкой – пастой из семечек подсолнечника, завертывал в капустные листья гуакамоле и помидоры. Именно тогда я научился делать вкусные смузи, которые до сих пор ем на завтрак.
Познакомившись с сыроедением, я узнал, что термообработка, приготовление пищи на пару или углях – не единственные способы радикальной обработки пищевых продуктов. Я, например, раньше и подумать не мог о том, чтобы употреблять капусту кале (ее еще называют кучерявой капустой и итальянской капустой лацинато), особенно в сыром виде. Ее листья сморщенные, почти черные, и по текстуре напоминали кожу крокодила. Я полагал, что вполне достаточно того, что неплохо справляюсь с салатом романо и шпинатом. Но это волокнистое нечто? Ну уж нет. Так я думал до тех пор, пока не узнал, что если плотные листья кале посолить, сдобрить уксусом, лимонным соком, все хорошенько перемешать, а затем добавить немного авокадо и помидоров, то получится салат с нежными, мягкими листьями с непередаваемым ярким вкусом. Сыроедение показало, как же сильно я обкрадывал себя в плане вкуса, сидя на веганской диете.
Конечно, с сыроедением все непросто. Мне нужно было постоянно контролировать, достаточно ли я потребляю калорий. Стало еще сложнее питаться в ресторанах. Когда мы собирались с друзьями и каждый приносил свою еду, тоже были свои сложности. Но зато я стал питаться такой вкусной пищей, какую никогда раньше не пробовал. Переход на сыроедение помог научиться более остро ощущать свежесть пищи: я мог по вкусу моркови определить, когда ее выдернули из грядки.
На своем третьем Western States я попал под атаку других бегунов. Если ты два раза кряду выигрываешь один и тот же забег, ты превращаешься в мишень.
У меня был сильный соперник, Чед Риклефс, взрывавший мир сверхмарафонов своей скоростью. Он говорил, что повиснет у меня на хвосте, а в конце забега «сделает». Я не возражал, пусть бахвалится: когда я был новичком, я и сам такое говорил.
Частично затея Риклефсу удалась. По ходу забега он держался рядом со мной. Он висел у меня на хвосте. Когда я прибавлял скорость, он тоже бежал быстрее. Когда я сбавлял темп, он тоже замедлял бег. Когда на тропу внезапно вышел медведь, я резко остановился, Риклефс остановился тоже (правда, когда я замахал руками на медведя и заорал на него, Риклефс стоял как вкопанный и ничего за мной не повторял). Невероятно, но когда я останавливался отлить, Риклефс делал то же самое. Он был парнем невысоким, в огромных солнечных очках. Когда Дасти встретил нас на Равнине Робинзона, он тут же заявил, что моя «тень» напоминает кузнечика.
– Привет, Кузнечик! – орал Комок Пыли. – Беги свой чертов забег!
Или:
– Эй, Кузнечик, посмотрим, как ты запрыгаешь, когда мы тебя тут бросим!
Не знаю, то ли из-за оскорблений Дасти, то ли потому, что я бежал со слишком высокой для него скоростью, то ли из-за медведя или дикой жары, в которую проходил забег, но Риклефс вскоре после этого отстал и исчез из виду.
Я бежал третьим, вспахивая пыльные тропы и снежные вершины, слушая журчание невидимых ручьев, вытекавших из окружавших нас ледников.
Забег проходил так, как я себе представлял. А потом случился «вынос тела», обычный для Western States, но на этот раз в буквальном смысле этого слова. Я только-только выбежал из небольшого шахтерского городка под соответствующим названием Последний Шанс[20] и по каменистой тропе начал спуск в каньон Дедвуд. Пытаясь ускориться, я перешел на более широкий шаг и ступил в расщелину меж двух камней, скрытую под сухими дубовыми листьями. Раздался щелчок и звук, похожий на звук рвущейся материи или бумаги. И только потом я почувствовал боль. Вместе с болью пришло понимание: это – всё. Это не просто вывих, это порванные связки. Я был на 44-й миле, и бежать нужно было еще 56.
Случись это двумя годами раньше, я бы просто сцепил зубы и продолжил бег. Но сейчас я был умнее. Я лучше знал свое тело. Я лучше знал, что такое сверхмарафон. И, самое важное, знал, что главное не сила, а фокус внимания. Здоровье важно для того, чтобы бегать сверхмарафоны. Но для того, чтобы бегать их хорошо, нужна сила разума.
Во-первых, я позволил себе ощутить боль, почувствовать себя плохо, расстроиться и дать выход эмоциям от неожиданных потерь, которые мы испытываем и в марафоне, и в личных отношениях, и на работе. И пока я спускался милю вниз по тропе, а потом бежал в гору к станции помощи у Пальца Дьявола, до которой было еще четыре мили, мне было плохо, но я продолжал бег.
Во-вторых, я оценил активы и пассивы. Я умру? Я могу опираться на больную ногу? Я ее сломал? Ответами на эти вопросы были: «нет» (или «не прямо сейчас»), «да» (по крайней мере, немного) и «нет». Иногда для определения степени повреждения и того, усугубится ли оно, если ты продолжишь движение, нужны врач или медсестра. Но у меня уже был кое-какой опыт в этом плане. Я прикинул, что особой опасности не было.
В-третьих, я оценил, что можно сделать, чтобы улучшить ситуацию. Остановиться и приложить лед – не выход. Отчасти потому, что это заняло бы много времени, а его у меня не было. Но, главное, я знал, что когда лодыжка опухнет, это принесет некую стабильность. Само воспаление станет естественным гипсом. Я знал, что будет очень больно, но также знал, что смогу эту боль выдержать.
И, наконец, нужно было отсечь все спутанные мысли и эмоции: «Почему это случилось?», «Сейчас будет очень больно», «Как можно в таком состоянии продолжить бег?», «задвинуть» их в самый дальний уголок разума, откуда они перестанут меня доставать. Один из способов справиться со всем – просто сфокусировать внимание на задачах текущего момента и позитивных сторонах сложившейся ситуации. Задачи – участить шаг и мягко приземляться на ноги. Позитивный момент – боль в ноге помогла отключиться от ощущения общей усталости, жажды и иных болей, непременных спутников Western States.
Я мысленно поставил галочки в своем «списке» и продолжил бежать. Через восемь миль я нагнал Скотта Джона и вышел на второе место. Я старался двигаться так, чтобы ни на мгновение не показать хромоту. Соперники не должны видеть «больного зверя». Слабых волки обычно съедают в первую очередь.
Я прибежал на станцию помощи «Мичиган Блафф» на 55-й миле уже после того, как лидер забега Том Джонсон ее покинул. Джонсон дважды выигрывал Western States, у него за плечами была победа в чемпионате США в «гладком» беге на 100 километров.
Мне нужно было опять включить свое сознание. Я повторял: «Ты можешь это сделать, ты можешь». Мне по-прежнему было плохо. Я выпил бульона. Вздохнул. И побежал дальше. На 58-й миле я обогнал Джонсона и на 62-й миле на станции помощи на Лесном холме встретился с парнем, который мог заставить меня бежать и выиграть, даже если бы нога совсем отвалилась.
Дасти знал, что случилось со мной на 55-й миле, но пока бежали, не подавал виду. Он, как обычно, обзывался. Говорил о море пива, которое ожидает нас в конце забега. Даже, возможно, сказал, что Том Джонсон – сцыкота, и запустил пару шуток про Кузнечика. А когда я спросил, сидит ли кто-нибудь у нас на хвосте, ответил: «Девки, Джурка, за тобой бегут крутые девки!» Главное, что он не кудахтал надо мной, как наседка.
Я выиграл Western States третий раз подряд, показав рекордное время 16 часов 38 минут. Я «сделал» Тима Твитмайера на 40 минут (Джонсон сошел с дистанции вскоре после того, как я его обогнал). Я остался на финишной прямой и сидел с поднятой ногой, ожидая Твитмайера, Скотта Джона, Крутого Томми и остальных бегунов.
